— Ты это видела? Видела?

Верунчик трясла передо мной уже изрядно помятой газетой и чуть не подпрыгивала на месте.

— ОНА приехала в нашу дыру и открывает запись на сеансы!

— Кто приехал и какие сеансы? — Я недовольно оторвала взгляд от конспекта, который штудировала уже несколько часов, готовясь к пересдаче экзамена по трижды проклятой латыни. Мымра Клавдия Никаноровна невзлюбила меня с самого начала семестра после того, как я стала случайной свидетельницей ее жарких объятий с завхозом Петровичем, бравым армейским отставником, на задворках нашего факультета лингвистических наук.

Ну, да! Я курила на запретной территории! А чем занималась она?! И вместо того, чтобы задобрить меня коробочкой конфет или поставить автоматом зачет по латинской грамматике, эта сушеная вобла изводила меня тестами и диктантами.

Вот и сейчас в дополнение к письменной работе надо было к понедельнику заучить 25 латинских поговорок, и не просто затолкать их в упорно сопротивляющуюся память, а сначала найти в мировой литературе и выписать с указанием первоисточника.

А мне, как назло, ничего кроме In vino veritas и Tertium non datur, что в переводе для непосвященных значило «Истина в вине» и «Третьего не дано», так и не попадалось.

— Я же рассказывала! Смотри!

Верунчик торжественно развернула университетскую газетенку и на меня пронзительно глянула женщина неопределенного возраста с иссиня-черными распущенными волосами.

Сверху гигантского портрета шла жирная надпись: «Мировая знаменитость, потомственная ясновидящая, целительница, ворожея и ведунья мадам Аделаида». А дальше, как и положено, письма благодарных клиентов.

Господи, все до кучи — тут тебе и излечение от всех болячек, и предсказание судьбы, заговоры на любовь и бизнес, зелья и амулеты…

Подруга — третьекурсница самого престижного в нашем универе факультета, юридического, была просто помешана на гаданиях, предсказаниях и всяком-разном оккультизме.

Ну, ведь умница каких поискать, а как только в городе появлялась очередная потомственная, раскисала, становилась размазня размазней и тратила на этих шарлатанок немалые деньги.

— Дианочка, роднулечка, пойдем со мной! Ты просто в сторонке посидишь! А мне про Князя обязательно узнать надо!

— Да я тебе про этого Князева сама все расскажу — козел он!

Вадим Князев был больной темой в нашей дружбе. Вера сохла о нем уже второй год, а этот красавчик, как в насмешку, с удовольствием проводил время, точнее, ночи, в ее загородном коттедже, а на людях делал вид, что незнаком и совершенно не обращал внимания.

Как он это объяснял моей дурехе? Как все подлецы — мол, не хочет, чтобы подруги завидовали. Убила бы гада! Но Вера страдала, и я старалась не комментировать эти противоестественные на мой взгляд отношения.

— Вера, если я опять провалю латынь, меня родители сожрут с потрохами, точнее, заберут в свой чертов отель и заставят менять вонючие простыни в номерах или на кухне стругать картошку с утра до вечера.

О родителях я старалась вспоминать как можно реже. И не потому, что не любила. Нет! Однако стоило только подумать о них, как тут же раздавался звонок по вотсаппу и мама начинала причитать, как им без меня тяжело и плохо.

А кто их заставлял лезть в этот дурацкий бизнес? Оба родителя преспокойно преподавали в школе: мама — английский, папа — французский, пока не скончалась древняя греческая прабабушка. И мало того, что скончалась, так еще и наследство оставила — полуразрушенный отель на 10 комнат.

В диком восторге предки уволились с работы, улетели на берега Средиземного моря, и похоже, больше загорали и плавали, чем занимались благоустройством своего туристического объекта.

В конце концов, несколько номеров удалось привести в порядок и сдавать, в остальных, которые похуже, жили сами. Денег на островную жизнь вполне хватало, но поныть мама никогда не отказывалась.

