Возможно, тёплая атмосфера или приглушённый свет ламп так особенно повлиял на нас, или только меня, но я почувствовала, словно передо мной сидит кто-то родной, нужный. А может это искренность Люка и его слова заставили это почувствовать. Это стало неважно, важным было моё чувство, что стало разрастаться глубоко в душе, то чувство, что закралось туда еще в тот вечер, после нашего разговора, который стал тайной общей и только нашей, меня и Люка.

Он опустил руку и приступил к чаю, как и я. Мы молчали, потому что каждый был в своих мыслях. Я смотрела через широкое окно на падающий снег и видела, как из ресторана выходит пара моих ребят. И за всем этим не заметила, как Люк пересел ко мне на диванчик и теперь стал смотреть в окно вместе со мной. Только когда его пальцы коснулись моих плеч, что бы снять пальто, я обратила на него внимание. Я повернулась, и наши лица вдруг оказались друг напротив друга, причём на неприлично близком расстоянии.

Руки Гронского так и зависли на моих плечах, как и удивление застыло в моих глазах. Я неотрывно смотрела в его лицо и чувствовала, как все мои ощущения усиливаются: слух стал острее, зрение чётче, даже кожа чувствовала его дыхание.

— У тебя очень красивое платье сегодня. Ты в нём прекрасна, — первым произнёс он, и я невольно улыбнулась.

Забрав пальто, он встал и повесил его на вешалку, после чего вернулся и вновь сел рядом со мной.

— Я, конечно, знал, что в обществе девушек отношения немножко другие между собой, но сейчас, после твоего рассказа, мне кажется, что в женском коллективе вообще выжить невозможно. Даже в шестнадцать вы коварны, как в свои тридцать. Это ужасно…

— Ты меня тоже такой считаешь? — почему-то спросила я. Мне было горько осознавать, что теперь в его глазах я не самый приятный человек.

В ответ Люк слабо улыбнулся.

— Именно женское коварство и заставляет нас вас любить, разве нет? Даже в вашем невинном взгляде, кукольном личике его так много. С одной стороны женская хитрость привлекательна для нас, но разрушительна для ваших соперниц. Однозначно не хотел бы родиться девочкой.

Его вердикт меня рассмешил, и мы вдруг сами не заметили, как стали разговаривать о каких-то мелочах. Вначале спорили, почему какой-то пол лучше другого, потом Люк стал рассказывать некоторые истории из своей школы, заставляя улыбаться меня и смеяться до боли в щеках и до слёз из глаз. И мы оба совершенно не заметили, как в кафе вошли несколько человек из моего класса и стали внимательно на нас смотреть.

Я напряглась где-то внутри, как только их увидела, а Люк их вдруг подозвал к нам.

Напротив нас сели Саша, Яна и Алина. Первый странно уставился на Люка, и я вдруг вспомнила, что он его уже видел.

— А мы тут извиниться пришли, — звонко пропела Алина, и бесцеремонно стала строить глазки…Люку? Моему Люку.

Мысленно хотелось её удушить, а в реальности я первая схватила Гронского за руку, и сжала крепче, чем спасательный круг, если б тонула.

— Вы обидели мою Нюшу, ребята. А ведь она о вас так много приятного рассказывала, — он укоризненно покачал головой, а я ели сдержала отвисшую челюсть.

Зачем? Зачем он продолжает играть?

Но на мысленный вопрос Люк просто переплёл наши пальцы и крепче сжал мою ладонь, давая понять, что всё будет хорошо. Это вновь заставило мои губы растянуться в счастливой улыбке.

— Всё хорошо, я их прощаю, — подыграла я.

— Стой, — воскликнул Саша, — ты же тот парень, я прав?

Бровь Гронского полетела вверх.

— Троюродный брат Нюши, забрал её еще весной этой, когда наш автобус застрял. Ну, точно он!

Саша так обрадовался своей великолепной памяти, что чуть ли в ладоши не захлопал. А мне захотелось его стукнуть по голове. Яна растерянно переводила взгляд со своего парня на «моего», а Алина вновь стала хитро улыбаться.

— Троюродный брат? — переспросил Гронский и его бровь цинично изогнулась. — Ты меня с кем-то путаешь, приятель.

