– Сабля нужна! – сказала Екатерина. – Для вручения в качестве награды.
– Будет исполнено, Ваше Величество! – ответил дворецкий и удалился.
Государыня спросила:
– Вот только кто саблю вручать будет?
– Князь Владимир может вручить! – ответила княгиня. – До бригадира дослужился, когда служил. Подарки вручать любит! Мне вот колечко подарил. С камешком бирюзовым.
– Бирюза сердечным делам покровительствует! Удачи тебе, Наталья!
– Благодарствую, Екатерина Алексевна! А князя зовите! Саблю вручит весьма торжественно!
– А что у тебя из-за кофея-то приключилось? – напомнила императрица.
– Было дело, было! – сказала Голицына. – Я тоже чуть не рухнула, как Бецкой. Но кофей тут не при чём.
– В чём же дело? Не мужчина ли здесь замешан?
– Да, Екатерина Алексеевна. Один офицер. Очень приятной наружности.
– И что же он такого совершил? – с интересом спросила государыня.
– Навестил.
– Так, так. Уже интересно! Что дальше было?
– Сказал, что пришёл проститься.
– Как это понять? – спросила Екатерина.
– Я тоже сначала не поняла, – ответила княгиня. – А он объяснил, что в Лифляндию его полк направляют. По высочайшему указу.
Императрица с улыбкой произнесла:
– В Дерпт. На ярмарку. Полк Каргопольский карабинерный. Вчера его отправляла. Поскакали карабинеры…
– Мимо меня, – сказала Голицына. – По Гороховой.
– По Гороховой? – переспросила Екатерина. – Вот почему мне сон сегодня приснился!
– Сон? Какой?
– Как будто монумент Петра ожил. И вслед за карабинерами поскакал. По Гороховой. И кричал на ходу, что до Суворова доскачет и поведёт его армию на Анапу.
– Анапа это…? – спросила княгиня.
– Городок на берегу моря Чёрного. Турки его в крепость превращают.
– И Пётр доскакал?
– Не знаю. Проснулась я.
– Сон вещий! – уверенно произнесла княгиня. – Но если статуя ожила и за карабинерами поскакала, тогда и я вслед за ними поскачу!
– Куда? – с удивлением спросила государыня.
– В Дерпт. На ярмарку.
– К полковнику Ванюше?
– И к нему разлюбезному тоже.
– Это он про варенье и горчицу с хреном тебе говорил?
– Он, – ответила княгиня.
– Вкус у полковника любопытный.
– Исконно российский! – гордо заявила Голицына.
– Вот и мои граф и графиня…
– Северские? – с улыбкой подсказала княгиня.
– Да, – согласилась Екатерина, – Павлуша мой и Марья его ненаглядная сейчас тоже вкусы свои российские с европейскими сравнивают.
– Удачи им пожелайте от моего имени! – попросила Голицына.
– Непременно пожелаю! – ответила императрица и добавила. – А если мне ты, княгинюшка, вдруг понадобишься, как быть?
– Вернусь по первому зову!
– Тогда скачи! – благословила Екатерина. – И побыстрее! Чтоб снег из-под полозьев в стороны разлетался!
У дома Голицыной
Ранним утром, поскрипывая выпавшим за ночь снежком, к дому на углу Малой Морской и Гороховой улиц подкатила крытая берлина, дорожная коляска, которую поставили на полозья. В неё принялись складывать узлы и коробки, заранее вынесенные на улицу.
Чуть в стороне остановились проезжавшие мимо сани. Сидевший в них лейб-медик Двора Её Величества Джон Роджерсон надвинул на глаза мохнатую шапку-ушанку и стал наблюдать за сборами.
Вещи тем временем уложили.
Из дома вышли одетые в шубы княгиня Голицына и её молоденькая горничная Палаша. Их сопровождал князь Владимир, тоже в шубе. Княгиня с горничной уселись в берлину.
– Счастливого пути! – пожелал им князь Голицын.
– Счастливо оставаться! – ответила его супруга и добавила. – О государыне не забудь! Саблю вручи, кому она скажет!
– Вручу, как полагается! – воскликнул князь. – А ты повеселись там на славу!
– Постараюсь!
– Трогаем? – спросил возница.
– Трогай! – крикнула княгиня.
