— Пошли.

— Мой чемодан, — напомнил я.

— Пусть побудет пока в багажнике. Заберем позже. Так он не попадется Эллиоту на глаза.

— Хорошо.

Я вдруг задался вопросом, зачем мне вообще нужен был этот чемодан. Если все, что здесь нужно сделать — шлепнуть парня, появляющегося в полночь, почему бы мне, по завершении дела, просто не поехать домой?

Может быть, Кэт просто не хочет оставаться одна в эту ночь.

Может, она планирует вознаградить меня потом.

Какими бы ее пожелания ни были — я их выполню. Все, что угодно. Лишь бы быть с ней.

Мы пошли по бетонной дорожке, ведущей от проезжей части через лужайку к крыльцу. Медового цвета лампочка светилась над дверью. Кэт взбежала по лестнице вперед меня, чтобы открыть первую дверь. Я последовал за ней и помог ей разобраться со второй дверью, придерживая первую.

Вошли мы бок о бок.

Первая дверь, похоже, была из цельного дуба. Закрыв ее, Кэт задвинула тяжелый засов.

Я огляделся. Пол фойе, в котором мы очутились, был деревянный. Над нашими головами висела массивная люстра. Перед нами на второй этаж взбегала лестница. Узкий коридор, слева от лестницы, протянулся к задней части дома. По обе стороны от нас были дверные проемы, но свет в комнатах, к которым они вели, не горел. Единственным источником освещения служила люстра, чей свет явно поубавили через реостат: лампочки источали не многим больше света, чем обычные свечи.

Дом казался очень тихим.

— Есть шанс, что он может быть уже здесь? — тихо осведомился я.

— Никаких. — Кэт криво усмехнулась. — И нечего говорить шепотом.

— Тут такая темень.

— Пошли наверх.

Она повела меня. Я держался на несколько ступенек ниже. В итоге мои глаза и ее филейная часть оказывались все время на одном уровне.

— У тебя должна быть свеча, — сказал я. — Чтоб совсем уж как в этих викторианских россказнях о нечистой силе в старых домах.

— Голос у тебя нервный.

— Вообще-то, я нервничаю.

— Все будет хорошо, — сказала она.

— Будет, только если Эллиот — плод твоего воображения.

— Тебе-то это облегчит участь, а мне — нет. Потому что тогда выйдет, что меня нужно упечь в дурку. Но я не чокнутая, — заверила она меня.

Едва мы достигли конца лестницы, я подметил, что с левой стороны лестничный пролет не огорожен. Моя голова поднялась выше уровня пола, и я бросил взгляд через частокол деревянных стоек перил. Откуда-то лился тусклый свет. Я с трудом углядел полосу коврового покрытия и несколько темнеющих дверных проемов. Повернув голову, я обнаружил, что свет шел из комнаты в передней части дома. Дверь туда была распахнута настежь, позволяя свечению вытекать в коридор.

Кэт оказалась наверху. Положив руку на деревянные перила, она бросила взгляд через плечо на меня.

— У тебя светобоязнь? — спросил я.

— Я готовилась ко сну.

Готовила себя к Эллиоту.

Когда она подошла к двери в комнату, свет изнутри пал на ее ночную рубашку, сделав шелк полупрозрачным. Мне были видны ее ноги — целиком, до самого верха. И когда она повернулась, перед тем, как войти в комнату, контур ее правой груди превосходно вычертился сквозь тонкую ткань.

Я прошел следом.

Одинокая лампа горела рядом с двуспальной кроватью Кэт, застеленной и готовой принять свою хозяйку.

Простыни были черные, блестящие.

Черные незажженные свечи стояли на тумбочках по обеим сторонам от изголовья.

— Он любит черный, — пояснила Кэт.

— Да я уж вижу. Хэллоуин в июле. Удивительно, что он мирится с твоей голубой ночной рубашкой.

— Я не ношу ее, когда он здесь. — Сказала она это таким тоном, что я сразу почувствовал себя паршиво.

Расспрашивать подробнее я не решился.

Наши взгляды синхронно легли на электронные часы в изголовье кровати.

23:23.

Мы посмотрели друг на друга.

В ее глазах билась тревога.

В моих, возможно, было что-то и похуже.

Через тридцать семь минут кто-то незнакомый и страшный должен появиться здесь. Незнакомый, по крайней мере, мне. И я должен был убить его.