— Разве? — уже не так уверенно спросил тот.

— Однозначно, — подтвердил рядом со мной сидящий. — Разве троюродные браться могут себе позволить такое?

Какое такое спросить я не успела, Люк вновь обхватил пальцами мой подбородок и притянул лицо к себе, а после…

Его губы вначале мягко, словно пробуя на вкус, коснулись моих, после чего он стал более настойчивым, заставляя смести любое оцепенение и отвечать. И я ответила, неумело, но охотно. Может я и не осознавала этого, но я хотела поцелуя, именно поэтому сразу же растворилась в нём, забывая всё, что тут происходит вокруг меня и всех, кто меня окружает. Только он и я, только наш поцелуй, наши губы и горячее дыхание. Но дышал только он, потому что я напрочь забыла про это, полностью отдаваясь во власть Люка.

Мне казалось не совсем приличным проявлять чувства так публично, причём целоваться прямо при одноклассниках, вот только этот поцелуй заставил меня понять, что любое чувство стыда и стеснения может отключиться, стоит умелым губам коснуться твоих, стоит двум людям почувствовать друг друга.

Я первой опомнилась, что пора это прекращать. Мысленно кричала «оторвись от него!». Но почему-то ничего не получалось, и даже жгучая нехватка воздуха в лёгких не заставила меня этого сделать. Я боялась, что оторвавшись от него, я больше никогда не поцелую этого человека.

Но он первым отстранился, медленно, все ещё не выпуская из своих пальцев моё лицо.

— Извините, — прошептала Яна, — ребят, пошли отсюда….

Кажется, они ушли. Но я этого не видела и не слышала.

Я видела только его, а слышала звуки собственного сердца, что отдавалось где-то в висках, ушах, груди и даже пятках.

— Дыши, — прошептал он, и я наконец-то вздохнула.

Так глубоко, как никогда в жизни, только бы не закричать «О боже! Мой первый поцелуй!»

Люк отстранился, облокотился на спинку дивана, и, скрестив ноги, взял чашку чая.

— Кажется, они ушли, — усмехнулся он.

— Кажется, — повторила я за ним.

— Теперь у них сомнений не останется, — еще шире улыбнулся он.

— Не останется… — вновь эхом повторила я.

Брови Люка вдруг съехали к переносице, и он повернулся ко мне, всё еще сидящей в той же позе, как и минутами ранее. Я смотрела в одну точку и, кажется, этого не осознавала.

— Ты в порядке? — он помахал рукой возле моего лица, а потом вдруг разозлился.

— Чёрт! Не говори только, что это был твой первый….

И не скажу, потому что я не в состоянии что-либо сказать. На моих губах всё еще чувство мягкого поцелуя, заставившее сердце до сих пор стучать быстрее обычного в груди.

— Извини, — прошептал Люк и протянул руку, что бы видимо дотронуться до моего лица.

Но я успела уклониться и отвернулась к окну, потому что в его светлые глаза, наполненные искренним сожалением, было неприятно смотреть. Я не хотела выглядеть жалко в его глазах.

— Я не собираюсь истерить, даже если это был мой первый поцелуй. Всё в порядке, — заверила я его в совершенно обратном.

Внутри была истерика, но помимо меня незачем кому-то о ней знать.

— И спасибо, кажется, ты прав, и теперь у них не будет сомнений на твой счёт. Но есть ещё человек, которому я должна помочь, Люк.

Набравшись смелости, я вновь повернулась к нему лицом и схватила свой клатч со стола. Сейчас, как ни странно, я переживала за Вику, ведь я даже ей смс не написала.

Но стоило мне об этом подумать, как телефон в клатче завибрировал, и на дисплее высветилась фамилия Вики. Мы успели обменяться с ней номерами сегодня на всякий случай в туалете прежде, чем приступили к осуществлению провалившегося плана. Только сейчас я понимаю, какая глупая это была затея, и мне срочно нужно было придумать что-нибудь получше.

— Да, — ответила я, когда нажала на зелёную кнопку.

— Настя, учителя пришли, не знаю, заметила ли ты их отсутствие в кафе, но Михаил Андреевич твоё здесь точно отметит, так что быстрее возвращайся!

Я отключилась и быстро передала суть разговора Гронскому.