— Отчего же не убил, — растерянно спросил Востряков.
— А зачем? — удивилась Лизка, — Что толку-то с убиенного. Да и итальяшка сей, лишь орудие, шпага ежели угодно. А вот руку что шпагу ту держит, непременно найти надобно.
Обратно к особняку каретой управлял невзрачный мужичок, что к окончанию дуэли подъехал. А Лука на его лошадке вслед за экипажем Санторо подался, чуть приотстав.
Вернулся Варнак к вечеру, злой, замёрзший и виноватый какой-то. Вернулся и сразу к Темникову отправился. Ну, Лизка следом, с любопытством на веснушчатой мордахе, пристроилась.
— Прости, Александр Игоревич, — повинился Лука, — не доглядел я.
Княжич бровью вопрос изобразил.
— Секунданта они по дороге высадили, — отхлебнув вина из предложенной его сиятельством чарки, пояснил дядька, — а карета к постоялому двору поворотила. Приехали и стоят, не выходят. Кучер-то к дверце, мол, что там за оказия. Заглянул, охнул, да и потащил итальяшку наружу. Мертвого. Отравили его, а лекарь исчез, как и не было. Я туда, сюда полгорода объехал, расспрашиваючи. Нет, никто того целителя допреж не видывал, и кто таков не знают. Вот и выходит что, и от этой верёвочки концы упрятаны.
— Хм, — заметил Темников, после тоже вина отпил да кубком в стену кабинета запустил, со злобою. Лизка, с испугу, ажно голову в плечи вжала.
— Хм, — повторил княжич, и фразу какую-то неразборчиво выдал, то ли на латыни, то ли выругался так заковыристо.
— Трусливый больно, — предложила Лизка своё виденье произошедшего.
— Острожный скорей, — поправил её Темников, поборов вспышку гнева, — осторожный. Ну, то ничего. Осторожный дурак, всё одно дурак. Отловим и осторожного.
***
Само венчание Ольге Николаевне не запомнилось. Удушающий запах ладана, огни свечей, блеск позолоты, и люди. Огромное, невыносимое количество людей теснящихся позади. Спроси у неё — так и не скажет кто они все. А вот что Ольгу поразило, так это Темников. Нет, внешне княжич всё так же возмутительно спокойным казался, пренебрежительно высокомерным, и чуть насмешливым. Будто бы таинство брака ему, что представление скоморошье. По большому счёту так оно и было, ежели истину знать.
Но Ольгин взгляд случайно на руках его сиятельства задержался, и увидала она, с изумлением, как пальцы у княжича подрагивают. Вот это-то понимание тщательно укрываемого волнения, дивным образом саму Ольгу успокоило. А, отстранённый прежде Темников, чуть ближе стал, понятнее и человечнее.
Она и представить-то не могла в какие сложности их венчание станет. Попросту не задумывалась ранее. Оказалось что по указу Петра Алексеевича меж обручением и собственно венчанием шесть седмиц минуть должно, а где ж тут ждать в Ольгином-то положении. Благо на Руси живём — человечек от Темниковых подошёл к архиерею с подарком, и в книгах приходских, дивным образом, всё как надобно записанным оказалось. Хорошо ещё что тем же указом зарядные договора отменялись. Нет, Темниковы, конечно, и тут бы управились, но время, время. Его и так, почитай что, не было. А тут ещё с волокитой чиновничьей разбираться. И без того ужо порешили что, на родины Ольга в имение княжеское убудет, дабы урону репутации княжне новоиспечённой не вышло.
После таинства, в особняк отправились, всем скопом, чтоб новую семью дворянскую, пиром приветить. Тут у, теперь уже, Темниковой, и вовсе, в голове кружение да суета сделались, от обилия новых лиц, дружеских али просто вежественных поздравлений. Вот если бы даже, Ея Императорское Величество на огонёк заглянули, да Ольгу поприветствовали, она б того не упомнила. Не здесь была мыслями Ольга Николаевна, не на пиру свадебном. Пуще всего занимал её разговор, что меж ней да Софьею накануне случился. Они тогда вдвоём с сестрой ввечеру остались. В комнате дома Зваричей, что Ольге отведена была. Хлопоты предсвадебные закончились ужо, и Софья задержалась, дабы невесту поддержать да ободрить.
— Волнуешься? — то ли спросила, то ли высказала наблюдение она.
— Немного, — не стала скрывать Ольга, — знаешь, дивно всё как-то. Трудно представить что уже завтра я при муже буду. И фамилия у меня иная будет, и семья. Да вся жизнь теперь переменится, и уклад, и обычай.