– Тогда с Богом! – негромко произнёс возница.
– С Богом! – отозвалась Голицына, взглянула на колечко на своей руке и добавила. – Бирюза приносит удачу! Твой подарок, князь! Трогай! И побыстрее! Чтоб снег из-под полозьев в стороны разлетался!
– Но-о-о! – крикнул возница, и берлина рванулась с места, осыпав снежком князя Владимира.
Князь помахал вслед уехавшей берлине и вернулся в дом.
Наблюдавший за проводами лейб-медик Роджерсон сдвинул ушанку на затылок и сказал своему кучеру:
– Трогай!
Сани покатили.
Екатерина принимает решение
В это время в покоях Зимнего дворца императрица Екатерина проводила утренний приём. Вице-канцлер Иван Андреевич Остерман докладывал:
– Как Вы просили, Ваше Величество, я подготовил обзор всего того, что происходило в Крыму за последние несколько лет.
– Слушаю! – сказала Екатерина.
И Остерман, изредка заглядывая в бумаги, принялся докладывать:
– Ещё в августе 1769 года Вы, Ваше Величество, назначая во главе второй крымской армии генерал-аншефа Петра Панина, повелели ему поручить нашему послу у крымского хана подготовить план, дабы убедить татарские народы перейти из-под власти Оттоманской Порты в подчинение России. План был составлен, Вами утверждён и по нему начали действовать. Война с турками через пять лет завершилась подписанием 10 июня 1774 года Кючук-Кайнарджийского мирного договора. Крым стал независимой страной, и ни мы, ни турки не имели права вмешиваться в его суверенные дела.
– Но турецкий султан, – заявила государыня, – продолжал оставаться верховным халифом всех мусульман, в том числе и крымских татар, что давало ему право вмешиваться в дела Крыма.
– Да, – продолжил вице-канцлер, – только султан мог назначить кадия, верховного судью, вершащего правосудие на основе шариата. Поэтому неудивительно, что уже через месяц после подписания мира турки высадили в Алуште десант под командой хана Довлет Гирея.
– Но российский отряд из Московской дивизии Суворова выбил незваных пришельцев из Алушты, – вновь добавила императрица.
– А командир гренадёрского батальона подполковник Михаил Кутузов был в том бою тяжело ранен.
– Да, – сказала Екатерина, – пуля попала ему в левый висок и вышла у правого глаза. Я его наградила за этот бой орденом Святого Георгия четвёртого класса и отправила лечиться в Австрию, взяв на себя все расходы.
– А Довлет Гирей ни с чем возвратился в Стамбул. В Крыму же новым ханом избрали Шахин Гирея.
– К России этот хан относится дружественно.
– Да, но крымская знать его не поддерживает. И когда в декабре 1777 года в Крыму высадился новый турецкий десант во главе с ханом Селимом Гиреем Третьим, на всём полуострове тотчас вспыхнуло восстание, в котором приняло участие почти всё тамошнее население.
– Но его быстро успокоили российские войска, во главе которых в следующем году я назначила генерал-поручика Александра Суворова. И он, по приказу Потёмкина, содействовал переходу в подданство России греков, армян, грузин и прочих народов христианского вероисповедания. Их начали селить у Азовского моря и в устье Дона, там, где раньше жили казаки Запорожской сечи, переселённые на Кубань.
– Но действия Суворова вызвали у Шахин Гирея дикую ярость, – напомнил Остерман.
– Чтобы утихомирить ханскую злость, мы заплатили ему сто тысяч рублей золотом, – продолжила императрица и добавила. – А Суворов тем временем сумел переселить из Крыма более тридцати тысяч человек.
– Хан Шахин Гирей успокоился, а Россия и Турция нынешней осенью подписали Айналы-Карнайджийскую конвенцию, по которой мы должны были в три месяца вывести свои войска из Крыма и Кубани.
– И мы вывели их, – сказала Екатерина.
– Но в Крыму до сих пор очень напряжённая обстановка. Того гляди, вновь восстание вспыхнет.
– А в Анапе как?
– В Анапе, Ваше Величество, работа кипит.
– Укрепляют?
– Да. Туркам французы помогают превратить этот приморский городок в неприступную крепость.
Екатерина улыбнулась и сказала: