Около часа пополудни Гленарван и его спутники, истерзанные и изнеможенные, снова сошлись в долине. Гленарван был в глубоком отчаянии. Он едва мог говорить. Изредка только его побелевшие губы беззвучно шептали:
– Я не уйду отсюда. Не уйду!
Все понимали это упорство и относились к нему с уважением.
– Подождем, – тихо сказал Паганель майору и Тому Аустину. – Отдохнем немного и восстановим свои силы. Так или иначе для продолжения ли поисков, или для продолжения пути, но это необходимо сделать!
– Да, – ответил Мак-Набс, – мы останемся здесь, так хочет Эдуард. Он еще надеется. На что?..
– Бедняжка Роберт! – сказал Том Аустин.
– Да, бедняжка Роберт! – повторил Паганель, вытирая глаза.
В долине росло множество деревьев. Майор выбрал группу деревьев повыше и под ними разбил временный лагерь. У путешественников оставалось еще несколько одеял, ружья, немного сушеного мяса и риса. Поблизости протекала речка, в которой они набрали воды для питья, еще мутной от свалившейся в нее лавины. Мюльреди разжег костер из сухих трав и вскипятил для Гленарвана чашку горячего кофе. Но Гленарван отказался пить.
Так прошел день. Ночь настала тихая и спокойная. Гленарван последовал примеру своих спутников, улегшихся отдохнуть на свои пончо, но не мог сомкнуть глаз. Среди ночи он снова встал и побрел на гору. Он забрался очень высоко: часто останавливаясь, он то вслушивался в малейшие шумы, сдерживая биение сердца, то оглашал пустынный склон криками отчаяния.
Всю ночь несчастный Гленарван бродил по горе. Майор и Паганель по очереди сопровождали его, готовые оказать ему помощь на этих скользких спусках, у краев пропастей, к которым он неосторожно приближался. Но все поиски были напрасны, и на тысячи раз брошенный в воздух зов: «Роберт! Роберт!» – отвечало только эхо…
Занялся день. Майору и Паганелю силой пришлось увести Гленарвана в лагерь. Он был в отчаянии. Кто осмелился бы предложить ему покинуть эту печальную долину?
Однако запасы провизии подошли к концу. Невдалеке от места стоянки должны были находиться аргентинские проводники, о которых говорил катапац. Возвращаться назад было бы теперь труднее, чем идти вперед, не говоря уже о том, что «Дункану» было назначено свидание в Атлантическом океане. Все эти важные соображения не позволяли надолго задерживаться в долине; в общих интересах было возможно скорее двинуться в путь.
Мак-Набс попробовал отвлечь Гленарвана от горестного раздумья. Он заговорил с ним, но тот как будто не слышал его слов и только качал головой. Но в конце концов слова майора, видимо, дошли до его сознания.
– Пора отправляться? – повторил он.
– Да, пора! – оказал майор.
– Еще хоть один часок!
– Хорошо, подождем еще час! – ответил майор.
Когда час прошел, Гленарван вымолил еще час отсрочки. Можно было подумать, что это приговоренный к смерти умоляет о продлении жизни. Так дело тянулось примерно до полудня. Наконец Мак-Набс не выдержал и от имени всех товарищей заявил Гленарвану, что дальше откладывать отправление невозможно, так как от этого зависит судьба всего отряда.
– Да, да… – ответил Гленарван. – Идем… идем…
Но, отвечая Мак-Набсу, он не смотрел на него. Взгляд его был устремлен в небо, где виднелась какая-то черная точка. Вдруг он поднял руку и замер в этом положении, как будто окаменев.
– Посмотрите! – вскричал он. – Посмотрите туда!
Все взгляды обратились к точке в небе, на которую Гленарван так повелительно указывал. Эта точка быстро росла. То была птица, летевшая на огромной высоте.
– Это кондор, – сказал Паганель.
– Да, кондор, – повторил Гленарван. – Кто знает? Он приближается! Он опускается! Подождем!
– Это кондор, – сказал Паганель.
На что надеялся Гленарван? Неужели он тронулся в уме? Он сказал: «Кто знает?..»
