С этими мыслями проваливаюсь в сон, а на следующий день меня ожидает неприятный сюрприз.

Я сижу в своем кабинете, и в глазах все расплывается от букв. Вот вроде я военный, Родину защищать должен, но, пока все бумажки заполнишь, противник успеет не то что напасть, а даже завоевать страну.

Я устало потираю глаза, время близится к четырем вечера, за окном уже темнеет, когда в кабинет без стука врывается Смоленский.

Я резко вскидываю на него взгляд. Парни рядом со мной недоуменно косятся друг на друга. Не узнать Вячеслава Владимировича невозможно. Тем более что в прошлом году он ребятам из нашего отряда лично вручал награды.

— Оставьте нас, — требовательно заявляет он, при этом смотрит лишь на меня.

Парней словно ветром сдувает. Насколько секунд, и мы остаёмся наедине.

Мне от взгляда Смоленского становится не по себе, но я выдерживаю его, не отворачиваюсь. Он, наверное, узнал, что я снова рядом с его дочерью ошиваюсь, и пришёл выставить мне первое предупреждение. Что ж, ожидаемо.

— Добрый день, Вячеслав Владимирович, — первым нарушаю тишину, складываю документы в аккуратную стопку и отодвигаю на край стола. — Чем обязан вашему визиту? — я стараюсь разговаривать в непринуждённом тоне, ничем не выказывать свое волнение.

Не то чтобы я его боялся, просто похерить вот так, по глупости, все то, над чем столько лет трудился, не хочется. Тем более из-за бабы, с которой нас ничего не связывает.

Смоленский не спеша снимает пальто, вешает на вешалку в углу, окидывает взглядом пространство, потом берет стул, притягивает его к моему столу и садится напротив.

В своём дорогом деловом костюме, с дорогими часами на запястье и в начищенных до блеска ботинках, в нашем кабинете он смотрится абсолютно неуместно. Тишина начинает давить, а я все жду, когда он перейдёт к сути дела. Быстрее начнём — быстрее закончим. Суть разговора и так ясна. Ведь что, кроме Леры, может связывать майора и замминистра обороны?

— До меня дошли слухи, Леонов, что моя дочь к тебе неравнодушна, — лениво выговаривает он каждое слово, закидывает ногу на ногу и не отводит от меня взгляда своих серьезных глаз. Совсем не таких, как у Леры. Она вообще на него не похожа. Ни единой общей черты. Словно между ними нет никаких родственных связей.

— Не волнуйтесь, я дал понять вашей дочери, что она меня не интересует. Никаких проблем не возникнет, — заверяю его, ни на мгновение не теряясь.

Вот и аукнулась мне помощь Лере. Прямо как знал. Хорошо, что между нами ничего не было.

— Ты не понял меня, майор, — усмехается Смоленский, и глаза хитро поблескивают. — Сегодня же ты пригласишь ее на свидание, будешь самым обходительным парнем в мире. Не обидишь ни взглядом, ни словом, изобразишь интерес и любовь. Она ведь у меня девочка красивая, видная, наверняка же понравилась тебе, раз прибегаешь на ее зов помощи, словно щенок. А, скажем так… месяца через четыре можно и свадьбу сыграть.

— Это шутка? — Хмуро смотрю на мужчину передо мной, абсолютно не понимая, какого черта происходит. Смоленский решил разыграть меня? Бросить кость, посмотреть на реакцию, а потом отобрать, сказав, чтобы ни на шаг к дочери его не приближался?

— Я никогда не шучу, Леонов. И если не сделаешь, как говорю, отправлю тебя служить куда-то подальше. На заставу, например. Вокруг лишь лес — и ни одной бабы на сотню километров. Не говоря уже о людях. И оттуда ты вернешься, только если решишь на гражданку уйти. Выбор за тобой.

Смоленский сверлит меня тяжелым взглядом, а внутри меня разгорается целая буря.

Он может приказывать мне сделать что-то по работе, как старший по званию. Но он никак не может повлиять на мой выбор женщины. Это мое личное пространство, вторгаться в которое я не позволяю даже матери.

