На следующий день, Баркова не нашла в себе сил отказаться от ознакомительной поездки по Петербургу, а потому была обряжена, засунута в карету, и отправлена развлекаться. Столица произвела на Ольгу Николаевну ошеломляющее впечатление, но вовсе не то коего она ожидала. Нет, конечно, сады, дворцы и каналы, по иноземному строгий и по-русски отчаянный облик города не оставил её равнодушной. Но смутило её не это.
Люди, невообразимо-огромное количество людей, военных и статских, в мундирах и партикулярном платье. Они были везде. Они ехали в экипажах и верхом, передвигались пеше и стояли бездельно на проспектах. И их было много, очень много. Ольга никогда столько людей не видела, и это, даже, не напугало её а скорее заставило напрячься, почувствовать себя неуютно, не защищённо. Эх, а она так хотела набраться сил и смелости перед завтрашним днём. На завтра они, то есть семейства Барковых и Зварич, с визитом приглашены были в особняк Темниковых.
И Ольга до дрожи боялась знакомства с князем Игорем Алексеевичем. А ну как, не по нраву она ему придётся, а ну как не одобрит решение сыновье, да и запретит княжичу её в жёны брать. Пойдёт ли княжич против воли родительской? Ольга Николаевна, почему-то, думала что пойдёт, но вот захочет ли. Словом, Баркова и сама извелась, и Соню с Дашкой вконец задёргала, к визиту готовившись.
***
Александр Игоревич встречал и у дверей, внизу. Как обычно, худ, лицом недоволен, и весь в чёрном. Впрочем, говорил он со Зваричами приветливо, без обычного своего высокомерия. Оттого Ольге даже милым, немного, показался. Князь же к гостям чуть позже вышел. Баркова поразилась сколь схожи они с сыном. Та же стать, тот же взгляд цепкий. Разве что постарше изрядно, да шрама на лбу не имеется. А так порода Темниковская легко узнаваема. Представились, перезнакомились, а как очередь до Ольги дошла — она чуть на пол не рухнула, так ноги у неё ослабли.
Князь же, на платье её, долго и с тщанием выбираемое, внимания не обратил. И причёску, Зваричевым куафёром состряпанную, тоже не оценил. Он, сходу, барышне в глаза заглянул, и засмотрелся, задумался изучая. А Ольга поняла, вдруг, что Игорь Алексеевич знает. Всё-всё знает. И про обстоятельства что свели их с княжичем, и про коровник, и про то откуда ребёнок у неё взялся. Она зажмурилась, было, обречённо, как вдруг голос тихий, на шёпот похожий проговорил близко от её уха, — Ну здравствуй дочка. Дай-ка я тебя обниму.
А после рыжая прилетела, завертелась, закружилась, болтовнёй щебечущей господ развлекая. И неловкость знакомства враз испарилась куда-то, как и не было. Лизка, ухватив одной рукой барышню, а другой Дашку (это ж ваша прислуга — ей всё знать полагается), потащила их по дому что где есть показывать. Ну, дом не дом, Ольга бы его дворцом окрестила, на что рыжая фыркнула пренебрежительно, мол, это вы ещё Московских хором не видывали. И с грустью какой-то протянула, — а вот поместье в Темниловке, там да. И Ольге Николаевне непременно захотелось пожить в том поместье, даже мысль мелькнула — «и чего это она в столицу-то стремилась»?
Впрочем, Лизка долго грустить не умела, дальше девиц потянула.
— А это, стало быть, ваши покои, барышня, — рыжая толкнула двустворчатую резную дверь, и Баркова замерла в недоумении.
Вместо ожидаемой комнаты, ну или двух, перед ней тянулся просторный коридор, с дверьми по обеим сторонам.
— И которые из них? — уточнила Ольга.
— Все, разумеется. Там вон опочивальня, это будуар, тут кабинет, на случай коли вы делами какими занять надумаете, али посетителя личного принять. Здесь комната для Дашки, чтобы рядышком завсегда была.
— Мне? Комнату?! — Дашка, и так пришибленно бродящая по особняку, застыла столбом, а в, глупо распахнутых, глазах слезинки заблестели. Девка судорожно всхлипнула и, бухнувшись на колени, ухватила руку Ольги Николаевны.
— Матушка, благодетельница, — принялась она покрывать поцелуями руку Барковой, — спасибо вам голубушка, спасибо что не бросили меня сирую! Я за вас... Я для вас...!
— Ну, полно, Даша, полно, — смутилась Ольга, — я то здесь причём? И когда, только, приготовить-то всё успели? — поспешила она перевести тему.
