Мы помолчали. У меня внутри всё расслабилось, и кости стали будто бы мягкими. Словно моим скелетом был страх, и, как только он ушёл, я превратилась в бесхребетного червя. Хотя… а вдруг он ошибается? Женя упёрся лбом в стекло и так заворожённо смотрел в окно на картинку, достойную светопреставления, что мне было жаль его отрывать.

– Если бы мне тоже быть такой уверенной… – пробормотала я.

Он что-то увидел за окном, повернулся ко мне.

– Точно учебная. Понятно теперь, почему народ ломанулся в коридор, к схрону: у всех по одному сломанному противогазу в комнатах. Смотрят, как мы будем реагировать. Так что можно снимать нафиг эту хрень, – сказал он и начал стягивать противогаз.

Я испугалась, повисла у него на руке, закричала, что он может ошибиться и умереть. А если не так, то заставят пересдавать зачёт…

– Скалолазочка, тише, – отстранил он меня мягко. – Единственное, что мне в полной мере принадлежит на этом свете, – моя жизнь. Она моя, моя! И эта чудесная ночь тоже моя! А ты оставайся в резинке и сдавай зачёт!

– Так я его всё равно не сдам, у меня второго-то нет. Где брать второй? – растерялась я.

Женька протянул мне свой рабочий противогаз. Я стала отнекиваться. Он аккуратно сложил его в сумку и повесил мне на плечо; тут же вернула ему сумку.

Он не падал, не бледнел, не задыхался – только морщился от вони. Если в воздухе и был яд, то действие у него явно было отложенное. Горец достал из шкафа чемодан, открыл его, и я увидела уйму масок всех цветов с разными рисунками: с морскими пейзажами, с женскими фигурами, с закатами и даже с какой-то символикой. Он покопался в них и достал красную, с Весёлым Роджером. Надел, полюбовался на себя в зеркале. В мерцании аварийного освещения он выглядел устрашающе.

– Погнали, – Женя взял меня за руку и потащил из комнаты.

– Куда? – заныла я.

– За сдачей зачёта по химическим тревогам. Сейчас будем тебе второй противогаз добывать, раз ты такая упрямая, – сообщил он тоном, не терпящим возражений.

– Как?

– Пока не знаю, но в комнате у меня лишних точно нет, значит, тут нам делать нечего. Хотя я бы предпочёл вздремнуть часок-другой, но такая ночь ведь раз в жизни даётся! Быть или не быть! – театрально декламировал он, показывая на череп на своей маске.

– Какая такая? – недоумевала я.

– Уникальная! – сказал Женя уже из коридора.

Он подбежал к ближайшей двери и начал стучать в неё с криком: «Откройте, служба спасения!» Дверь открыли немедленно.

– Фамилия, имя? – резко выкрикнул Горец.

– Брид Исченаус, – ответил дрожащий голос.

– Фиксируй! – крикнул он мне.

– Есть, – не растерялась я, достала телефон и записала фамилию.

– Сколько противогазов у вас в наличии? – спросил Женя у Брида очень строго.

– Три, – ответил дрожащий голос.

– Три? Уверены? – напирал Горец.

– Или пять…

– Немедленно сдайте два и не забудьте через шесть часов поменять. Когда надо менять? Повторите!

– Через шесть часов, – дрожащим голосом ответил отбывающий и отдал нам три противогаза.

– Какой же ты офигенный! – крикнула я ему, когда дверь за напуганным Бридом закрылась. – Расцеловала бы тебя, если бы не эта резинка!

Женя сиял, глаза его горели. Я-то, глупая, думала, всё, получили мы противогаз и на этом миссию закончим, но Горец разошёлся не на шутку. Он сложил руки трубочкой и зычно прокричал на весь коридор: «Внимание, внимание! Говорит служба спасения! Мы продолжаем находиться в химической опасности уровня «красный»! Напоминаю всем правила: у вас есть право иметь три исправных противогаза. При наличии большего количества противогазов вы лишаете кого-то шанса на выживание. В условиях военного времени такие действия рассматриваются как дезертирство. Дезертиры расстреливаются на месте. Предлагаю всем, у кого в наличии есть излишки противогазов, немедленно сложить их обратно в хранилище. Все, сдавшие противогазы в течение десяти минут, будут амнистированы, с остальными разберёмся по законам военного времени. Внимание, время пошло! Раз, два, три».

