девушка кричит чтобы папа перестал

Кровь бушует внутри меня – ЕЁ много,

гораздо больше, чем РАНЬШЕ, – я с силой сжимаю край журнального столика, силясь опереться на него, но ОПРОКИДЫВАЮ беднягу, и столик С КРИКОМ падает на пол.

господи сынок прости меня прости меня столик только не кричи только не кричи всё будет хорошо всё скоро будет потрясающе послушай я МИСТЕР Я ЧЛЕН В КОСТЮМЕ И ДЖИММИ И ВСЕ УВИДЕЛИ ЧТО Я

Что я?

БАМ.

– Лукас! Лукас!

– Лукас! – Костлявая рука сильно тормошит моё плечо. – ЛУКАС! Проснись!

кто ты такой

– Господи, ну и дурак! – Чей-то голос вот-вот сорвётся на слёзы. – Лу!

Я просыпаюсь и хватаю костлявую руку.

– Ай! – вскрикивает Эшли, испуганно глядя на меня. – Лу, ты что?!

– Что? Что я?

– Раскричался!

– Я?.. Я уснул?

– Да! Заснул прямо тут, в гостиной, и я решила не… – Она осторожно, словно боясь, убирает из моей руки свою. – Не трогать. А ты начал кричать!.. Так громко, что я услышала из душевой наверху, Лу!

Она почти дрожит.

Я, зажмурившись, пытаюсь припомнить свой сон, но он – кровавый, без причины жестокий – упрямо уплывает от меня всё дальше, а его место занимает ноющая боль в голове. Столик послушно стоит на месте.

– Кого ты звал?

– Что?

– Или что это?.. Я не поняла.

– Кого я звал, чёрт побери? – разозлившись, выпаливаю я, отстраняю Эшли от себя и встаю с ненавистного дивана. Голова тревожно гудит. Срочно домой. – Мне надо домой.

Эшли молчит; губы её подергиваются.

– Кого ты звал?

– Эшли, пожалуйста, прошу тебя, если ты не…

– Кто это – Шетти? Кто это, Лу?

– Что?.. – Я в растерянности смотрю на неё и вдруг с ужасом осознаю услышанное. Она мгновенно замечает перемену и делает пытливый шаг вперёд. Глазки её загораются гораздо ярче.

– Кто?

– Что?

– Кто такая Шетти?

– Я… – Бам. – Я не знаю.

– Ты кричал «Шетти, Шетти»! Кто это такая?

Её обыкновенное стесненно-печальное выражение вдруг сменяется жёстким и ревнивым. Теперь моя очередь бояться: сердце в груди разгоняется до невозможности, и я даже не отдаю себе отчёт почему.

– Ты что кричишь?.. – Разгоряченный мозг старается выдать хоть что-то. – Разве Фрэнки не спит?

– Лукас, – чеканит она, подходя совсем близко. – Кто такая Шетти?

Я молчу, поджав губы; воспалённые глаза Эшли неприятно впиваются мне в лицо.

– Такой. – Я выплёвываю каждую букву. – Шетти – трансвестит, которого я встретил в борделе.

– Трансвестит?..

О, она явно не этого ожидала.

Отдайся моменту.

Кажется, это первый раз, когда я сбегаю от Эшли не потому, что боюсь попортить нашу дружбу сексом, и не потому, что мне с ней скучно. Обычно либо так, либо эдак.

А я сбегаю потому, что у меня отвратительно на душе. Я не могу плеваться, не могу делиться гадостью, не могу прояснять, в чём дело. Это не была бы жалоба из разряда «Джимми – козёл, и моя начальница – козёл». Это было бы нечто такое, чего я не смог бы объяснить и чего моя ревнивая девочка не поняла бы. Она и не старалась.

– Трансвестит?..

Она выглядит почти смешной со своими выплывшими на лоб глазами и тесно сцепленными скулами. Эшли никогда не была особенно загадочной личностью, но в эту минуту её душа и разум открыты мне совершенно, будто стоят за тончайшим стеклышком.

– Как бы… Мужчина?

– Да, только без бороды. – Я пожимаю плечами; мне вдруг становится невыносимо, истерически весело. – Очень похожий на женщину, симпатичный мужчина.

– Симпатичный?..

– Симпатичная.

Бедняжка видит или, по крайней мере, чувствует, что я смеюсь над ней, но в глазах её нет ни капли обиды. Она опускает глаза и старается привести мысли в порядок. Я вижу, как глубокое смущение овладевает всей её сущностью, а запоздавшее осознание вгоняет милое личико в краску.

