Лишь одна барышня наособицу от других себя повела. Подошла сама, представилась Марфою Гендриковой, Лизка её как увидала враз шипеть аки гадюка начала, и чуть ли не ядом плеваться. Вот и с чего бы такая немилость? Барышня виду приятного, на лицо красавица с чертами мягкими, не резкими, густыми бровями да округлым подбородком. Одета так, что Ольге только вздыхать остаётся завистливо. И не в богатстве платья дело, просто носит она себя и его будто бы с рождения на балах бывает. Барковой, с её провинциальной грацией, до такого ох и долгонько ещё.

Гендрикова, меж тем, улыбнулась приветливо и, как Ольге показалось, чуть насмешливо. Поздравила с хорошей партией, и подмигнула заговорщицки, мол, мы то с тобой знаем, в чём тут дело. Ольга намёка не поняла, но на всякий случай напряглась, — мало ли что это за Марфа.

— И как же вы познакомились с Александром Игоревичем? — полюбопытствовала Гендрикова.

— Случайно, — неопределённо ответила Ольга, гадая, что это, простое любопытство или же нечто большее.

— И давно ли? — продолжала любопытствовать настырная Марфа Симоновна.

— Этим летом.

— Вот как, — удивилась Ольгина собеседница, — и уже под венец? Так скоро?

Лизка, отиравшаяся рядом с Барковой, недовольно засопела. Действительно, странная дама сия явно позволяла себе лишнего. Ежели только не нарывалась на ссору. Но нет, вроде. Стоит, улыбается так же приязненно, щурится, намекая на какие-то неизвестные Ольге обстоятельства. Баркова, отчего-то, почувствовала раздражение.

— Ну что поделаешь, — с вызовом глянула она на Марфу, — так бывает. Любовь. Вот как увиделись, так и воспылали друг к другу страстию нежной. А батюшка и не против был.

— О да, — с готовностью подтвердила Гендрикова, — ещё как бывает. И я прекрасно вас понимаю — трудно, наверное, не влюбиться в такого как Темников.

И вновь хитро заулыбалась.

— Лиза, — вдруг резко сменила она тему, — вот не нужно смотреть на меня волчицею: я не враг тебе. Ни тебе, ни твоей хозяйке, — выделила она интонацией, — новой. И уж разумеется не враг княжичу.

— Пшшш, — ответствовала Лизка.

— Ну, вот и славно. — одобрила Гендрикова, — О, смотрите, это же граф Разумовский Алексей Григорьевич! Извините меня, Ольга Николаевна, вынуждена вас покинуть. Надеюсь, мы с вами станем добрыми подругами.

И упорхнула, всё так же улыбаясь. Вот же! И плохого ничего не сказала, и вела себя, вроде, доброжелательно, а настроение у Ольги враз испортилось. И, поди, пойми от чего. Духота зальная, прежде незамеченная, как-то разом навалилась, веселье безудержное показалось натужным да искусственным.

— Кто это? — поинтересовалась у Лизки, не оборачиваясь.

— Гендрикова-то? Кузина императрицы, фрейлина её величества.

— А что же ты шипишь на неё? — изумлённо взглянула Ольга на рыжую, — Не по статусу, чай!

— Да ну, — отмахнулась девка, — не нравится она мне просто.

— Де-ела, — протянула Баркова, а сама подумала, в какую ж это семью она попала, коли в ней холопка хозяйская может неудовольствие аж самой кузине её величества выказать, а та напротив дружбы холопки этой ищет. Ну, если конечно она правильно всё уразумела.

— Слушай, — вдруг посетила её мысль, — а она, эта Марфа, с Александром случайно не...

— Смотрите! — перебила её Лизка, — Это ж Пашка Востряков! Павел Ильич сюда, к нам идите! — заголосила она, размахивая руками.

Ольга недовольно поморщилась. Нет, Вострякову она была рада, отчего-то при виде сего наивно-искреннего здоровяка, на губы сама собой наползала улыбка, и приходилось делать над собой усилие, дабы не обронить запанибратское «Пашка». Ну, в самом-то деле, какой из Вострякова Павел Ильич — Пашка и есть. Просто она уж за время пути поняла, что коли рыжая эдак вот тему сменила то, ничего более, по вопросу интересующему, выдавить из неё не удастся. Станет юлить, изворачиваться всяко, но ни слова дельного не брякнет. Хоть режь её, козу упёртую.

