Об Омаре я напрочь забыла, не вспоминала, пока отец не произнес его имя. Интересно, где он, что с ним будет. Ведь покушение на жизнь человека — это серьезно. А покушение на сына Каюма — это приговор. Вряд ли его просто так отпустят.

— А как ты узнал, где я?

— Я позвонил на номер телефона, с которого ты мне звонила последний раз. Ответил незнакомый голос, сразу сообщил, где ты находишься.

— Так просто.

— Удивительно. Ложись отдыхать, — валюсь обратно на подушки, папа поправляет одеяло, нагибается и целует в лоб, как когда-то делала мама, когда у меня был сильный стресс. — Спи, моя сладкая девочка. Утром проблемы покажутся пустяками.

Послушно закрываю глаза, прислушиваюсь, как отец встает. Он какое-то время чем-то занимается, но потом ложится на кровать. Мне кажется проходит целая вечностью, прежде чем слышу равномерное дыхание. Сразу же приподнимаюсь, стараясь не шуметь, на цыпочках подхожу к креслу, сгребаю в охапку одежду. Осторожно, замирая на каждом шагу от скрипа кровати, идут к двери. К счастью, в этом отеле современные технологии отсутствуют, дверь открывается без громкого щелчка, свет не включается. Быстро одеваюсь в коридоре, досадливо морщусь, понимая, что забыла взять пиджак папы, а ночью все же прохладно, чем днем. Возвращаться не рискую. Запахнув на груди рубашку, которая принадлежит отцу, торопливо иду к лестнице. На ресепшене никого нет, никто подозрительным взглядом не провожает.

Прохладный воздух на улице заставляет замереть и дышать маленькими вдохами. Мне страшно, но в тоже время мне очень беспокойно. Вряд ли я бы заснула. Думаю, прогулка до больницы и обратно как-то поможет пережить эту ночь, а днем меня возможно пропустят в Саиту. Мне важно убедиться, что он живой, дышит сам, сердце его бьется.

— Куда ты собралась? — от неожиданности я подпрыгиваю на ходу и с гулко бьющимся сердцем оборачиваюсь. На парковке очень плохое освещение, вижу мужской силуэт возле джипа, кончик тлеющей сигареты. Не узнав человека по голосу, дала бы деру, но я знаю, кто мне задал только что вопрос.

— В больницу, — честно отвечаю. — Я не могу уснуть.

— Тебя все равно к нему не пустят без моего разрешения.

— Но вы же разрешите.

— Кто тебе это сказал? — в голосе слышится насмешка, мне неприятна ирония. Обхватываю себя руками, смотрю на силуэт исподлобья. Мужчины, уверенные в своей силе и власти, всегда пугают и вызывают стойкое неприятие.

— Вы хоть раз в жизни любили? Понимаете, каково это переживать за любимого человека? У вас есть чувство сострадания, переживания? Или вы только и думаете о своих интересах? Что за вы человек, если не видите чувств своего сына? — дыхание сбивается, мысли перескакивают с одной темы на другую. — Ведь не просто так вы приехали в день моей помолвки! Саит говорил, что хочет на мне жениться! Что никакие дальние родственные связи ему не помеха! Что готов пойти против родного отца, если он будет против!

— Правда? Так прям и говорил или это только твои домыслы? — Саид Каюм выходит из темноты, демонстративно бросает окурок мне под ноги. Ни я, ни мужчина его не тушат. — Чего ты хочешь, Дева? Сколько мне нужно тебе заплатить, чтобы ты исчезла из жизни моего сына и больше не появлялась?

— Я не продаюсь! — кипячусь, зло сморю на самоуверенное лицо отца Саита. — В этом мире не все продается и покупается.

— Так какова твоя цена? — меня словно не слышат, думают, что я смогу назвать себе цену. Нет, не смогу, потому что любовь не покупается и не продается. Она либо есть, либо ее нет. В моем случае все серьезно, больно и почти невозможно забыть.

— У меня нет цены! Вы не сможете встать между мной и Саитом! — уверенности в своем заявлении у меня нет, потому что на уровне подсознания я понимаю, что противостоять против Саида Каюм — это настоящая утопия. Если он захочет подвергнуть нас испытаниям, он подвергнет, не факт, что любовь, возникшая на страсти, сумеет выдержать прессинг простой реальности, где не будет дорогих машин, элитных квартир, бесконечных нолей на банковском счету. Если я еще знаю, каково это не есть каждый день мясо или фрукты, то Саит вряд ли представляет себе жизнь с лишениями.

