— Я хотел извиниться перед тобой и объясниться.

Пошатнувшись, услышав последнее слово, я упёрлась в машину, что была позади меня. Теперь мне некуда было деться, даже если бы я вдруг резко захотела бежать, а такое желание появилось.

— Ты хочешь…

— Сказать тебе, что ты… — Люк глубоко вздохнул и резко замолчал.

Его взгляд переместился на мою щёку, и его ладонь оказалась там же.

Большим пальцем он стал тереть кожу, на которой кажется, было немного из основы под чизкейк. Боже мой! Я только сейчас вспомнила, как выгляжу, и думаю, что полоска из сливок на щеке это еще не самое страшное, что сейчас было на моём лице. Что, к примеру, твориться на моей голове?

Но когда его палец всё стёр, ладонь Люк не убрал, и все мои тревоги испарились. Я смотрела на Гронского, который не дышал так же, как и я.

— Нюша, я тебя люблю. Не как друга, а как девушку, самую прекрасную девушку, которую я только мог встретить.

Я разомкнула губы от удивления, потому что всегда считала, что признание в любви — это что-то ужасно смущающее и неловкое.

Но Люк был спокоен, и его поток нежных слов заставлял чувствовать трепет, а не смущение. Сердце давно замерло, как и дыхание, как и снежная буря. Всё остановилось, и в этом мире остались лишь мы вдвоём.

— Ты самое лучшее, что я когда-либо мог чувствовать, видеть и слышать. Я не преувеличиваю, говоря тебе всё это, потому что ты девушка и любишь ушами, я говорю тебе всё, что действительно чувствую, потому что мне надоело молчать и бояться осуждения общественности этих отношений. Я видел, какими глазами ты на меня смотришь, чувствовал, как перестаёшь дышать, когда обнимаешь, но мне было страшно, Нюша.

Люк наклонился, что бы сократить между нами расстояние. Его лицо было ужасно близко, и я очень боялась, что он перестанет говорить эти прекрасные слова, когда увидит слёзы, что текли по моим щекам, обжигая кожу.

Закусив губу, я сдержала всхлип, только бы он не молчал. И убирая своими ладонями мои слёзы, он сделал, как я хотела, он продолжил.

— Ты мой маленький рай, в котором я хочу жить, и который сам же чуть не погубил. Я должен был сказать тебе о своих чувствах до того, как ты выпила тот коктейль, а не после, что бы на утро следующего дня ты позвонила мне счастливая, грея своими признаниями душу, а не подавленная раскаянием за то, чего не делала, заставляя чувствовать себя последним подонком. Единственное, чего я сейчас хочу, это обнять тебя и, чёрт подери, всем сказать, что мне плевать на то, что они думают. Печь с тобой пиццу, читать на ночь книги, выслушивать скучные новости про работу и смотреть ненавистные мне мелодрамы, которые так любишь ты. Но я…

— Я люблю тебя, — дала волю своим чувствам и я и обхватила холодными пальцами ладони Люка, что всё ещё лежали на моих щеках.

Поцеловав их, я вновь посмотрела на него и улыбнулась. Это было самое ужасное зрелище, ведь кто признаётся в своих чувствах стоя с взлохмаченными волосами и заплаканным лицом?

— Я так рада слышать, что нужна тебе, Люк, эти слова делают меня самой счастливой.

Окольцевав себя же его руками, я прижалась к тёплой груди, что выглядывала из его раскрытого пальто.

— Когда ты мне позвонил на свой день рождения и сказал, что я тебя достала и поэтому ты так быстро уехал с Барсовым, мне казалось, что мир рухнул. Как может целая вселенная расколоться после исчезновения всего-то одного человека? Я была бы счастлива быть тебе и просто другом, но почему… Почему ты тогда казал мне такие ужасные слова?

— Что?

Люк отстранился от меня и смотрел, словно только сейчас заметил весь тот беспорядок на моей голове. Но, как оказалось позже, мои волосы тут вовсе были ни при чём.

— Я бы никогда не сказал, что ты меня достала.

— Но ты… Ты сказал, знаю ли я, почему ты так быстро уехал, а потом… Сказал, как же ты меня зае…

Я закрыла рукой рот, чтобы не продолжать то ужасное слово, которое сама не позволяла себе в речи.

Лицо Гронского стало словно каменным.

