— Что произошло? Что случилось со мной на самом деле? Это же не просто упал и ударился головой! — нервы рвутся как струны на гитаре, я повышаю голос, заставляя взглядом отца заговорить. Он дергает головой, но не произносит и слова. Улыбаюсь, откидываясь в кресле.

— Интуиция подсказывает мне, что без твоего вмешательства тут не обошлось. Сдается мне, отец, что где-то ты прокололся. Тебя угнетает, что какая девка обвела самого Саида Каюма вокруг пальца, — от этой мысли мне становится приятно.

Моя малышка, моя хрупкая девочка, сумела противостоять такому волчаре, как Саид Каюм. А ведь перед ним серьезные мужчины порой опускают глаза в пол и трусят. Надеюсь, в прошлом между мной и Девой было понимание, гармония, совет да любовь. Мне невыносимо думать, что перед тем, как я напрочь потерял память, мы плохо расстались.

С отцом у нас возникает напряжение. Ощутимое и взрывоопасное. Весь полет я то и дело бросаю на него изучающие взгляды, пытаясь понять, что он от меня скрывает. Он в свою очередь тоже украдкой за мной наблюдает, тщась прочитать по моему лицу эмоции, тайные мысли. Но хрен с маслом. Ученик не уступает своему учителю в покер-фейсе.

Длительный полет выматывает даже самых стойких людей. Устал я, устал отец. Когда самолет поздно вечером приземляется в Калгари, у меня одно желание: поехать в отель, надраться и лечь спать. Утром все решить. Но отец думает по-другому. И каким бы он не выглядел уставшим, его шаг тверд, походка лидера и взгляд устремлен вперед. Не человек, а робот с заложенной программой для определенной ситуации.

— Может в отель, передохнем? — без перспективы спрашиваю, так как знаю заранее ответ.

— Нет.

Садимся в арендованную машину, каждый отворачивается к своему окну, не стремясь залезть в душу друг другу. Вспоминаю последнюю встречу с Девой, наши с ней разговоры. Все теперь ее паузы, ее застывшие взгляды рассматриваются мной под другим углом. Она ждала, что я ее вспомню. Каждую минуту пыталась в моих глазах увидеть тень узнавания, а я не узнал. Я и сейчас не могу сказать, что вспомнил. Что-то крутится в голове без какого-либо смысла, незнакомые лица, странные ситуации и обрывки разговоров. От попытки все соединить в целую картину начинает болеть голова.

Приезжаем к одноэтажному дому. Обычный дом, ничем не выделяется на фоне других соседних домов. Везде горит свет, а значит жильцы либо убирают все со стола после позднего ужина, либо готовятся ко сну. Отец в сопровождении своей устрашающей свиты, которой не составит труда выбить дверь, если ее не откроют, направляется к крыльцу. Я не спеша иду следом, разглядывая окна. Глупая надежда, что за занавеской прячется Дева, покалывает левую сторону груди.

— Да? — на порог выходит мужчина в возрасте, вопросительно смотрит на незваных гостей. Он сразу определяет к кому обращаться за ответами.

— Добрый вечер. Извините за столь поздний визит, но нам нужна Дева Скок. По нашим данным она проживает со своим сыном здесь, — вежливый тон, приятная внешность обычно посторонних людей располагают к отцу, но мужчина похоже уже наслышан о том, кто стоит перед ним. Взгляд тяжелеет, заслоняет дверной проем спиной, преграждая путь внутрь.

— Был бы рад вам помочь, но Девы здесь нет. Она уехала, адрес не оставила, — вот по поводу адреса я бы поспорил, отец тоже не верит, что Дева не оставила координаты, куда направляется.

На секунду мне кажется, что мы сейчас потопчемся минуту на крыльце и развернемся, уходя ни с чем. Ошибаюсь. Отец отодвигает мужчину в сторону, а охрана не дает тому вновь встать на пути Саиду Каюм.

Внутри дом обставлен так же скромно, как и выглядит снаружи. И пока двое телохранителей осматривают все помещение, я и отец одновременно подходим к комоду в гостиной, на котором стоят много рамок с фотографиями. Лица незнакомые, но цепляет одна, которая так же привлекает внимание отца. Тянемся к этому фото вместе, но в последнюю минуту отцовская рука опускается. Фотографию беру я.

На ней запечатлена большая семья, среди них со счастливой улыбкой стоит Дева, держа на руках улыбающегося темноволосого мальчишку. Того самого, которого я видел в больнице. Ком в горле перекрывает дыхание, стискиваю зубы.

— Похож, — лаконично комментирует отец рядом, забирая у меня из рук фотографию.

— Почему ты о нем не знал?

Оглядываюсь по сторонам, надеясь увидеть какие-то еще намеки о пребывании Девы и сына в этом доме. Нахожу. В углу между диваном и креслом стоит плетенная корзина с игрушками. Зачарованно двигаюсь к ней, приседаю на корточки. Судя по ее содержимому, маленький Ричард обожает динозавров.

Тоска без имени сжимает сердце, когда я представляю, как малыш серьезно расставляет свои игрушки, что-то бурчит себе под нос, иногда засовывает в рот хвосты этой живности и грызет их. Уверен, Дева со смехом, но уверенно вытащит изо рта у сына кусок пластмассы иль резины и скажет, что это не съедобное. Прикусываю губу зубами, тру пальцами глаза.

— Все чисто, никого нет, кроме вот этого письма, — слышу голос охранника за спиной. Встаю и поворачиваюсь, вижу, как отцу протягивают белый конверт.

— Это тебе, — в моих руках оказывается запечатанное письмо.

Я не помню почерк Девы, но уверен, что мое имя написано ее рукой. Вскидываю на отца глаза, он гипнотизирует письмо показательно равнодушным взглядом, отворачивается и уходит. Вместе с ним и его люди, оставив меня одного в чужом доме. Сажусь на диван, вскрываю конверт, вытаскиваю белый лист бумаги, исписанный мелким почерком ручкой.

«Буду тебя ждать в том самом месте, где мы были с тобой счастливы в своем безумии три года назад. С любовью, Дева».

Несколько раз перечитываю строчку и скриплю зубами от досады, что ни одно слово не подталкивает меня к первому шагу по возвращению памяти. Где мы были счастливы? В какой точке мира искать? Порываюсь броситься к отцу и выпытать у него, где я познакомился с Девой, где я был с ней счастлив, но быстро передумываю.

Выхожу из дома, медленно подхожу к машине, возле которой стоит отец. Он вновь пытается все узнать по выражению лица, не задавая лишних вопросов.

— Возвращаемся в Дубай, — обхожу его стороной, но меня хватают за руку.

— Где Дева и ребенок?

— Неважно, а тебе стоит остановиться в желании ее найти, — стряхиваю отцовскую руку с локтя. — Ты же не хочешь, чтобы мы с тобой из-за этого поругались.

— Саит! — шипит угрожающе отец, надвигаясь на меня. — Ты понимаешь, что с ней твой сын?

— Понимаю, но смею тебе напомнить, что ты тоже не с первого дня моего рождения знал о моем существовании, папа. Как говорится, дети повторяют судьбу родителей. Не так ли? — иронично изгибаю бровь и точно таким же давящим взглядом, как у отца, окидываю его с ног до головы.

Не дожидаясь ответа, обхожу машину сзади и сажусь внутрь. Через мгновение в салон садится отец с непроницаемым выражением лица, но эта сдержанность чистая маска, на самом деле внутри у него бушует вулкан. Мне не привыкать переживать катаклизмы, а ему полезно иногда осознавать, что дети имеют собственное мнение на свою жизнь.

Смотрю через стекло, разделяющие помещение ресторана, на то, как мои дети проводят весело друг с другом время. Все восемь, мои родные и любимые. Старался никого не выделять, хотел быть каждому хорошим отцом. Не всегда получалось.

Наверное, Ахмет и двойняшки: Азат и Алия — смогут сказать, что с ними я не совершил никакого промаха, позволил им самостоятельно идти по выбранному пути. Они с самого подросткового возраста знали, чем будут занимать, кому отдавать симпатии и с кем связывать свою жизнь. Мне оставалось только идти позади них, чтобы в случае падения успеть схватить за руку и не дать разбиться.

Остальным детям досталось от жизни и от меня. И если где-то нужно было взять за руку, сесть и поговорить, я отшагивал назад и молчал. Кого-то стоило обнять и прошептать на ушко, что каким бы жестоким со стороны я не выглядел, для него я любящий отец. Кому-то достаточно было бы моего одобрения, а кому-то мое невмешательство. Ситуация с Саитом начисто перечеркивает все попытки получить звание лучшего отца пятилетия.