Солнышко, в дураках сейчас только один из нас, и это не ты.

– Я не знала, Лу.

– Не знала чего?

Мои нервы максимально расстроены, и я изо всех сил кусаю себе щеки и губы, чтобы не расхохотаться прямо ей в лицо.

– Я думала… – Эшли не договаривает, объятая кислым сомнением.

Конечно, теперь для неё всё встаёт на свои места, ведь самая интимная вещь, виденная ей по отношению к себе, – это неловкие объятия при прощании. Вот и ответ на вопрос, отчего прошло уже три года, а Лукас Скофилд так и не догадался сделать ей предложение. Вот почему он почти не касается её. Вот почему никогда не остаётся на ночь.

Зачем я молчу? Зачем подыгрываю?

Эшли ни о чём больше не спрашивает.

Что, бедняжке давно казалось, что я голубой, но она всегда с отвращением гнала эту мысль подальше? Как мне её жаль! Должно быть, для такой чувствительной женщины гомосексуализм всё равно что тяжёлый диагноз.

Эшли молчит.

Я вдруг чувствую себя ужасно уставшим. Мельком смотрю на электронные часы около телевизора и с удивлением отмечаю, что малютки-циферки уже давно перешагнули за полночь. Так поздно?.. Как же вышло, что уже так поздно?

– А почему ты был в борделе?..

Тук-тук.

– Джимми затащил. – Я говорю очень спокойно, не отрывая глаз от её растерянного лица. – Сказал, что это невинное маленькое развлечение, а потом хозяйка расставила перед нами весь… Всех девочек, и сказала, что это «парад».

Эшли больно меня слушать.

– Много их было? – зачем-то спрашивает она.

– Восемь-девять – это много или мало? – Циничный голосок вот-вот подведёт меня. – Но я подумал, что меня сейчас вывернет, и пошёл к бару, и я не знал, что ко мне подсядет этот человек.

– Шетти?..

– Да. И я, чёрт побери, не знаю, как не увидел в ней парня. Я бы так и ворковал с ней, если бы Джимми не…

– Так ты… Не заказывал её? Его…

– Нет, она просто подошла и села рядом.

Крепко сжимая маленькие кулачки, Эшли смотрит на меня не то с надеждой, не то с разочарованием.

– Я не за «переспать» туда шёл, но мне хотелось… Нажраться до тошноты, лишь бы домой не идти. Нажраться в необычном месте. Я подумал… Я не знаю. Мне редко когда бывает так паршиво после работы, Эш. Я подумал, что в этом нет ничего такого. А когда мы пришли… – тише продолжаю я, нахмурившись и закусив губу. – Их главная похожа на ожившую мумию. Она так… Она так, блядь, посмотрела на меня.

– Лу…

– Все посмотрели на меня как на дерьмо, как будто шлюха – это я, а не они. Как будто это я делаю что-то неправильное. А я даже ни к кому не прикоснулся. Это Джимми ходил и высматривал, а я ушёл, но когда ко мне села эта… Шетти, это её грёбаное лучшее имя, то все сразу закачали головами, и Джимми начал орать на весь бар, КАКОЙ Я ЛЮБИТЕЛЬ ЭКЗОТИКИ, и он так, блядь, орал, так орал, что каждый блядь глухой должно быть слышал как он ОРЁ

– Лу!

– ЧТО?

– Тише, – испуганно бормочет она, поглаживая мои плечи. – Не кричи. Всё нормально.

– Ну да! – рычу я, сдёрнув её руку. – «Всё нормально»? А кто я теперь, по-твоему? Голубой, да? Голубой?

Она кусает щёки и молчит.

– Тебе надо домой.

– Давно надо! – шиплю я, с досадой глядя на неё. – Я и сам знаю, что надо, и сам собирался, да только ты стоишь и не д…

Я не договариваю, потому что Эшли вдруг припечатывается к моим губам своими, да так резво, что мы оба едва не звеним зубами. Секунды две я стою обездвиженный, а затем, когда она принимается шуршать ширинкой моих штанов, с криком её отталкиваю.

– Да ЧТО с тобой?!

Она в страхе прижимает пальцы к губам и шепчет:

– Лу, я люблю тебя.

– Нет, Эш, это ты зря, – бросаю я, с отвращением и волнением вытирая губы. – Чёрт тебя дери, Эшли. Чёрт. Чёрт.

Да, она даже не старалась понять.

Глупая Эшли. Бедная Эшли.

В моей голове снова всплывает наш «поцелуй», и меня резко передёргивает.