— Удача, — усмехнулся Гай. — Я верю только в острие клинка, свой собственный разум и умение смотреть хотя бы на шаг дальше, чем мой противник, хоть и держу у себя в советниках Дагорма, предпочитающего здравому смыслу древние руны и прочую чепуху, которой впору только камин зимой разжигать.

— Как вы можете так говорить о книгах?!

— А как ещё о них говорить, если в их силах убить человека и разрушить семью?

— Это вряд ли, — задумчиво произнесла Рики. — Как можно убить книгой? Если только толстым томом по голове хряцнуть...

— Дурёха, — выдохнул Гай, а Рики уловила, как дрогнул его голос. — Давай спать.

— Давайте, милорд, — подхватила девушка, чувствуя, что любое следующее слово на тему книг может привести к непоправимым последствиям.

Рико закрыла глаза.

Проклятый сон всё равно никак не шёл, хотя на плече лорда Гайларда было тепло и комфортно. Дыхание Стернса было ровным и спокойным, как и полагается спящему, и Рики старалась сопеть как можно тише и не ворочаться и даже принялась считать в уме гусениц, но последние почему-то упорно превращались в бабочек и вспархивали с места раньше, чем Рики успевала произнести про себя очередную цифру. Ночь тянулась медленнее некуда, и Рики уже решила тихонько встать и выглянуть в окно в надежде увидеть в глубине леса зарождающийся рассвет, как гробовую тишину внезапно прорезал голос Гая, как всегда недовольный и даже ни капельки не заспанный:

— Даже не думай. Я тебя никуда не отпущу. 

Рики опешила.

— А вы разве уже не третий сон видите?

— Даже первого не было.

— Вот вернёмся в Торренхолл, заставлю старикашку приготовить вам хорошее снотворное! А то ваши раны его мазь быстро затянула, а вот бессонницу лекарь не углядел; вы мучитесь ей с тех пор, как мы вернулись с острова. 

— Она у меня лет с пяти.

— Что? — Рики не выдержала и привстала. Но заглянуть Гаю в глаза и проверить, правду ли он говорит или шутит, не удалось: темнота в комнате стояла страшная. — Как вы до сих пор живы?

— Сам удивляюсь.

— В том точно заслуга вашего амулета!

— Скорее моего несгибаемого организма. 

— Рано или поздно и он сдастся, если его ничем не подпитывать... Решено. Вернёмся в Торренхолл, и я насяду на старика Дагорма! Это ж надо, его господин страдает бессонницей с таких лет, а первый советник ничего не делает! Может быть, он просто не знает о вашем недуге?

— Всё он прекрасно знает. В какой-то мере он даже к этому причастен.

Рики присвистнула.

— Вот как?

— Сегодня, видимо, ночь откровений, — хмыкнул Гай и скрестил руки за головой.

Плен был окончен, и Рики наконец могла делать что угодно, вот только обретенная свобода её сейчас совсем не интересовала, да и где-то в глубине души девушка признавалась сама себе, что в том плену было как минимум тепло и спокойно. Теперь же в бок дуло, и даже казалось, что с потолка на тоненькой нити спускается мелкий паучишка, чтобы плюхнуться Рики на голову и закопаться в соломенного цвета волосах, от которых пахло лесом.

— Нет, я не прошу со мной откровенничать, — торопливо объяснила Рики и на всякий случай помахала рукой над головой, чтобы спугнуть воображаемого зверька, — но я никак не могу представить, что мог такого вытворить лекарь, чтобы вы лишились сна на долгие годы да ещё так спокойно к этому относились.

Теперь пришла очередь Гая сесть на кровати.

— Что ты знаешь о нашей семье?

Рики в раздумье почесала нос.

— Ваш род древний… Очень древний. И сильный. Не знаю, каким образом, но ваши предки завладели большим количеством земель и подчинили себе других лордов, а потом провозгласили себя правителями и удерживают эту власть вот уже который век.

— Тебе не кажется, что если существует в мире такая сила, то у неё обязательно найдутся недоброжелатели, которые только и делают что молятся богам, чтобы у короля сдохла любимая собака или сын? Последнее предпочтительней.

— Может, где-то так и происходит, но ваше имя внушает такой страх, что люди думать о вас бояться, не то чтобы сглазить.

— Полагаю, что не боятся, раз нашёлся смельчак и выложил на бумагу целый стих, который уничтожил мою семью. Ты считаешь, книга не может убить? Тогда я расскажу тебе, как восемь строчек лишили меня брата, матери и отца.