Верилось с трудом.

Все события этой ночи, начиная с нежданно объявившейся у моей двери Кэт и заканчивая моим приездом сюда, были какими-то фантастическими. Напоминали фрагмент сна.

Я нужен ей для убийства вампира?

Через тридцать семь минут он будет здесь. Кто-то будет здесь. Если Кэт не солгала. Если она не сошла с ума. Если я не сошел с ума.

23:24.

— Он точно не придет пораньше? — спросил я.

— Он никогда не приходит раньше срока. Но приготовиться можно уже сейчас, ведь так?

— Конечно.

Пройдя через комнату, она остановилась перед большим дубовым комодом. Тот был увенчан здоровенным зеркалом — по моим прикидкам, чуть меньше двух метров в высоту и чуть больше метра в ширину.

В отражении я на мгновение узрел — благо, полы ее ночной рубашки снова чуть разошлись, вниз, до самой талии — бледные грудь и живот Кэт.

Зеркало?

— Он не заставил тебя убрать зеркала?

— Он любит зеркала.

— И что, даже отражается в них?

— Еще как. — Кэт присела перед комодом и выдвинула самый нижний ящик. — Старые зеркала были обрамлены настоящим серебром, вот откуда пошла эта легенда.

— Правда? — Я подошел к ней поближе и заглянул в ящик. На первый взгляд, все, что в нем было — аккуратно уложенные свитера.

— Да, потому-то вампиры и боялись их, — сказала она, шаря в зазоре между двумя стопками свитеров. — Из-за серебра. А боязнь серебра как-то завязана на Библию. Вроде как, из-за того, что Иуде заплатили серебряниками.

Она извлекла из-под свитеров молоток.

Ну, не совсем молоток.

Скорее, кухонная колотушка.

Колотушка с короткой ручкой и стальной головкой размером с большую кофейную чашку. Выглядела штуковина новехонькой — на ручке из светлого дерева все еще была фабричная нашлепка. Головка была выкрашена в небесно-голубой цвет — за исключением рабочего торца, тускло сереющего, будто полированный никель.

Кэт протянула колотушку мне. Я взял ее.

Весила эта штучка килограмма два.

— Господи, — пробормотал я.

— Так вот, — Кэт снова принялась копаться в свитерах, — для рам и подложек зеркал серебро больше не используют. Теперь вампиры могут наслаждаться ими беспрепятственно.

— Это тебе Эллиот рассказал?

— Нет. Я же говорила, он никогда не говорит мне ничего о вампирской природе. Но я почитала кое-что сама.

Ее рука вынырнула из вороха свитеров с деревянным колом.

Она воздела орудие над головой.

— Вот, пожалуйста. — Я принял и эту штуку.

Походил кол на сорокасантиметровый дюбель. Диаметром где-то сантиметра три-четыре. Уплощенный с одного конца, заточенный до остроты с другого.

— Ты сама его вытесала? — спросил я.

— Да. — Она уложила свитера по-старому, захлопнула ящик, выпрямилась и повернулась лицом ко мне. — Как думаешь, сгодится для дела?

— Думаю, должен.

Она взаправду хочет, чтоб я убил этого парня.

Хоть события ночи и дошли до самой своей ирреальной точки, я почему-то начал воспринимать все более приземленно и здраво.

Может быть, потому что сейчас держал в руках кол и молоток.

— Метод Ван Хельсинга, — со страдальческой улыбкой произнесла Кэт.

— Он самый.

— Бей в сердце.

Я сделал глубокий вдох и кивнул. Надеюсь, она не видит, как я весь дрожу.

— Прибей его, пока он будет верхом на мне. Пока он будет чертовски уязвим. Забей эту штуку ему прямо в спину.

— А что, если она пройдет насквозь и ранит тебя?

— Дай-ка его мне.

Я протянул ей кол.

Она взяла его за заточенный конец и занесла над грудью.

— В нем тридцать пять сантиметров, — сказала она.

Из-за того, что ее ночная рубашка вновь распахнулась, мне было довольно трудно сфокусировать взгляд на каком-то там деревянном колышке. Вырез теперь едва прикрывал ее груди, но сузился ниже. Прямо над завязкой ослабленного пояска был виден пупок Кэт. Ниже полы рубашки тоже чуть разошлись в стороны.