Герберт Шраут, не отрываясь, смотрел на лицо своего внука. Шестнадцатилетний Герман спал. Худое, бледное лицо юноши было повёрнуто против света, и это заставляло тени обострять и без того угловатые черты. Дыхание было ровным и тихим — слишком тихим для его возраста.

Как же он изменился за последние недели. Как ослаб и исхудал.

Эта мысль обожгла старика мучительной болью. Как всё… неправильно.

На его собственном сыне природа уж точно отдохнула. Грант не был ни хорошим управленцем, ни умным аналитиком. Жёнушку себе он тоже выбрал на свой вкус, да и понимание аристократического достоинства у них тоже было… своеобразным. Пафоса и самомнения хоть отбавляй, зато чего-то по-настоящему достойного нет и не предвидится.

Именно потому Герберт с удвоенным волнением следил за тем, кто вырастает из его внуков. Не вмешивался, когда Грант с Варварой третировали маленькую Валентину — уж лучше пусть выработает характер, чем станет копией матери. Наблюдал, как Герман предпочитает вначале играм, а затем молодёжным тусовкам тренировки по магии. Надеялся, что хотя бы в этом поколении найдёт достойную смену, на чьи плечи и сможет возложить ответственность за страну и род Шраутов.

И вот он здесь. Внук, некогда талантливый, умный и активный паренёк с большими планами на эту жизнь — стремительно угасает от неизлечимой болезни. За последние три дня он почти не вставал. Угасает, полностью осознавая происходящее с ним. А Валентина — серьёзная, собранная, действительно из той породы, что могла бы управлять страной…

Её — как и других упавших — не обнаружили до сих пор. Успели найти только обломки вертолёта с изломанным телом мёртвой Дюбуа. Будь у него хотя бы два часа на прочёсывание леса, нашли бы и остальных; в конце концов, это был лишь вопрос времени…

Император не дал ему этого времени.

Чёртова нежить. Шраут покачал головой, медленно и беззвучно направляя инвалидное кресло вон из комнаты. Люций смешал все планы — одним своим появлением.

Это… были смешанные чувства. Как и все, кто видел Печать, Шраут понимал, что Люций имеет право на правление, на то, чтобы свернуть поиски его внучки, вызвать в город его самого и всех его людей и промурыжить всю ночь, вникая в текущую ситуацию, требуя ответов на тысячи вопросов.

В то же время, Шраут понимал и то, что Люций — вовсе не тот человек, которого он когда-то знал и который изменил его собственную судьбу. В конце концов, Шраут видел и то, что происходило в мемориале.

Старый Люций, прежний Люций, его лучший друг, был настоящим Императором, мудрым и терпеливым. Он бы не оторвал его от спасения наследницы. Он бы… говорил иначе. Спрашивал иначе. Просто вёл бы себя — совсем не так, как то существо, которое вызвало его.

И которое, при всём при том, являлось никем иным, как Люцием.

И вот теперь уже утро, его внук умирает, его внучка пропала без вести, а страну ждёт неизвестно что. Неправильно. Несправедливо.

Именно с такими мыслями старик въехал в столовую. Грант и Варвара уже были здесь, но Герберт не удостоил их и взглядом — его глаза скользили сейчас по большой, старой фотографии на стене.

Он — молодой, загорелый, здоровый. И Люций. Они стоят в обнимку, на лицах улыбки. Друзья навеки, соратники с большими планами!.. Весь мир впереди и все дороги открыты.

— Папа?

Герберт обернулся.

— Папа, что происходит? — тон Гранта был почти требующим. — Откуда взялся новый Император?

— А ты сам как думаешь, Грант? — хмыкнул старик, снова поворачиваясь к низко висящей фотографии и снимая её со стены. В доме всё висело низко с тех пор, как он навсегда поселился в каталке; дом вообще жил по его правилам и подстраивался под его желания.

— Мы не сомневаемся в том, что это Император, но… кто этот Император? — подала голос Варвара. — Убийство и это появление — части одного целого? Нам… следует чего-то опасаться?

— Не сомневаетесь? — Герберт не двинулся с места, глядя не на родню, а на фотографию. — Сомневаться иногда полезно.

