— Да, ты прав, — застыв от страха, еле выговорил Илия. — Уж лучше здесь.
5
Аменхетеп Третий, девятый фараон восемнадцатой династии, уже давно прихварывал. Годы брали своё, он разменял четвёртый десяток, и некогда чёрные как смоль волосы поседели, стали редкими и ломкими. Лекари, подолгу рассматривая каждый выпавший волос, лишь вздыхали и опускали глаза, боясь говорить правду. Всё свидетельствовало о том, что дни фараона близятся к концу.
В начале третьего тысячелетия до христианской эры Египет, как никогда, был велик и силён. Прадед Аменхетепа Третьего великий Тутмос Третий, правивший век назад, необычайно расширил владения своей и без того большой державы. Будучи бесстрашным полководцем, он вторгся в Палестину, взял города Газа и Мегиддо. Чтобы завоевать последний, он одолел самый труднодоступный перевал, шёл впереди многочисленного войска по узкой обледенелой тропе над пропастью, ведя за собой коня. Вслед за Палестиной Тутмос завоевал большинство областей Сирии, Переднюю Азию. Митаннийское царство, Эфиопию и целый ряд малых и больших городов, превратив Египет в огромную державу, которой не было равных.
Такой она и оставалась вплоть до правления Аменхетепа Третьего, пока не начал свои походы Суппилулиума, понемногу урезая великую державу, и наместник фараона в Азии, грозно называвшийся «начальником северных стран», с горечью сообщал о неслыханных потерях. Аменхетеп Третий мрачнел, запирался в своих покоях, и даже новая его юная жена, красавица Ов — эти два египетских иероглифа означали «огонь», — не влекла правителя. Она была дочерью заведующего скотом, служившего в одном из провинциальных храмов. Аменхетеп, увидев её, подозвал к себе и долго не мог оторвать от девушки восхищенных глаз, ибо та вспыхнула от смущения, и её красивое личико мгновенно заалело. «Ов!» — ласково прошептал он. Тонкая красота её, светлая матовость кожи, странно припухлый рот, непохожесть на всех египтянок так поразили самодержца, что через неделю он взял её в любимые жёны и вот уже полгода с ней не расставался. Возможно, это произошло и по той причине, что Тиу, разродившись, наконец, наследником, Аменхетепом Четвёртым, из-за хрупкого здоровья долго приходила в себя и не могла порадовать мужа своими ласками, а гаремные жёны, прелести коих были давно изведаны, не очень-то влекли к себе сластолюбивого монарха.
Однако и Ов, несмотря на любовный огонь, не могла отвлечь супруга от грустных известий о приближении Суппилулиумы и разграблении египетских колоний. Рождённый не для войны и никогда не воевавший, Аменхетеп Третий со страхом думал, что полчища неудержимых хеттов вторгнутся на берега Нила и опустошат его державу. Одна эта жуткая мысль приводила его в неизъяснимый трепет, и дрожь пробегала по спине. Ещё два года назад неисчислимые богатства стекались в Египет в виде дани из многих покорённых государств, теперь же этот поток неумолимо сокращался, но египтяне ещё не чувствовали великого оскудения. По-прежнему все караванные пути вели в Фивы, Мемфис, Абидос и другие города солнечного царства, расположенного на берегах полноводного Нила. Величественные каменные сфинксы, пирамиды, огромные статуи фараонов, их роскошные дворцы с висячими садами потрясали всех, кто попадал сюда. Египет ещё царствовал в своих немалых пределах, и многие принцы и царевичи, спасаясь от хеттов, искали здесь убежище, веруя в его силу и непобедимость. А залогом её был Аменхетеп Третий.
И он напряжённо искал выход, не очень-то веря полководцам, которые рвались в боевой поход, самоуверенно обещая выгнать наглого хетта из Митанни и разгромить его войско. Но властитель не спешил выступить на помощь своему тестю Сутарне. Тревога за свою судьбу и судьбу наследника останавливала государя. Он лишь отдал приказ держать войско в готовности, напряжённо наблюдая за тем, как будут развиваться события.
Ещё не был построен древний Рим и не блистали на Средиземноморье Афины, ещё пройдёт семьсот лет, прежде чем начнутся первые Олимпийские игры в Древней Греции, ещё не родились Конфуций в Китае и Будда в Индии, ещё не было на картах Израильского царства во главе с мудрым Соломоном, ещё микенский царь Агамемнон не повёл своё одиннадцатитысячное войско на Трою спасать жену своего брата, спартанского царя Менелая, прекрасную Елену. Но уже вавилонский царь Хаммурапи издал свои законы, цель которых — «дабы сильный не притеснял слабого, дабы сироте и вдове оказываема была справедливость...», уже финикийцы придумали алфавит, каждый народ верил в своих богов и чествовал своих героев. Мир полнился слухами о чудесах.
