— И мне уйти? — растерянно пробормотал Пияссили.

— Останься, — прорычал Суппилулиума.

Стражники и лекари тотчас покинули столовую.

— Не надо при моих слугах орать об угрозах этого безумца! — прошипел повелитель. — Иначе через час вся армия впадёт в панику!

— О каком безумце идёт речь? — тут же заинтересовался юный наместник Халеба.

— Закрой свой лягушачий рот, или я тебе его зашью! — накинулся на сына правитель. — Всем молчать!

Он опустился на подушки, взял свою чашу с вином, сделал глоток, чтобы немного успокоиться. Озри молчал, не решаясь подталкивать властителя. Это могло бы всё испортить.

Неферра, пятая дочь Эхнатона и Нефертити, лежала на руках Эйе. Начальник колесничьего войска любовался малюткой, которая, поблескивая чёрными бусинками глаз, улыбалась ему той неповторимой улыбкой, которой обладала только царица.

— Положи принцессу в колыбель, — раздался за спиной голос жены и кормилицы, и Эйе вздрогнул.

— Она так хороша, что я не удержался и взял её на руки. Потом буду рассказывать, что носил её на руках! — рассмеялся он.

— Мне кажется, что ты часто стал бывать во дворце. И вовсе не потому, что тебя постоянно вызывает фараон или тебе внезапно захотелось увидеть меня. У тебя, на мой взгляд, появилась более серьёзная причина.

В словах Тейе не было упрёков. Она произносила их даже с лёгкой иронической улыбкой, и супруг, помедлив, кивнул.

— И давно ты в неё влюблён?

Он снова кивнул. Тейе погрустнела, но ничего не сказала мужу.

Однако в этот день начальника колесничьего войска, как и всех других полководцев, созывал на совет фараон. Эйе нарочно пришёл пораньше, чтобы зайти и посмотреть на малютку. Заходить же к царице он не стал, несмотря на то, что Нефертити обижалась, если он, бывая во дворце, не заходил к ней. Полководец хорошо знал историю Египта и рассказывал царице о нашествии гиксосов, о том, как именно в Фивах собрались воины, освободившие потом Нил и египетские города от захватчиков.

В тронном зале уже собрались, рассевшись полукругом, все военачальники, и Эхнатон, пригласивший их, нахмурился, дабы объявить всем о военном положении, которое он собирался ввести с завтрашнего дня в связи с вторжением Суппилулиумы в Египет, но на пороге неожиданно появился Азылык и, приложив палец ко рту, потребовал ни о чём пока не говорить.

— Извините, но у меня просит срочного свидания мой оракул, я прошу всех оставить нас на краткий миг вдвоём!

Военачальники поднялись со своих кресел и покинули зал. Кассит вошёл, поклонился фараону, приблизился к трону.

— Суппилулиума покидает Сирию, но возвращается к себе в Хатти, — сообщил Азылык.

— Чем это вызвано? — не понял Эхнатон.

— Он страшно напуган моими угрозами, — проговорил оракул, не зная, стоит ли рассказывать фараону подробности происшедшего. Озри вкратце пересказал их. Трюки простые, но эффектные. И вождя хеттов они впечатлили.

— Дикий хетт не передумает?

— Войско уже выступило в обратный путь, ваше величество.

— Я рад, что ты один справился успешнее всех нас. Проси любую награду!

— Вы помните своё обещание?

— Потчевать тебя до конца дней сладким вином из Уруатри? — от души рассмеялся фараон. — Но оно и без этого будет всегда у тебя на столе.

— А для всех остальных желаний я уже слишком стар, ваше величество, — усмехнулся Азылык.

— Спасибо тебе, Азылык!

Фараон поднялся с кресла и поклонился оракулу. Последний поцеловал руку властителя. Тот снял со своей руки кольцо с большим рубином и надел его на безымянный палец Азылыка.

Когда прорицатель вышел, военачальники обратили на него любопытствующие взоры, но он улыбнулся, приложил руку к сердцу и склонил голову в знак уважения ко всем. И все сразу же заметили кольцо с большим рубином, который до сих пор украшал тонкую руку фараона.

— Его величество ждёт вас, — улыбнувшись, проговорил кассит.

Когда же военачальники вошли в тронный зал, Эхнатон, просияв, выложил:

— Я вас поздравляю с окончанием войны с хеттами! Они раздумали нападать на нас. Ну а кто победитель, вы, надеюсь, уже догадались!

