Домой княжич вернулся под утро, тяжко пьяный и почему-то мокрый.
— Лука! — заорал, а скорее захрипел он, стоя у двери. — Лука, старый чёрт, где тебя носит?
— Да здесь я, княжич, — вздохнул Варнак, дотащивший Темникова от ворот до входа в особняк.
— Лука! — Не унимался Александр, устремив взор в потолок. — Внимай, Лука! Моё сиятельство изволили нарезаться в дым, а посему повелевают: совершить егойную ретираду до опочивальни и снабдить сей процесс штофом водки, дабы означенное сиятельство к утру издохло в муках и не морочило добрым людям голову.
— Эка, загнул, — восхитился Лука, — давай уж, сиятельство, — и взвалив тщедушное тело княжича на плечо, он направился к лестнице.
— Лука! — проорал ему Темников куда-то в район поясницы. — Вот ты меня давно знаешь, вот скажи, я же лучше Сафонова?
— Знамо дело, — согласился Лука, — кто такой Сафонов перед вами, княжич?
— Тля! — горестно резюмировал Темников. — Падальщик, что надо мной кружит.
— Так и я про то же, ваше сиятельство, — поддакнул Варнак, поднимаясь по ступенькам, — и кой олух придумал дома в три жилья.
— Но с другой стороны, — не унимался Темников, — мы же с ним как братья, мы же с ним, вот! — и он потряс сжатым кулаком перед чучелом кабаньей головы. Чучело не отреагировало.
— Сука, — огорчился княжич, — а говорила что любит.
— Бабы, — сообщил он вышедшей на шум Лизке, — самые вредные создания на земле.
— Это уж как водится, Александр Игоревич, — не стала спорить позёвывающая девка, — а што они вам сделали?
— Как это что? — возмутился Темников. — А замуж выходить не за меня, это нормально?!
— Э-э-э, вообще-то сие есть глупость, — резюмировала Лизка, — а если конкретнее?
— Эх, Мишка, Мишка, — укоризненно сообщил ей княжич, — что ж ты так то?
— Ну вот вышло так, — попыталась сгладить ситуацию рыжая. — А что случилось-то?
— Жениться, значит, надумал, — угрожающе сообщил Александр Игоревич прикроватному столику, ухватив его за ножку.— Да и женись на свою голову. А я повременю пока.
Утром Темникову было тяжко. Да ежели разобраться, и не утро то было вовсе. Лизка отпаивала княжича капустным рассолом, по-бабьи укоризненно поджимая губу.
— Будешь рожи корчить — выгоню, — предупредил её Темников, — и без тебя паскудно. Ещё и на твою постную физию любоваться.
— Прощения просим, — тут же капитулировала Лизка, — а кто таков Михайло Сафонов, что вы вчерась через слово поминали?
— О! — вспомнил княжич. — Точно, Сафонов! Надеюсь, я его на дуэль не догадался вызвать.
— Ну, это вряд ли, — успокоила его Лизка. — Так кто таков-то?
— Да пёс его знает, — отмахнулся Темников, — я его и в глаза-то не видел. Жених он Марфы Симоновны. Свадьба у них в ноябре.
— О-о-о, — округлила глаза Лизка и тут же прыснула в ладошку, — то-то вы его братом кликали. По жене, стало быть, родич и выходит.
— Фу, — сморщился княжич, — откуда в тебе такая пошлость, Лизка?
— Вестимо откуда. Из деревни, из Темниловки.
— Рада, поди? — сухо поинтересовался Александр Игоревич.
— А, и рада! — с вызовом глянул на него девка. — Токмо не от бабьей ревности, а потому что непотребна вам фрейлинка эта. Пустая она девка, нельзя такую в княгини.
— Да? — Темников озадаченно почесал шрам над бровью. — Ну может ты и права. Время рассудит.
Вечером вернувшийся домой князь позвал Александра в свой кабинет побеседовать. Помолчали. Закурили. Игорь Алексеевич был не большим поклонником сего зелья, в отличие от сына, но иногда, вот как сейчас, мог позволить себе трубочку другую.
— Так, что это вчера было? — наконец-то заговорил князь. — Что за ночной дебош и явление в виде непотребном.
— Пустяки, — пристыженно опустил голову княжич, — очередное разрушение планов и утрата излишне романтического представления о жизни.
— Вот как? — заинтересовался Игорь Алексеевич. — И какие ваши романтические планы были так сурово разрушены? А, княжич? — выделил он интонацией последнее слово.
— Матримониальные, — со вздохом ответствовал младший Темников, — хотел жениться да не успел.