Аменхетеп Третий по заведённому обычаю раз в декаду обедал со своим Верховным жрецом Нефертом. У египтян год делился на три сезона: Ахет — разлива, или дождей (с 15 июня по 15 октября), Перет — сезон посева (с 15 октября по 15 февраля) и Шему — сезон сбора урожая, или большой жары (с 15 февраля по 15 июня), пятнадцатого июня праздновался конец года.
Месяц также делился на три декады, в каждой по десять дней. Эти обеды проходили обычно в последний день декады, старейшина жрецов докладывал обо всех новостях, просьбах, а под конец всегда рассказывал что-нибудь необычное, что происходило не только в Египте, но и за его пределами.
В прошлый раз Верховный жрец рассказывал о богатом царстве Миноса на Крите, где якобы обитало страшное чудище, прозванное Минотавром, которого властитель острова держал в специально построенном для него лабиринте, откуда нельзя было найти выход. Это сообщение так заинтересовало фараона, что он попросил Неферта непременно разузнать обо всём и доложить ему. И вот этот час настал: молочный поросёнок был съеден, обглоданы рёбрышки трёхмесячного козлёнка, от двух чаш вина раскраснелись обвислые щёки и порозовели тонкие извилистые губы жреца. Его обычно бесцветные водянистые глаза неожиданно заиграли, и он пристально взглянул на Ов, браку фараона с которой он долго противился, не давая своего разрешения, и жена фараона смутилась, ибо до сих пор побаивалась Неферта.
— Так откуда же взялся этот Минотавр? — отваливаясь от стола, спросил Аменхетеп. — Вы не узнали?
— Нет ничего недоступного для Верховного жреца, ваша милость, — с достоинством ответил Неферт. — Это чудовище было рождено Пасифаей, женой Миноса и дочерью Гелиоса — это их критский бог Солнца, как наш Амон-Ра, — от быка, посланного Посейдоном — их богом морей и океанов. От этого быка и женщины и родился гигантский урод с телом и копытами быка и человечьей головой. Да и что могло произойти хорошего от такого соединения?! Когда Андрогей, сын Миноса и Пасифаи, был убит афинянами, царь Крита, кстати, сам сын двух греческих богов — Европы и Зевса, а последний является главным божеством греков — заставил жителей раз в девять лет посылать на съедение Минотавру семерых юношей и девушек...
— Какой ужас! — округлив в страхе глаза, воскликнула Ов.
— Но сын афинского царя Эгея по имени Тесей проник в лабиринт и одним ударом убил Минотавра. Он вышел оттуда благодаря дочери Миноса и Пасифаи Ариадне. Она влюбилась в царевича, едва его увидела. Знаменитый грек был красивым и статным юношей, мужественным и бесстрашным, и царевна, желая спасти его, передала ему клубок белых нитей, благодаря которому он и выбрался обратно, — добавил Неферт, снисходительно наблюдая за тем, как, раскрыв рот подобно мальчишке, слушает его рассказ властитель.
— А они потом поженились? — затаив дыхание, спросила Ов.
Её светлая и тонкая кожа на лице вспыхнула огнём, чёрные глаза загадочно заблестели, и сказитель с трудом отвёл от царицы взгляд: столь хороша она была в это мгновение.
— Да, как рассказывают, царевна потом бежала с Тесеем. Они возвращались морем на свою родину, но в пути их застигла буря, и они нашли прибежище на безлюдном острове Наксосе. Измученные тяжёлым плаванием, Тесей с Ариадной заснули в шалаше, устроенном для них на берегу. Остальным же слугам царевич приказал не покидать судно. Когда Ариадна проснулась утром в хворостяном шатре, то не нашла рядом с собой возлюбленного. Царевна позвала его, но он не откликнулся. Тогда она поднялась и выбралась наружу. Ярко светило солнце, и море было спокойно, однако парусника, на котором они сбежали, в бухте она не нашла. Ариадна закричала, заметалась по берегу, но ей отвечало лишь эхо. Тесей сбежал. Ей и раньше говорили, что афинский царевич заглядывается на её родную младшую сестру Федру, ещё девочку, но она этому тогда не поверила. Царевна осталась одна на необитаемом острове без крова и пищи, наедине с дикими зверями... — голос Неферта намеренно захрипел, фараон вздрогнул, и в его глазах промелькнули страх и сострадание.