Оставался ещё целый месяц до начала Ахета, как древние египтяне называли сезон дождей и разлива рек, длившийся с 15 июня по 15 октября, когда Суппилулиума Первый, царь хеттов, вышел со своим войском на каменистый берег верхнего Евфрата. Стояла трудная пора зноя и засухи. Молодого царя, только принявшего власть из рук умирающего отца Тутхалии Третьего, отговаривали от похода в столь неблагоприятное время, но он не стал слушать советников и двинулся в путь, сам выказывая всем твёрдость и великую выдержку. С неба раскалённой лавой падала на головы воинов жаркая духота, солнце успело выжечь едва народившуюся зелень, мелкие речушки пересохли, но хетты, повинуясь воле правителя, будто совершив немыслимый прыжок, через три дня и три ночи подошли к Евфрату. От бешеной реки потянуло столь спасительным холодком, что все замерли, точно столкнувшись с чудом. Берущая своё начало недалеко в горах река, бурля и пенясь, сохраняла хлад вечных ледников.

Воины с облегчением приняли приказ о стоянке. Несмотря на повязки с узкими прорезями для глаз, которыми были обмотаны лица хеттских всадников и пешцев, многие из них время от времени падали в обморок от изнуряющего долгого похода, и лишь глоток воды приводил их в чувство. Свою родную реку в Хатти Кызылырмак они пересекли трое суток назад, пустившись в долгий и утомительный путь по каменистым тропам да безлюдной, дышащей зноем пустыне, и вот первая стоянка.

По дну отвесного скалистого уступа, возвышавшегося над пенистой стремниной, с громким шумом стремительно нёсся мутный речной поток, завывая и разбиваясь об острые камни тысячами мелких брызг. Он диким рёвом возвещал о себе, спеша в плодородную долину, чтобы наполовину затопить и её, и царь, сняв бронзовый шлем, несколько мгновений с наслаждением слушал яростную речь этой известной малоазиатской реки, не столь ещё широкой в истоке. Сразу же дохнуло острым холодком, и все военачальники, следовавшие за своим полководцем, млея, прильнули к этому колдовскому морозному дыханию, ибо оно слизывало с их жарких лиц грязный пот и остужало горячие головы. Клокочущий выговор Евфрата казался созвучным их родному резкому языку, а его пенная бранная мощь — их отважным нравам. За этой рекой, на другом берегу, начиналось богатое государство хурритов Митанни, и вождю хеттов предстояло завоевать его или умереть. Но о смерти он не думал. Хотя от одной мысли о будущих сражениях сладкой тревогой наполнялось сердце — вождь хеттов боготворил сечи и не ждал лёгких побед. Хурриты не могли оказать им яростного сопротивления, но они дружили с египтянами. Последние два царя Египта — Тутмос Четвёртый и его сын Аменхетеп Третий — были женаты на митаннийских принцессах, государства имели дружественные договоры о взаимопомощи, в том числе и в военных делах, а потому вторжение хеттского самодержца в Митанни могло привести и к войне с Египтом. А искать схватки с ним — всё равно что будить спящего льва. Но Суппилулиума словно этого и добивался, отдав решение столь важного вопроса в руки самого Тешуба, бога грозы. Как он решит, так и будет. Если б ему удалось завоевать Египет, сильнее вождя хеттов не было бы во всём Средиземноморье. А кто не мечтает о такой славе? Разве что глупцы.

Холодный ветерок игриво вздёргивал чуть тронутые сединой чёрные кудри восточного государя, а река окропляла широкий лоб и крупной лепки смуглое лицо мельчайшими брызгами воды. Несколько минут прошло в полном молчании и суровой неподвижности. Лишь воинский стяг хеттов — двуглавый орёл на голубом фоне — гордо трепыхался за спиной царя.

Оруженосец не выдержал, соскочил с лошади, спустился к воде, зачерпнул в костяной рог воды и поднёс её своему повелителю. Последний сделал глоток, и тотчас заломило зубы, столь она была холодной, а потому переходить реку вброд не имело смысла, воины только ноги перестудят. Суппилулиума выплеснул остатки воды, и многие воины, томимые жаждой, настороженно взглянули на правителя, узрев в том знак запрета.