Он ещё не успел завершить отсчёт, а из дверей, как тараканы, полезли мужики с противогазами в руках. Теперь они снова толкались у хранилища, но уже запихивали сумки обратно. Кто-то просто выкидывал излишки в коридор и быстро закрывал дверь.

«До конца времени амнистии остаётся две минуты. На данный момент обнаружена недостача двух устройств типа «противогаз». Я жду их возврата или мы начинаем обыск. У вас осталось две минуты!».

Он снял маску и широко мне улыбнулся: так улыбаются только очень счастливые люди.

– Если снимешь резинку, то узнаешь, как пахнет страх. Такая тут вонь стоит – чудо!

Я отрицательно замотала головой. Он натянул маску обратно.

Из двери тем временем выползли две фигуры с противогазами в руках и ещё трое с пустыми руками, и все шли к нам.

– Я надеюсь, вы свои запасные не сдаёте? – спросил Женя.

– Ой, я забыл совсем, – мужик забрал один из сданных противогазов.

– А можно мне один? А то у меня сломан запасной, и больше нету, – жалобно прозвучал женский голос.

– Конечно, Эмма, вот вам два, держите. Всё будет хорошо! – подбодрил Горец.

– Спасибо! А откудова вы меня знаете? – удивилась женщина.

– Так мы же служба спасения, мы должны знать всех, кого спасаем! – тут же нашёлся Женя.

– Вы большие молодцы! Спасибо вам огромное! Я впервые на настоящей тревоге, раньше были только учебные. Очень страшно! – поблагодарила она в ответ.

– И вам не хворать. Возвращайтесь к себе, ничего не бойтесь и ждите окончания химической тревоги, – ответил Женя.

Я с умным видом выдала по два запасных противогаза ещё двум бедолагам, у которых не хватало запасов. Все ушли. Наконец-то всё! Но нет, Горцу и этого было мало.

– Хочешь, я сейчас тебя удивлю? – шепнул он мне.

– Приятно?

– Поучительно! – ответил он и, не дожидаясь моего согласия, снова сложил руки рупором.

«Всем спасибо за сознательность! Напоминаю правила! Мы ждём окончания тревоги. Убедитесь, что сейчас у вас один противогаз работающий, на себе, и один или два противогаза работающих запасных. Если это не так, немедленно выйдите в коридор и получите недостающие противогазы».

Скоро в коридоре выстроилась очередь человек из семи. Я выдала всем недостающие дубликаты, которые они раньше, видимо, со страху, сдали. После этого они удалились в свои норы.

«Уважаемые граждане, спасибо всем за организованность и самообладание. Уверен, что теперь вы успешно дождётесь завершения тревоги. Желаю вам доброго утра и минимального числа красных тревог на жизненном пути. Всего хорошего!» – попрощался Горец, мы юркнули в тренажёрку и принялись хохотать, хватаясь за животы, а потом завалились на маты. Окуляры моего противогаза запотели от смеха и слёз, но, боясь запаха, я предпочла терпеть туман в глазах.

– Они что, тупые? – недоумевала я. – Ты же даже без противогаза!

– Нет, они просто напуганы, а моя красная маска может быть чем угодно. В такой ситуации не до сомнений и размышлений. Вспомни себя полчаса назад! – ответил Женя.

Я вспомнила свой страх, и мне стало совестно за панику. Какая я всё же инфузория в туфельках! Одноклеточное безмозглое существо…

За огромным панорамным окном волнами плескался жёлтый туман. Мусорное сияние поднялось до самой серой тучи, превратив картинку в огромный бутерброд. На жёлтом хлебе толстое, сияющее прожилками синего, зелёного, белого, оранжевого нечто и сверху чёрная туча, словно огромный шмат пережаренного мяса. Это был необыкновенно красивый и одновременно ужасающий вид.

– Ты бы на их месте повелась, скажи честно? – спросил Женя.

– На тебя? Разумеется! – подтвердила я. – Зачем они противогазы расхватали по десять штук?

– Люди хотят жить. Всегда. И, когда они сами хотят выжить, на других им плевать. Даже на любимую Эмму. Я это видел не раз, хотя сегодня, пожалуй, лучший из моих опытов наблюдения массового психоза.

– А тебе почему не плевать? Неужели ты совсем не боишься умереть? – отважилась спросить я.