— Я могу очень многое, Дева. Могу создать проблемы, разрушив привычную жизнь до основания. Могу закрыть двери, в которые ты хотела постучаться. Могу найти причину спустить тебя на самое дно жизни. Ты уверена, что хочешь еще знать, что я могу? — мужчина иронично улыбается, но его улыбка вызывает у меня отвращение и ненависть. Я в эту минуту четко понимаю, что ненавижу этого человека всей душой, но по сравнению с ним, я подобна песчинке, клеточке. Я ничто на его фоне, и Саид Каюм с легкостью меня растопчет, сотрет в порошок, если буду сопротивляться.

— Хорошо, — слова даются с большим трудом, а решение разрывает меня на части, но понимаю, другого выхода нет. — Я исчезну из жизни Саита. Он никогда меня не найдет. Только можно перед отъездом мне его увидеть?

Меня смеряют с ног до головы прищуренным взглядом, несколько секунд раздумывают над моей ценой. По сути она не сильно и велика, но для меня очень важна.

— Завтра после пяти можешь приехать в больницу, — окурок, который по-прежнему лежит между нами и давно погас, придавливают носком туфли к земле. Я вздрагиваю и вскидываю голову, непроизвольно сглотнув. Голубые глаза обдают холодом. Этот жест символичен. Если я не выполню свои обещания, меня так же легко втопчут в землю.

— Дева, я могу тебе чем-то помочь? — взгляд папы обеспокоен, и понятно почему.

С самого утра не могу собраться, все валится из рук, в голове невероятная пустота, а в душе дыра. Смотрю на родное лицо, вымученно улыбаюсь. Папа не в курсе моих договоренностей с Саидом Каюм, не знает, какую цену я заплатила за свое будущее. На зло я буду счастлива, сумею любить все, что у меня будет, беречь и ценить. О Саите предпочту вспомнить, как об очень трепетном приключении, в котором участвовало мое глупое сердце.

— Все нормально, пап. Рада, что мы скоро вернемся домой, я забуду все, что пришлось пережить.

— Голос совсем невеселый.

— Я вымотана морально, потребуется некоторое время для перезагрузки.

— Ты уверена, что мне не нужно с тобой ехать в больницу?

— Уверена.

— Я с тобой, малыш! — папа подходит ко мне, обнимает, прижав к груди. Требуется непомерных сил сдержать рвущиеся наружу рыдания и мольбы о том, чтобы он изменил мое настоящее.

— Я знаю, пап. Знаю, — перевожу дыхание, заставляю себя успокоиться. Стук в дверь номера спасает меня от слабости в виде слез. Подхожу к двери, распахнув, вижу перед собой незнакомого мужчину в костюме. Вопросительно на него смотрю.

— Саид Ахметович просил вас доставить в больницу.

— Спасибо, — вежливость и забота Каюма умиляет, как этот человек умудряется совмещать несовместимые качества — загадка. Я, наверное, до конца своих дней буду гадать, какой он, Саид Каюм, настоящий: человек, угрожающий стереть тебя в порошок, или тот, кто проявляется сочувствие, беспокойство к ближнему.

— Пап, я скоро вернусь! — как можно бодрее сообщаю отцу о своем уходе, он кивает. Качнув голове, смотрит на меня недовольно, ибо мое состояние видно невооруженным глазом. Я подавлена. Я растоптана.

Незнакомые мужчина провожает меня до черного джипа, услужливо распахивает заднюю дверку, помогает сесть с салон. Никто больше меня не сопровождает. Смотрю перед собой, зажав руки между коленками. Я безумно волнуюсь, в глубине души наивно надеюсь, что Саит в моем присутствии очнется, не позволит отцу нас разлучит. Это маленькая надежда, как огонек в груди в кромешной тьме.

В больнице жизнь идет своим чередом. Тут свой темп, свое настроение, никому нет дела до твоих переживаний, если ты случайно прохожий. Именно так я себя чувствую, войдя в приемное отделение. Замираю, растерянно смотрю на стенде объявления о графике посещений, о том, что с собой можно взять, что нельзя и еще много ненужно мне информации.