— Вода хороша, да рот сводит, — слезая с коня, бросил своим помощникам вождь хеттов. — Не поите ею сразу лошадей, пусть немного согреется! Будем мастерить два моста для переправы. До утра их надо перекинуть.

Этот приказ означал и стоянку. Тотчас послышались громкие, отрывистые выкрики, и войско зашевелилось, рассыпалось на отдельные группы: кто-то стал валить деревья, подтаскивать к скалистому берегу, сбивая, увязывая их в широкий крепкий помост. Задымили кострами кашевары, слуги быстро поставили царскую палатку и укрепили складную походную койку с львиной головой в её основании, такие же лёгкие стульчики и даже разборный круглый стол. Всё это начальник дворцового хозяйства заказывал и покупал в Египте. Простые, но удобные вещи. Теперь такие же стали делать ремесленники и в Хаттусе, главном городе Хатти, как звали хетты свою державу, но почему-то они быстро ломаются. Странная вещь для понимания Суппилулиумы, ведь всё так просто. Зато хетты лучше других воюют. Они под его предводительством завоевали всю Арцаву, объединённые мелкие княжества на юго-западе Малой Азии, выходящие к Эгейскому морю, вместе с Вилусой, частичкой Троянского царства. Вглубь самой Трои, имевшей мощные оборонительные крепости, Суппилулиума пойти не отважился. Потом он покорял Лувию, находящуюся на юге, мелкие племена, разбросанные по длинному малоазийскому побережью Чёрного моря, расположенное там же, только западнее, небольшое государство Ацци-Хайасу. Впрочем, с вождём последнего Хукканой хеттский правитель заключил мирный договор, зная, что хайасы будут стоять насмерть, защищая свои горные земли, и даже отдал ему в жёны свою сестру.

Суппилулиума, возможно, пошёл бы и дальше, но пришло известие о смерти отца, и он вернулся. Тутхали умер плешивым стариком, окружённый гремя юными наложницами, которые каждую ночь согревали его. Как сообщил главный евнух, царь ещё пытался заигрывать с ними, рассудок не мог смириться с беспомощностью плоти, и что-то, видимо, получалось, ибо самодержец оглашал дворец неистовыми выкриками, но чрезмерное сладострастие и свело властителя раньше срока в могилу. В его возрасте можно было бы и поберечься, но он никогда не знал удержу в наслаждениях: любил поесть, да так, что потом стонал, и лекари с помощью рвотных упражнений вычищали круглое брюхо, любил не в меру выпить, после чего мог голым валяться в клубке наложниц, а наутро снова звал лекарей, и те поочерёдно снимали головную боль правителя. Со стороны многим придворным казалось, что Суппилулиума потому и проводит всё время в дальних походах, дабы не видеть позор отца, и по-своему сочувствовали ему. Они не знали того, что сумели сразу же постигнуть военачальники великого полководца: царевич наслаждался запахом сражений, как Тутхали млел от ласк своих наложниц и смаковал глоток за глотком душистое сладкое вино, привезённое из Египта, где умели создавать царственные ароматы. А потому, едва вступив на престол в 1380-м году до нового летоисчисления и переговорив с чиновниками, дав каждому чёткие задания, которые те были обязаны свершить до его возвращения, оставив за себя своего сына и наследника Мурсили Второго, властитель, не дав войску и недели передышки, удалился, приласкав жену лишь единожды за всё время. Женские ласки его размягчали и вгоняли в уныние.

Зато проскакав трое суток в седле по знойным тропам пустыни, царь Хатти, не чувствуя спины, онемевшей от тряски, сладострастно опустился на жёсткое ложе и закинул руки за голову. Не снимая доспехов, закрыл глаза и тотчас заснул. Ему приснилось, как он летит мимо гигантских египетских пирамид, о которых все уши правителю прожужжали советники, и вдруг одна из них, приняв очертания огромного жука-скарабея, существа божественного в понимании египтян, начинает двигаться на царя. И вот уже усы, как тонкие кожаные петли, свистят в воздухе над его головой, кругами снижаясь к нему, готовые удавкой стянуть шею. Короткие ножки скарабея, почти невидимые, когда тот, являясь в натуральную величину, ползёт по земле, теперь были подобны толстенным и необхватным колоннам, и от каждого их шага песчаная земля содрогалась на десятки сажен окрест.