— Пожалуйста! — взмолился Донни.

— Вы, двое, все свои шансы на милость истратили, — подвела черту Кэт.

— Ну и катифесь! — прошепелявила Пегги и сплюнула кровь. — Мы выферефся, найфем фас и фокажем, гзе раки зимуюф.

— Незачем так говорить, — заметил я.

— В твоем положении, — добавила Кэт, — это, как минимум, глупо.

Она просунула руку между грудью Пегги и спиной Эллиота. Два тела были плотно связаны вместе. Нащупав кол, Кэт потянула его на себя. Вытащить его сразу не получилось, и далось это Кэт не легко. Но несладко пришлось и Пегги. По тому, как она извивалась и кричала, я заключил, что острая деревяшка, выходя из Эллиота, чуть-чуть повредила ей грудь.

Я подал Кэт походную сумку.

Она бросила туда кол.

И мы быстро зашагали прочь.

Через несколько минут, когда мы все еще шли по кривой извилистой тропе между скалами, до наших ушей донеслись отчаянные крики.

Кэт схватила меня за руку. Сжала ее.

— Боже, — пробормотала она.

— Я бы тоже кричал, если бы меня бросили привязанным к трупу, — сказал я.

— Это же не Эллиот?..

— Нет. Не думаю.

Мы ускорили шаг.

Крики стихли довольно скоро. Может, мы просто отошли слишком далеко и уже не могли их услышать.

Когда мы вышли с другого конца ущелья, перед нами простерся склон, залитый бледным светом луны. Мы стали медленно спускаться по песку. Почти всю ночь — и несколько часов раннего утра сверху — мы шли по пустыне, а перед самым восходом солнца вышли на асфальтированную дорогу и поймали попутку.

64

Сейчас сентябрь. Лето подходит к концу.

Последние несколько недель были самыми прекрасными в моей жизни.

Я живу в доме Кэт. Нас с ней водой не разлить. И нам это нравится. Может быть, я не вернусь к работе учителя. В деньгах у нас нужды нет — муж Кэт, Билл, был ужасным человеком, но очень богатым. Я работаю над романом. Снова пишу стихи. Почти все они — к Кэт. Ей, похоже, это нравится.

До этого времени я не знал, что она художник. Из-под ее кисти выходят необычайно яркие, живые картины маслом. Я их обожаю. Особенно ее автопортреты. Особенно — обнаженную натуру. А сейчас она работает над моим портретом. Между собой мы называем его «Нормальный герой, пошедший в обход», но это своего рода шутка. Я выгляжу на нем, как виконт Грейсток — дикий, опасный, бесстрашный. Работа продвигается не очень быстро, но есть такая старая латинская поговорка, которая хвалит уже само желание, даже если исполнение отстало от намерений.

Что касается дел минувших…

Вернувшись в тот день домой, мы с Кэт убрали ковер в спальне. Потом она позвонила в полицию и сообщила, что ее автомобиль угнан. Приятный, вежливый офицер полиции прибыл к нам на следующий день и составил отчет.

С тех пор у нашего порога не появилось ни одного полицейского.

Никаких вестей об Эллиоте, Пегги или Донни тоже не пришло.

Поначалу мы немного нервничали на их счет. Пару недель мы могли спать только в светлое время суток. Ночью мы занимались любовью, ели, читали, смотрели телевизор, разговаривали и держали молотки и заточенные колья в пределах легкой досягаемости.

Никто не появился.

Мы стали пробовать спать ночами. Давалось нелегко. Я мог проваляться с открытыми глазами до самого утра, настороженно всматриваясь в темноту и прислушиваясь к малейшему шороху. И по тому, как Кэт дышала, мне было понятно — она тоже не спит.

Эллиот не появлялся.

Ни он, ни Пегги, ни Донни.

Наверное, они больше никогда не появятся.

Иногда мы подумываем о том, чтобы запрыгнуть в наш новый «рейндж-ровер» и помчаться в пустыню — вверх по крутому склону и в ущелье, где мы бросили всех троих.

Пока мы не решаемся.

Может, и не решимся.

Мы не признаемся в этом друг перед другом, но, думаю, оба немного нервничаем насчет того, что можем там найти…

Или же не найти.

Сейчас сентябрь. Лето подходит к концу.

Последние несколько недель были самыми прекрасными в моей жизни.

Я живу в доме Кэт. Нас с ней водой не разлить. И нам это нравится. Может быть, я не вернусь к работе учителя. В деньгах у нас нужды нет — муж Кэт, Билл, был ужасным человеком, но очень богатым. Я работаю над романом. Снова пишу стихи. Почти все они — к Кэт. Ей, похоже, это нравится.

До этого времени я не знал, что она художник. Из-под ее кисти выходят необычайно яркие, живые картины маслом. Я их обожаю. Особенно ее автопортреты. Особенно — обнаженную натуру. А сейчас она работает над моим портретом. Между собой мы называем его «Нормальный герой, пошедший в обход», но это своего рода шутка. Я выгляжу на нем, как виконт Грейсток — дикий, опасный, бесстрашный. Работа продвигается не очень быстро, но есть такая старая латинская поговорка, которая хвалит уже само желание, даже если исполнение отстало от намерений.

Что касается дел минувших…

Вернувшись в тот день домой, мы с Кэт убрали ковер в спальне. Потом она позвонила в полицию и сообщила, что ее автомобиль угнан. Приятный, вежливый офицер полиции прибыл к нам на следующий день и составил отчет.

С тех пор у нашего порога не появилось ни одного полицейского.

Никаких вестей об Эллиоте, Пегги или Донни тоже не пришло.

Поначалу мы немного нервничали на их счет. Пару недель мы могли спать только в светлое время суток. Ночью мы занимались любовью, ели, читали, смотрели телевизор, разговаривали и держали молотки и заточенные колья в пределах легкой досягаемости.

Никто не появился.

Мы стали пробовать спать ночами. Давалось нелегко. Я мог проваляться с открытыми глазами до самого утра, настороженно всматриваясь в темноту и прислушиваясь к малейшему шороху. И по тому, как Кэт дышала, мне было понятно — она тоже не спит.

Эллиот не появлялся.

Ни он, ни Пегги, ни Донни.

Наверное, они больше никогда не появятся.

Иногда мы подумываем о том, чтобы запрыгнуть в наш новый «рейндж-ровер» и помчаться в пустыню — вверх по крутому склону и в ущелье, где мы бросили всех троих.

Пока мы не решаемся.

Может, и не решимся.

Мы не признаемся в этом друг перед другом, но, думаю, оба немного нервничаем насчет того, что можем там найти…

Или же не найти.