А Ольге было интересно, и вместе с тем неприятно от этого интереса. Впрочем, как бы там ни было, а вечер продолжался своим чередом, нимало не смущаясь отсутствием настроения у виновницы. В какой-то момент Баркова осталась одна, отослав Лизку за морсом, и, воспользовавшись этим, из оравы веселящихся к ней выскочил какой-то незнакомец.

Господин лет тридцати, виду иноземного, кудрявый да черноволосый. Отчего-то Ольге он сразу не понравился. Было в нём что-то опасное, недоброе. То ли во взгляде, что залу беспрестанно обшаривал, то ли в целеустремлённости с которой человек сей к Ольге направлялся.

— Вина принеси мне, — распорядился господин, уперев в Ольгу взгляд.

— Что, простите? — опешила Баркова.

— Оглохла, что ли?! — возмутился чернявый, с сильным акцентом, — Бегом, исполняй. Совсем холопья у Темниковых распустились, ленивы да тугодумны сделались.

И покуда Ольга, задыхаясь от возмущения, пыталась выдумать достойный ответ, к ним, стремительным шагом, Александр Игоревич приблизился.

— Позвольте полюбопытствовать, а что здесь происходит? — с недоброй улыбкой осведомился княжич.

— Да вот, — пояснил неприятный человек, — прислугу вашу за вином отправляю, а она, вместо того чтобы исполнять, барышню из себя строит.

— Вы, сударь, с невестой моею имеете честь разговаривать, в сей момент, — угрожающе захрипел его сиятельство, — будущей сиятельной княжной Темниковой.

— Да?! — ухмыльнулся незнакомец, — Вот незадача. Что ж, обознался — бывает. Трудно не обознаться, коли все привыкли, что вас девки непотребные завсегда окружают. Но если вы сочли себя оскорблённым, то завтра же поутру я пришлю секунданта, дабы удовлетворить обиду.

Он довольно огляделся. И верно, музыка затихла, и гости собрались вокруг, кто с осуждением, но большинство с любопытством, взирая на скандал.

— Да уж, потрудитесь, — хмуро ответствовал княжич.

— Ну, на сём и окончим, пожалуй, — весело заключил незнакомец, — полагаю, в формальной пощёчине нет необходимости.

— Да отчего же? — изумился Александр Игоревич, и раскрытой ладонью, с левой зарядил в ухо грубияну. Да так что тот на ногах закачался.

— Я, извольте видеть, всегда чту традиции. Лука, — распорядился он, — возьми, кого ни будь, да и выбрось из дому сего паскудника.

Невесть откуда взявшийся Варнак, на пару с каким-то гайдуком, подхватили, ещё не оправившегося гостя и поволокли его на выход.

— Прошу прощения, судари и сударыни, за эдакий конфуз, — улыбнулся, как ни в чём не бывало, княжич, и развёл руками, — итальянцы совсем пить не умеют.

Судари ответили одобрительным гулом, и веселье закрутилось по-новой. А к невозмутимому Темникову и перепуганной Ольге, пробивались злющий, и одновременно виноватый Павел Ильич и, не менее Ольги перепуганная Гендрикова.

— Сашка, прости, — с ходу загудел Востряков, — бес попутал. И ведь на минуту всего отлучился! Хочешь, я догоню того итальяшку, да растолкую ему чем Петербург от Неаполя отличается.

— Успокойся, Паш, нормально всё. И уж точно догонять никого не надобно. Вот разве что... секундантом пойдёшь ко мне? Ну, вот и ладно, — получив подтверждающий кивок, одобрил княжич, — развлекайся пока: после потолкуем.

Востряков ушёл, недоумённо оглядываясь, а его место тут же заняла Марфа Симоновна, нервно комкающая платок.

— Саш... — она взглянула по сторонам и, тут же поправилась, — Александр Игоревич, я его узнала, этого итальянца.

— М-м? — изобразил интерес Темников.

— Это Марко Санторо, бретёр. Наёмный бретёр. Он, говорят, очень хорош. Берёт дорого, не на каждый поединок соглашается, но всегда делает то, что задумал. Вы же понимаете, княжич, что эта ссора неспроста.

— Да и пусть его, — легкомысленно отмахнулся Темников.

— Александр Игоревич, Саша, — совсем разнервничалась Гендрикова, — я понимаю, там гордость, апломб, но умоляю — подумайте! Марко профессиональный бретёр, а я, смею полагать, остаюсь вашим другом. И мне не всё равно, что с вами станется.

— Марфа Симоновна, — прижал руку к груди княжич, — поверьте, я очень ценю ваше участие, и безмерно благодарен за добытые сведения, но всё же, уж позвольте мне как дворянину и мужчине решать такие вопросы самостоятельно.