— Так ты ответишь, кто это такой? — потерял терпение Грант. — Чёрт, ты возглавляешь УБИ, не может быть, чтобы ты не знал!

— Люций. Тот самый Люций, с которым вместе я построил эту страну, — честно ответил Шраут. — Ты задаёшь не те вопросы, сын. Ты ищешь ответа там, где нужно искать руководство к действию.

«Именно поэтому я и не передал тебе всю власть», — мысленно закончил он.

Особняк Шраутов огласился громким, гулким звоном; часы били десять.

— Хватит говорить загадками, — Грант встал. — Папа. Если дом Шраутов… Какого чёрта?

Старик быстро поднял глаза. Ни старость, ни болезни не смогли притупить его реакции, и он сразу увидел причину испуга Гранта. Огромное, тёмно-багровое пятно расползалось по небу.

Скверна?..

— Вот и ответ, — медленно заключил Герберт, небрежным движением руки разбивая рамку о подоконник. Осколки стекла брызнули на ковёр, деревяшка треснула.

— Что это? — Варвара вскочила. — Дорогой, что это?

— Ничего хорошего, — Грант бросился к двери. — Мы успеем эвакуироваться? Успеем, должны успеть. Эй, где там, срочно…

Варвара вылетела следом за ним; Герберт не обращал внимания на их возню. Медленно отворив окно, он разорвал фотографию на мелкие кусочки и выкинул вниз. Взгляд следил за ними секунды три, затем вернулся к медленно расползающемуся по небу пятну скверны. Скверны… того же, что двигало сейчас человеком, которого он некогда называл своим другом.

За долгие годы своего правления, за время, прошедшее после, Император успел стать в своей стране большим, чем просто правитель. Он был… практически богом. Недосягаемым, почитаемым, всемогущим.

Увы. Герберт Шраут разуверился в любых богах очень много лет назад.

Реакция наступала — слегка заторможенно, но неумолимо. Сначала наступило оцепенение — всеобщее, но короткое. Большинство людей смотрело на багровеющее, осквернённое небо, даже не обращая внимания на происходящее на помосте — хотя то, что произошло на нём, казалось Элизе более шокирующей.

Но развить мысль о внезапном воскрешении «дедушки» ей не дали.

Первый крик был бессвязным — просто вопль ужаса и отчаяния. Но это стало сигналом и для остальных. Секунда, и оцепенение уже перешло в панику и давку.

Крики раздавались со всех сторон; в большинстве своём это были такие же бессмысленные причитания, кое-где прорывались отдельные фразы:

— Это что, оружие Республики?

— Нет, не может быть! Такое было в Альянсе во время войны!

— Мы все умрём!!

— А я говорил, что с этим воскресшим Императором что-то не так!

Сам «воскресший Император» стоял на помосте, тяжело дыша и уставившись на Родиона, который отряхивался от пыли. Элиза машинально обернулось — и не увидела Алекса с Ленорой. Впрочем, с такой мельтешней было сложно кого-то найти.

— Я помню тебя, Родион Долгов, — Император решительно шагнул вперёд. — У тебя один шанс, чтобы объясниться.

— Объясниться, — крякнул старик. — Объясниться, значит. Хе-хе.

Элиза не отводила взгляд от помоста, как и стоящие возле неё Сара и КОБРовцы. Поток людей обтекал их со всех сторон, не сбивая с ног — кажется, за это нужно было благодарить Укольцева и его навык.

— Мы не в эпицентре, — заметил Карлов. — Не знаю, почему, но…

Все трое подняли руку, заставляя его заткнуться.

— Я жду, — Император глядел на Родиона, не замечая ничего вокруг — или замечая, но не подавая виду.

— Ответов? — Родион поглядел на него. — Как насчёт «поищи их внутри себя»? Немного избито, но в твоём случае точно соответствует правде.

— Вот и разобрались, — лицо Люция потемнело — а в следующую секунду потемнели, уже в прямом смысле слова, его руки, и Император попытался нанести старику удар, быстрый и сокрушительный.

Родион увернулся от удара с поразительной для такого дряхлого вида лёгкостью.

— Ты ведь даже сам этого не замечаешь, Люций, да? — рассмеялся он, хрипло и самодовольно. — Не видишь, как изменила тебя скверна, как она жрёт тебя изнутри.