Скажи эти слова кто другой, Рики подумала бы, что он не в себе. Но в трезвости ума Гайларда Стернса девушка не сомневалась, поэтому просто обхватила колени руками и сидела, не двигаясь, внимательно слушая.

— Есть одно поверье о двух братьях из королевского рода. Оба должны родиться в год двух лун и в войне друг против друга уничтожить мир. Чтобы этого не случилось, от одного из братьев нужно избавиться. День моего рождения пришёлся как раз на две луны, как и день рождения моего младшего брата. Дядя и отец так перепугались, что без колебаний согласились скинуть грудного ребёнка со скалы в море, лишь бы не дать легенде ожить. Кстати, подсунул ту легенду отцу Дагорм. Он же и расшифровал руны, так что я вправе винить его в своих бессонных ночах или ночных кошмарах, потому что если мне что и снится, то жить от таких снов потом совсем не хочется.

Стернс говорил тихо, и Рики не видела его глаз, но была уверена: они были полны злости. Слова слетали с губ резко, словно ножи — в ненавистного противника.

— Простите, что завела этот разговор, — виновато прошептала девушка. — Если б я только знала…

— Я уже говорил, что не люблю вспоминать о прошлом, но, — Гай усмехнулся, — тебе я впервые рассказал о том, что случилось, без тяжести на сердце. И это странно.

— Наверно, потому что вы наконец-то поняли, что всё произошедшее было вынужденной жертвой во благо счастья вашего королевства.

Кровать скрипнула. Это Гайлард повернулся и опустил на пол ноги. Медленно поднялся, потянулся и прошёл к окну. Рики услышала, как щёлкнули застёжки на его походной куртке.

 — Мой брат — вынужденная жертва? — глухим, почти чужим, голосом переспросил Гай. — Ты сказала, я не из тех, кто верит в предсказания, амулеты и прочую базарную ерунду. И это так. Я даже тому стиху не верю, хоть и выложен он серебром и в древней книге. Я просто думаю, что кто-то оказался настолько хитёр и ловок, что выдумал эти строки и выдал их за страшное предсказание, желая отомстить нашему дому. И это у него  получилось.

За окном опять ухнула птица и зашумела листва. Ветер качал деревья, а те скребли длинными ветвями по стенам трактира и крыше, как мыши скребутся о стену амбара, желая проделать в той лазейку и пробраться к мешку, сквозь крохотную дырку в котором на пол сочится зерно.

— Что-то филин раскричался, — пробормотала Рики. — У нас в деревне говорят: не к добру.

Гай повернулся, и слабый розовый свет, пролившийся через замутнённое стекло, выхватил из темноты его силуэт. Солнце медленно поднималось к верхушкам деревьев, прогоняя ночных птиц и стирая ночные страхи.

— Ты даже в такое веришь? —  Стернс прошёл к столу и взял меч. — Светает. Я буду на улице вместе с капитаном Шеллингом. Нужно проверить лошадей. Выезжать будем скоро, но у тебя ещё есть время, чтобы вздремнуть. Советую этим воспользоваться.

— Да не усну я, — отмахнулась Рики и потёрла кулачками холодные щёки.

— Как знаешь. Но если увижу, что дремлешь в пути, останавливаться ради тебя не буду.

— Не беспокойтесь, милорд. Я вас не подведу, — тут же выдала девушка, провожая Гайларда к двери взглядом.

У самого выхода Стернс вдруг остановился и, поразмыслив, вернулся к кровати, опустился на неё, взял Рики за руку, немного завернул рукав и обернул вокруг худенького запястья ту самую кожаную верёвку с нефритом посередине. Закончив с узелком, посмотрел в глаза девушке и произнёс:

— Тебе это пригодится больше, раз ты даже к крику птиц прислушиваешься.

Рики не успела и слова в ответ сказать, как Стернс встал и вышел из комнаты. Было слышно, как он загремел сапогами по лестнице и как чуть позже зашумела дверь, ведущая на улицу. Слышны были и голоса, как самого Гайларда, так и капитана Шеллинга и не по годам смышлёного Эларана. Не смогла Рики услышать только одного голоса, который крепко-накрепко засел в голове Стернса и всю ночь и всё утро неустанно повторял  одни и те же слова, изводя Гайларда и разрывая его сердце на части.