Джехутимесу очень долго ждал этой встречи с Нефертити. Скульптор, которого хорошо знали в Ахет-Атоне по парной скульптуре фараона и супруги, установленной почти в каждом египетском городе, задумал вылепить ещё один портрет царицы с ребёнком на руках. Портрет юной матери, чистой, целомудренной, как сама земля, давно вдохновлял его. Но для этого ему нужно было встретиться с Нефертити. Однако прошло много лет, прежде чем они снова увиделись.

Джехутимесу смотрел на неё и не мог отвести глаз. Он хорошо помнил ту юную принцессу-невесту, брызжущую светом юности и земной красоты, которая его так восхитила, что он мгновенно вылепил её лик, запечатлевшийся в душе. Теперь перед ним стояла женщина, лишь отдалённо напоминавшая тот слепок.

— Я, наверное, очень изменилась, — вспыхнув и приложив ладони к щекам, проговорила она. — Постарела, да?

— Нет. Разве может постареть куст жимолости или роза? Хотя садовник вправе так выразиться. Но вы, ваше величество, стали ещё прекраснее, и поверьте, это не лесть вашему положению царицы! — искренне проговорил он.

— Я была бы рада вам поверить, но родив пять девочек и... — она не договорила, прикусив губу.

— Но это совсем другая красота, она растворена в ваших муках, страданиях, в вашем уме, и от этого завораживает ещё сильнее!.. Можно я немного поработаю тут у вас, я принёс с собой глину, вы сами всё увидите! Я вам не помешаю!

Она ещё не успела дать своё согласие, как скульптор тотчас занялся работой, она же принялась расхаживать по комнате, раздумывая уже о другом, о свадьбе старшей дочери, которая выходила замуж за Семнехка-Ра, сына Ов и Аменхетепа Третьего. После неудачи с Киа Эхнатон вернулся к Нефертити и почему-то сразу заговорил о наследнике, словно ему осталось жить несколько лет. Нефертити даже подняла его на смех, но он сам настоял на этом браке и через несколько дней должна была состояться свадьба. Жениху едва исполнилось четырнадцать, невесте — двенадцать. Возраст вполне нормальный для брачующихся, но это внимание к свадьбе со стороны фараона при отсутствии официального наследника невольно указывало на того, кто станет преемником властителя. Нефертити же считала эти хлопоты супруга преждевременными.

— А вторая наша дочь выйдет замуж за Тутанхатона, сына твоей сестры! — неожиданно распорядился Эхнатон.

— Но она старше его.

— Это неважно. С Тиу я уже говорил, она согласна! — категорично заявил фараон.

— Я не понимаю смысла этой спешки, у нас с тобой ещё могут быть сыновья и наследники, я не успокоюсь, пока не рожу тебе сына! Мы молоды, и у нас ещё всё впереди! Повитуха и Мату сказали мне, что я могу и дальше рожать. Поверь мне, я прошу тебя! — они лежали в постели, лунный свет таинственно проникал в спальню, освещая яркими всполохами стены. Неожиданно Эхнатон поднялся, подошёл к узкому окну, взглянул на лунную дорожку, соединяющую два берега Нила. Нефертити встревожилась. — Что случилось?

— Ничего, спи!

Резкая реплика правителя обидела её. Он стоял, повернувшись к ней спиной, точно не хотел ни слышать жену, ни видеть.

— Может быть, ты и для третьей дочери жениха нашёл? — не удержавшись, сердито спросила царица.

— Нашёл.

— И кто он?

— Я.

Ответ был настолько неожидан, что Нефертити несколько мгновений не могла проронить ни слова. Прикусила губу, чтобы не расплакаться. Молчал и Эхнатон.

— Ей восемь лет, как когда-то было тебе, и я хочу всё пережить заново. И я верю, что у нас с ней родится сын. Не сердись.

— Я не сержусь. Тебе Азылык об этом сказал?

— Нет, я видел сон. Мне приснилось, как Анхесенпаатон идёт мне навстречу и несёт на руках сына! Мальчик тянется ко мне ручонками, и я тянусь к нему. И вот-вот мы заключим друг друга в объятия, как вдруг я просыпаюсь! Это вещий сон! — взволновался фараон.