— Я не понимаю вас, Вячеслав Владимирович. — Откидываюсь на спинку стула и пытаюсь держать свой гнев в узде. — Вы наверняка уже приглядели Лере выгодную партию. Сына кого-то из ваших знакомых, с деньгами и статусом. У меня же из приданого подержанная машина и квартира в хрущевке. А узнать, сколько я зарабатываю, вам вообще не составит труда. Могу подсказать, в каком кабинете находится бухгалтерия, справку о моих доходах за год они выпишут за считаные минуты. Вряд ли я подхожу по статусу для Леры. Да вы и сами это знаете, так к чему эта игра?

— Но Лера любит не сына моего друга, а тебя, — усмехается он. При этом он не выглядит злым или напряженным, скорее эдаким добряком. Но внешность обманчива.

Бьюсь об заклад, этот старый хитрец со своего пути успел убрать не одного врага. И все они были мастью постарше меня. С таким опытом, силой и властью он съест меня, не подавившись.

— Лера еще слишком молода, чтобы отличить настоящую любовь от обычного увлечения, — возражаю я и с силой сжимаю в руке карандаш. Все же нажаловалась девочка папочке, попросила поговорить со мной?

— Ну если ее увлечение тобой пройдет и она решит выбрать кого-то другого, то я не против. А пока прислушайся к моему совету и прояви к девочке интерес.

— Вы в курсе, что сейчас подкладываете под меня свою дочь? — Моя бровь вопросительно ползёт вверх, и я выжидающе смотрю на Смоленского, который в мгновенье меняется в лице.

— Не смей дерзить мне, щенок. Я все сказал. Дальше дело за тобой. Но имей в виду: не сделаешь Леру счастливой — разберу вашу учебку по камням.

За Смоленским закрывается дверь, я же со всей дури врезаю кулаком в стол. Резкая боль быстро приводит меня в себя. Отрезвляет.

Да срать я хотел на советы Смоленского. Пусть катится к черту вместе со своей дочерью! Он не Господь Бог, вершитель судеб, и спать с женщиной по его указаниям я не буду.

— Давид, это что сейчас было? — В кабинет вернулись парни, с интересом глядя на меня.

— Ничего, — шиплю сквозь зубы и резко поднимаюсь с места. К черту бумаги, завтра закончу. А сейчас мне нужно выпустить пар.

Вылетаю из кабинета и, на автомате кивая сослуживцам, что здороваются со мной в коридоре, практически лечу в сторону тренажёрного зала. Остаюсь только в майке и штанах и цепляюсь руками за перекладину.

Вдох, выдох. Мышцы работают на износ. В голове не проясняется. Ненависть ко всей семейке Смоленских становится крепче. Неужели наш замминистра решил, что если у него в руках сосредоточена власть, то он может вот так просто распоряжаться судьбами людей? Ни фига подобного. Не собираюсь я прогибаться под него. Сошлют на заставу — буду служить там. Или к брату пойду работать, давно к себе в бизнес зовет.

Смахиваю ладонью с лица пот и сажусь на подоконник. Окидываю взглядом ребят, что задержались сегодня в зале, и понимаю, что бросать службу не хочу. Я после школы в армию сразу пошел, потом в военную академию, столько сил приложил, чтобы быть там, где стою сейчас, что не разрешу никому похерить это. Тем более из-за какой-то девки.

С такими мыслями возвращаюсь домой. Кормлю орущего кота, никак не могу найти себе место. Засыпаю тревожным сном, а на следующий день мне кажется, что разговор со Смоленским был лишь игрой моего разума.

На всякий случай проверяю сообщения. Мало ли, может, Вячеслав Владимирович уже сообщил дочери о профилактическом разговоре с будущим зятем и она решила назначить свидание? Но нет, телефон молчит. Лишь несколько пропущенных от матери и брата вчера вечером.

Я принимаю душ, гладко бреюсь, надеваю форму и сажусь в автомобиль. Пока двигатель прогревается, пытаюсь придумать, что делать дальше. Стоит ли уже начинать собирать вещи? Или же самому попросить о переводе, тем самым опередив Вячеслава Владимировича?

Но неделя проходит спокойно. Даже напряжение начинает исчезать. Может, и в самом деле это была какая-то дурацкая проверка? Он хотел посмотреть, клюну я или нет на его предложение? Ведь породниться со Смоленским мечтают многие.

Узнать, так ли это, мне удается уже через несколько дней. Когда меня вызывают на ковер к начальству.