— Это адресовалось не тебе, — он потёр ладонями лицо, словно вспомнил что-то ужасное и тяжёлое. — Тогда я собирался признаться тебе, потому что был ужасно пьян и у меня бы была на утуро для тебя идеальная отмазка, но у меня Мирон отобрал телефон и выбросил его, из-за чего я даже на следующий день не вспомнил, что тебе звонил. Вот же дерьмо, ты же наверно, подумала, что я тебе это…

— То есть, я тебе не надоедала? — переспросила я, словно до этого он мне не говорил, что любит.

— Никогда… Чёрт, неужели ты и правда подумала, что я мог тебе такое сказать?

Я кивнула, почувствовала новую волну истерики. Все события этого дня стали накрывать одной волной. И что бы как-то ухватиться за самое прекрасное, что только происходило со мной в жизни, я вновь взяла Люка за ладонь.

— То есть мы можем попробовать… быть парой? Настоящей, как…

— Самой настоящей, — прошептал Люк и наклонился.

Я ожидала, что наши глаза вновь встретиться, что бы утонуть друг в друге, но вместо этого меня ждал поцелуй.

Холодный из-за жуткого мороза, но самый чувственный, настоящий и искренний, заменяя собой любые слова. И закрыв глаза, передо мной промелькнуло прошлое одной плёнкой, что стала меркнуть, как самый страшный сон с приходом солнечного утра. В прошлом я плакала, сидела на кровати в прострации после того глупого звонка, скучала по Люку, звонила ему в слезах, ругала, когда он смотрел на мои ноги, грудь.

Но всё это было в далёком прошлом, которое я собралась оставить, ведь теперь у меня было настоящее.

Обхватив второй рукой шею Люка, я почувствовала, как его пальцы переместилась на мой затылок. Это было не детское прикосновение губ, это был самый настоящий поцелуй, заставляющий чувствовать себя не просто Нюшей и не обычной девушкой, что целует парня. Я ощущала себя девушкой Люка Гронского, который не отпускал мои губы до последнего. И даже когда я уже больше не чувствовала кожей лица его горячее дыхание, я еще несколько секунд стояла с закрытыми глазами, наслаждаясь послевкусием ощущений.

— Нюша, ты станешь моей девушкой? — спросил он у меня, уже выпрямившись и глядя в мои заплаканные глаза, всё так же сплетая наши пальцы.

Что ж, думаю, мне оставалось только кивнуть…

— Я думаю, мне пора.

— Ещё минуточку…

Заряжаясь объятиями, мы уже точно больше десятка минут стояли и в прямом смысле дышали друг другом. И в моей голове не было фейерверков, которые я ждала от отношений. Вместо этого глубоко в душе растекалось невообразимое количество тепла, которое согревало даже зимой.

— Я тут подумала, ты же ко мне приставать будешь?

Люк засмеялся и переместил свою ладонь с моей спины намного ниже.

— В святые я точно не заделывался.

— Ужас, фу на тебя, старик-извращенец!

Я отстранилась от Гронского и посмотрела прямо в его наглое лицо, которое украшала улыбка, самая настоящая и счастливая, как и у меня.

— Я хотел еще тебе кое-что отдать, раз мой подарок на день рождения ты забраковала.

Взяв холодными пальцами мои ладони, Люк вложил в них синюю бархатную коробочку.

— Дома посмотришь, — остановил он меня, когда я с интересом уже собиралась узнать о содержимом. — Не хочу, что бы еще один мой подарок вернули. И еще…

Взяв меня за вторую руку, Люк подвёл к багажнику и открыл его. Глядя на большое и плюшевое нечто, что просто нельзя было назвать медведем из-за его гигантских размеров, я даже не сразу как-то отреагировала.

— Такой?

— Что? — пропищала я из-за смеси полного ошеломления и волнения.

Что-то эта игрушка мне напоминала, а именно один из моих фанфиков, который я закончила самым последним.

— «Леди и бизнесмен», кажется.

Я начала смеяться, и это было из-за истерики, что решила накатить прямо сейчас. Даже букет роз засунул ему в лапы, только что бы повторить тот глупый детский сюжет.

— Люк, я удалю все свои работы, если ты выкинешь что-то подобное этому, — уже серьёзно ответила я ему, когда успокоилась.