— Пустяки, — фыркнула Софья, — привыкнешь — все привыкают. Хотя да. Тебе-то, о прочем волноваться незачем.
— О чём, ты? — не поняла Ольга.
— Да о том самом, — хитро улыбаясь, пояснила старшая сестра, — о ночи первой. Ох, вот вспомню себя, как тряслась да нервничала, прям смешно становится. Чего, дурёха, боялась?! А что ты покраснела, Оленька? Ты теперь барышня взрослая, замужняя, почитай. Лишняя скромность тебе не к чему, да и не в моде сие ныне. При дворе Елизаветы Петровны галльская лёгкость нравов приветствуется.
— Вот уж спасибо, Сонечка, утешила, — фыркнула Ольга, — что ж с того что скромность не в моде? Побуду не модною.
Софья на слова сестрицыны и внимания- то не обратила, лишь ближе придвинулась.
— Ну? Сказывай теперь, как там у вас с княжичем?
— Ты о чём? — растерялась Ольга.
— Всё о том же, — лукаво прищурилась старшая, — вам-то сторожиться ни к чему теперь, ласкою, поди, друг дружку не обделяете.
— Соня! — младшая сестра почувствовала что и щёки, и лоб, и даже шею у неё горячей краснотой заливает, — Как ты можешь так говорить-то?! Не было ничего более. Не по-людски так себя весть — не звери ведь дикие.
— Ой, да брось ты, — отмахнулась Софья, — было б что худое. И как ты маяту любовную переносишь только? Я вот помню, когда с первым ходила, да и со вторым тоже, так дождаться не могла когда Володька мой со службы государевой явится. А после уж ни роздыху, ни продыху ему не давала. Она мечтательно заулыбалась.
— А вы, стало быть, ночи венчальной дожидаетесь, по покону жить станете?
Ольга промолчала, да глаза в сторону отвела.
— Оля, — встревожилась сестра, — что такое? Что ты там себе ещё удумала, глупая?
Ольга не ответила, а на глаза, сами собой, навернулись слёзы. Внезапные, никчемушные, беспричинные. И так, до одури сильно, вдруг захотелось рассказать сестре почему венчальной ночи ей не светит, что даже губу закусить пришлось. И не оттого, вовсе, что Соне веры не было, нет. Ольга поручиться могла что сестрица не выдаст, не разболтает. А оттого что слово дадено, а она уж Темникова, почитай, и слово держать обязана: Лука ей очень доходчиво это обсказать сумел.
— Не будет никакой ночи, — она сглотнула противный сопливый комок, — как я, в эдаком-то виде, пред мужем предстану? Чем тут княжичу соблазниться?
И развела руки в стороны, демонстрируя сестре свою неприглядность.
— Вот уж глупости, — возмутилась Софья, — это в тебе даже не скромность говорит, а дурость, не иначе. Всё чем мужа привлечь у тебя, сестрица при себе. Да и кто их, мужчин этих, спрашивает в сём деле ответственном. Как ты порешишь, так оно и станет. А порешить ты должна правильно. Ночь первая — она особая. То что в храме происходило, то союз ваш на небесах принимали. А на земле его муж с женой ночью заключают, вдвоём да без видоков. И вот тот что небесный, за ним господь надзирает его и ведёт. Только ты уж на господа дела земные не сбрасывай — ему, поди, и так не просто. Земное вы сами к ладу привести обязаны. С ночи венчальной новую семью зачинаючи.
— Когда ж ты такою мудрою-то успела стать, Сонечка? — шмыгнула носом Ольга.
— А, — отмахнулась та, — мудрость эту, видать, господь всему Евиному племени в подарок вручил. И ты такою же станешь, чуть погодя, а пока ты, уж извини, дитё дитём.
Вот и что Ольге ответить на это? Сказать что сама близости не хочет? Так ведь не правдою сие будет. Уже не правдою.
Нет, все мужчины по-прежнему вызывали в ней опаску или равнодушие, в лучшем случае. Но вот княжич...
Да что не так, с этим Темниковым?! Она уж, какое-то время, замечала за собою что по-иному на Александра Игоревича взирает, не так как на всех прочих. И ведь не красавец же, в самом деле, и голос у него неприятный — хриплый, да надтреснутый. Чтобы участлив к ней был? Так ведь и этого не скажешь, иные, посторонние и то большую заботу проявляют. Тот же Востряков, к примеру. И характер у него мерзкий — высокомерный, да раздражительный. А с нею, и вовсе, завсегда холоден бывает. Но только чувство, ранее, даже в любопытном девичестве неизведанное, такое тёплое, щекотное, да мысли срамные, стыдные, возникали лишь когда Ольга на него смотрела. На него, да ещё на...