— Жениться? — приподнял бровь князь. — Никак на Марфушке Гендриковой? Что? — коротко усмехнулся он, видя удивление сына. — Я, сударь мой, коли вы забыли, не токмо ваш отец, но и служащий тайной канцелярии. А это, согласитесь, несколько расширяет возможности.
Княжич только головой покрутил.
— И заметь, Саша, — меж тем продолжал князь, — знать-то я знал, но и словом тебе не обмолвился. Твоя жизнь — твои решения. Но всё же… Гендрикова?! Мы могли бы подыскать партию м-м-м… не знаю, поудобней, что ли? Стоп, стоп! — вскинул он руки в останавливающем жесте, видя вскинувшегося Александра. — Я говорил уж, твоя жизнь — твои решения. Но ведь и меня пойми, сие тоже стороной не обходит. Ты вон носишься по болотам, башку под пули подставляешь…
— Лука наябедничал? — угрюмо спросил княжич, понимая уже, с какой целью батюшка разговор сей завёл.
— Лука, — не стал отрицать очевидного Игорь Алексеевич. — А, не приведи Господь, беда какая с тобой приключится! К чему тогда всё это? — князь покрутил кистью в воздухе. — Кому род перейдёт, кто имя и достояние унаследует?
— У-у, — взвыл Александр, — да будет Вам наследник, батюшка, будет! Вон Лизка бастарда родит, а велю, так и двух. Признаете опосля.
В комнате повисло тяжёлое молчание. Только муха гудела под потолком, да потрескивали свечи в бронзовых подсвечниках.
— Извините, — уронил голову на руки княжич, — это я в сердцах, по злобе ляпнул. Полным скотством было бы такое от девки требовать.
— Темников! — с гордостью и печалью резюмировал князь и обнял Александра, прижав его голову к своей груди. — Темников! — повторил он, смаргивая непрошенную слезу.
— Ладно, всё это пустое. Что там по купцам у тебя?
Когда княжич вышел из кабинета, его встретил перепугано-решительный взгляд рыжих Лизкиных глаз.
— Чего тебе? — нахмурился Темников.
— Я согласная! — разом выпалила девка.
— На что согласная? — озадачился Александр Игоревич.
— Дитёнка Вам народить, али двух, как потребно будет.
— У-у, — застонал Темников, — ну вот за что мне всё это?! Изыди, сатанинское отродье! И мысль сию из башки дурной выкинь. Мужу своему рожать будешь, когда оный появится.
— Не появиться, — уверенно буркнула Лизка, поспешно удаляясь. Уверенно, но тихонечко, чтоб его сиятельство не услышали.
Примечания:
[1] - Княжна Мария Дмитриевна Кантемир — дочь молдавского господаря, князя Дмитрия Константиновича и Кассандры Кантакузен, бежавших в Россию, сестра известного русского поэта Антиоха Кантемира. По легенде была любовницей императора Петра Великого.
[2] - В реальности Гендрикова Марфа Симоновна1727—1754 ещё 4 ноября 1747 вышла замуж за камер-юнкера Михаила Ивановича Софонова.
И, разумеется, никаких княжичей в галантах у неё не состояло. Наверное. Скорее всего.
Глава 4. В которой Лука приезжает вовремя, Лизка бунтует, а княжич получает прозвище и устраивается на работу столяром.
Сентябрь 1748
Липы, окружавшие старый дом, всё ещё радовали глаз изумрудностью своей листвы. Шмели всё ещё надсадно гудели над мелкими цветками осенних хризантем, и небо всё ещё было по-июльски ясное, чистое. Но тем не менее в воздухе уже потихоньку ощущались прохладные нотки приближающейся осени. И уловив их, становилось понятно, что лето закончилось.
А вместе с ним и жизнь.
В маленькой комнате трепетно пахло лавандой, и Ольга Николаевна с тоской взирала на полупустой флакончик. Скоро и он закончится, а что останется тогда? Только лишь воспоминания о том хорошем, успевшем приключиться в её недолгой жизни.
Когда Темников со своими людьми отбыл восвояси, Ольга начала врастать в старый привычный уклад по-новому. Она старалась улыбаться родителям, играть с неугомонным Алёшкой и постигать нелёгкую науку управления дворней от матушки. Словом, пыталась вести ту жизнь, что была у неё до злополучной поездки к Местниковым. И у неё даже получалось, почти всегда. Лишь ввечеру маетное беспокойство охватывало Ольгу Николаевну, но с ним успешно справлялся тонкий запах лавандовой воды, которым Ольга, по уверениям батюшки, уж весь дом провоняла. Незлобивое ворчание Николая Ивановича, как ни странно, тоже успокаивало. Раздражала как раз его смущённая покладистость, к которой всё больше и сводились их общение.