Я любила приезжать туда на каникулах, иногда с подругами, но чаще одна. Обожала бродить по древним развалинам острова, взбираться по крутым утесам и с высоты смотреть, как плещутся внизу изумрудные волны.

А еще мне нравилось на рассвете выходить на берег всегда ровного спокойного моря и провожать старые рыбацкие лодки — островок был отдаленный, туристами не избалованный, хотя и сюда в разгар сезона добирались искатели приключений.

Но самое любимое каникульное занятие неожиданно стало моим тайным хобби. В то лето я закончила школу, поступила на наш семейно-потомственный филфак и кайфовала в ожидании начала новой студенческой жизни. Разумеется, в сказочной Греции.

В перерывах между прогулками и купанием я обследовала все таинственные уголки нашего так называемого отеля — а их было предостаточно! — в поисках всяких разных интересных вещичек, которых тоже находилось немало.

К примеру, пестрая и пышная цыганская юбка в прекрасном состоянии, которая сразу решила проблему новогоднего маскарада. Откуда такая красота оказалась в прабабушкином барахле я понятия не имела — бабуля Эугения с нами почти не общалась.

В другой раз я наткнулась на сундук с книгами на незнакомом языке и стопками пожелтевших листов, изрисованных странными каракулями. На мой вопрос папа-полиглот лишь пожал плечами, а мама просто махнула рукой.

На мои многочисленные находки они вообще реагировали как-то странно — и вроде бы не безразлично, но без бурного интереса. Хотя казалось бы… В конце концов, я просто перестала им демонстрировать свои сокровища и прятала их в самом дальнем сарае.

Нынешним летом, благополучно закончив второй курс и набив голову сомнительно полезными знаниями типа древнерусского и старославянского языков, я перенаправила свое любопытство вверх, точнее, на чердак. Как там говорят англичане? Любопытство сгубило кошку? Но кто же будет думать о последствиях, когда руки чешутся в надежде найти что-нибудь эдакое!

Хотя прогнившие доски доверия не внушали, я решила рискнуть. Приставила к люку в потолке лестницу и вскарабкалась на подозрительно дрогнувший пол, покрытый толстым слоем пыли.

Крохотное грязное оконце было плотно затянуто паутиной. Сквозь него с трудом пробивались солнечные лучи, но даже при таком скудном освещении сразу стало ясно, что здесь будет чем поживиться.

Прежде всего, мое внимание привлек старомодный чемодан, опоясанный ремнями из потрескавшейся кожи.

Крышка его была прихвачена замочком, который поблескивал в полутьме и прямо-таки гипнотизировал взгляд. На мои подергивания он отреагировал странно — просто рассыпался в пыль, хотя, на первый взгляд, казался довольно прочным.

Изучить содержимое чемодана в тот приезд я так и не успела — маман потребовала моего немедленного появления, и я отложила разбор сокровищ на потом. Мимоходом подцепила пальцем какое-то колечко и сунула в спешке в карман.

И только поздним вечером, вспомнив о своей находке, я внимательно рассмотрела ее. На тонком ажурном ободке тускло светилась золотистая крылатая ящерка, искусно вырезанная из лунного камня. Я осторожно надела изящный перстенек на безымянный палец, протерла его мягкой салфеткой, и украшение будто ожило — засверкало, заискрилось и накрыло меня такой ошеломительной волной тепла и любви, что я, девушка далеко не сентиментальная, не устояла и восхищенно прикоснулась к нему губами.

Перламутровые глаза ящерицы полыхнули радужным снопом искринок — или мне это показалось в полумраке комнаты?! — и кольцо плотно обхватило палец, хотя до этого было чуть-чуть великовато. Снять его мне так и не удалось, хотя я честно пыталась. Потом махнула рукой — вот и не буду прятать такую красоту, пусть народ позавидует! А родители снова ничего не заметили, лишь раз мама внимательно окинула меня взглядом, но, как всегда, промолчала.

К сожалению, на чердак мне больше забраться не удалось — папин единственный работник Захарий проявил неожиданную инициативу и намертво заколотил люк досками. А там и очередная сессия началась. Третий курс — не до баловства!