— Да как нарочный от батюшки вашего прибыл, так и начали готовиться. А что тянуть-то!? — удивилась Лизка.
— Что вот так вот прямо, — не поверила Баркова, — без обсуждения с князем?
— Угу, — Лизка не видела ничего необычного, в совершенно естественном, по её мнению, ходе событий, — ладно, тут ещё обсмотритесь — ступайте за мною я вам дальше всё покажу.
И стремительная рыжая комета вознамерилась рвануть вверх по лестнице.
— А покои Александра Игоревича где? — остановила её вопросом Ольга.
— Так вот же, — повела рукой Лизка, — аккурат напротив ваших. Только вот, — несколько смущённо, продолжила она, — извините, барышня, но ходу вам туда нет. И никому нет окромя меня да Луки. Ну и князю Игорю Алексеевичу, разумеется.
Баркова кивнула, принимая сие к сведению, а Дашка лишь взгляд непонимающий с одной на другую переводила. Мол, как это хозяйка в дому, а в некоторые места ходу не имеет?
— А ты где обитаешь? — проморгавшись поинтересовалась девка.
Лизка, чуть смутившись и мордахой порозовев, ткнула пальцем в двери покоев его сиятельства, — Там же, рядышком.
— Почему? — изумилась Дашка.
— Э-э-э.
— Потому что она секретарь Александра Игоревича, — пришла на выручку растерявшейся Лизке Ольга Николаевна, — а секретарь завсегда поблизости находиться должен. Мало ли какая надобность приключится.
— Ага, — с готовностью подтвердила рыжая, благодарно взглянув на Баркову, — секретарь потому что. А как же.
***
На пятый день пребывания Ольги в столице, у Темниковых приём назначен был. Ассамблея не ассамблея, бал не бал. Что-то среднее, организованное дабы Петербуржское общество, с невестой наследника познакомить. В этот раз Баркова идти туда не боялась, и не смущалась даже. Ей там было хорошо. Ольга Николаевна, как дама склонная к самокопанию, давно уж разобралась, отчего так происходит. А всё просто оказалось: ей хорошо коли поблизости есть кто-то из тех трёх, что на болотах её выручали. Лучше, конечно же, когда все вместе.
Ну, с княжичем оно понятно: всё-таки муж будущий, защитник и господин, как в писании сказано. Лука: он ей как дядька чудился. Угрюмый, суровый, но тот с кем не страшно. Такой что и пожурить может за баловство неуёмное, и оборонить от лихого, и утешить, буде надобно. Рядом с Варнаком она вовсе ребятёнком неразумным себя ощущала. Мелочью, о которой заботятся. И сколь бы взрослой Ольга Николаевна себя не мнила, что скрывать, приятно было иной раз в детство беззаботное окунуться. Лизка? А что Лизка? Подруга, не иначе, и начхать на разницу в положении. По крайней мере, именно так Баркова старалась себя уверить. Объяснить себе, отчего ей с Лизкою то беззаботно весело, то смущающе неловко. Почему присутствие рыжей на неё то успокаивающе действует, то тревожит, волнует смутными, неясными образами. Подруга, да! Ольга даже хотела, было, выпросить Лизку у княжича, на время. Чтоб она до венчания с ней пожила, но постеснялась.
Словом, на приём к Темниковым ехала она с радостью и предвкушением чего-то необыкновенно-увлекательного. Поначалу так всё и случилось. Людской хоровод подхватил Ольгу своим пёстрым великолепием, закружил, захохотал нетрезвыми незнакомцами. Настроение безудержного веселья заискрилось сотнями свечей, заиграло музыками, заплясало модными танцами. Нет, никак нельзя было сравнивать столичное общество с собранием провинциальных помещиков придирчиво-учтивых и целомудренно-осторожных. Баркова потихоньку начала понимать сестру в её желании не остаться сельской барыней, а сбежать в этот свет и бурление жизни. Софья, разумеется, тоже на приём явилась вместе с мужем. Вот уж кто выглядел здесь уместно, так это старшая Баркова. Она танцевала, знакомилась, вела беседы с уже известными ей дамами. Время от времени бросала сестрицу под Лизкиным присмотром, и уносилась по каким-то своим делам. Впрочем, Ольга не обижалась. У неё и так голова шла кругом от изобилия света, гама и новых лиц. Столичный люд принял невесту княжича ласково и заинтересовано. С одной стороны выказать приязнь новому члену влиятельного рода всяко лишним не будет, ну а с другой интересно же, что это за девица неугомонного Темникова захомутать сумевшая.