Птица с каждой секундой приближалась. Паганель не ошибся: это действительно был кондор – царь кордильерских пернатых. Сила кондора необычайна. Случается, что он сталкивает быка в пропасть. Он нападает на баранов, жеребят, молодых бычков, пасущихся в прериях, и уносит их в свое гнездо, расположенное на неприступной высоте. Нередко бывает, что он взлетает на высоту в двадцать тысяч футов и оттуда, невидимый даже в лучший бинокль, осматривает местность и намечает себе жертву, великолепно различая с этой высоты самых мелких зверей. Поразительная дальнозоркость кондора остается необъяснимой загадкой для естествоиспытателей.
Что увидел кондор на земле? Может быть, труп Роберта Гранта?
– Кто знает?.. – повторял Гленарван, не спуская глаз с кондора.
Огромная птица приближалась, то паря в воздухе, то падая камнем. Вскоре она стала описывать круги на высоте едва пятисот метров над землей. Теперь можно было отлично разглядеть кондора. Мощные крылья поддерживали его в воздухе почти без движения: большие птицы летают с величественным спокойствием, в то время как насекомые, для того чтобы удержаться в воздухе, должны производить тысячи взмахов крылышками в секунду.
Майор и Вильсон схватились за карабины. Гленарван жестом остановил их. Кондор кружил теперь над неприступной скалой в четверти мили расстояния от склона горы. Он все ускорял свой полет, раскрывая и закрывая свой страшный клюв и потряхивая головой.
– Он там! Там! – вскричал Гленарван.
Вдруг неожиданная мысль молнией сверкнула в его мозгу.
– Что, если Роберт жив! – отчаянно вскрикнул он. – Ведь этот кондор… Стреляйте! Стреляйте же!
Но было уже поздно. Кондор скрылся за высоким выступом скалы. Прошла секунда, не больше, но эта секунда длилась целый век для Гленарвана, и огромная птица снова взлетела в воздух, на этот раз медленнее, так как она несла тяжелый груз. Кондор держал в когтях тело Роберта Гранта. Птица находилась теперь над стоянкой путешественников едва в полутораста футах. Заметив людей, кондор стал чаще бить крыльями, чтобы скрыться со своей тяжелой ношей.
– Ах! – крикнул Гленарван. – Я предпочитаю, чтобы труп Роберта разбился о скалы, чем достался…
Не закончив фразу, он вырвал из рук Вильсона карабин и вскинул его к плечу, но его рука дрожала и слезы застилали глаза. Он не мог прицелиться.
Кондор держал в когтях тело Роберта Гранта.
– Пустите меня! – сказал майор. И твердой рукой он прицелился в хищника, уже взлетевшего на высоту в триста футов.
Но не успел майор спустить курок, как откуда-то из долины донесся звук выстрела. Кондор, раненный в голову, стал медленно падать. Раскрытые крылья замедляли падение. Кондор не выпустил своей добычи и мягко упал на землю в десяти шагах от берега ручья.
– Роберт! – крикнул Гленарван, устремляясь к месту падения.
Его спутники бегом последовали за ним.
Кондор был мертв. Тела Роберта не было видно под его распластанными крыльями. Гленарван бросился на колени и, высвободив мальчика из когтей птицы, уложил на траву и прижал ухо к его груди.
Никогда еще крик радости не был громче того, который испустил Гленарван:
– Он жив! Он дышит!
Мигом с Роберта сорвали платье. Его виски смочили водой. Он сделал движение, открыл глаза и прошептал:
– Это вы, сэр… мой второй отец!
Гленарван не мог отвечать. Волнение душило его. Опустившись на колени рядом с мальчиком, он зарыдал.
Глава пятнадцатая
Испанский язык Жака Паганеля
Роберту, только что избавившемуся от одной страшной опасности, угрожала другая, не менее страшная, – быть замученным ласками. Как он ни был слаб, но ни один из путешественников не устоял против соблазна прижать его к сердцу. Однако, очевидно, объятия и поцелуи не смертельны для больных, так как мальчик от них не погиб.
