Взять того же архивариуса. Меня не раздражало его мнение о работающих женщинах, потому что плевать я хотела и на него и на его мнение, но меня раздражало, что это тормозит рабочий процесс. Но так как демонстрация этого раздражения могла затормозить процесс еще больше, я держала его при себе. Вместо этого, исходя из тех убеждений, которые есть у мужчины, я демонстрировала тот набор эмоций, который поможет мне быстрее добиться желаемого. А так как я понимала, для чего я это делаю, раздражение довольно быстро проходило. Чего долго злиться, если своего я все равно добилась?
Вот так работало мое самообладание.
Сейчас же оно ни черта не работало. Меня совершенно по-простому одной фразой выбесил граф Фламмен. И я не успела даже задуматься о том, насколько может помешать конфликт нормальной работе, не захочет ли он из мести и дальше саботировать процесс, к каким последствиям может привести мой срыв… И злилась я даже не потому, что мне пришлось делать не только свою, но и его часть работы, меня прямо сейчас он сам бесил. Просто невозможно бесил. Стоит тут весь такой расхристанно-прекрасный, будто с картины сошел, а у меня от недосыпа кожа шелушится и синяки под глазами… Платью уже лет пять, если не больше. С мужчинами томно по городу гуляет, а я всю неделю от бумаг глаз не…
— …поднимала! Конечно я не хочу тебя отпускать, вдруг ты на другой континент рванешь, не предупредив, а я опять разгребай тут все одна! — кричала я на него, не обращая внимания на насмешливые взгляды прохожих.
Представляю, как я сейчас выглядела на его фоне. Это девочки вроде Леоны или княжны умели красиво психовать, а, я когда злилась — что бывало очень нечасто — выглядела как лающая псина! Так мне когда-то сказал один человек и сложно было с ним поспорить. Сварливая тетка орет на прекрасного, как видение, юношу — картина маслом! Но мне уже было все равно, боги, насколько же мне было все равно… Хотелось купить треклятые черные обои, огромный жуткий стол и запереться в своей черной комнате строить черные планы мести…
— Что я творю?! Что я творю?!.. Да у тебя совести нет! Значит как симпатичному барону — так работаем ответственно, а какая-то мисс Ламбри потерпит, если я даже не предупрежу ее, что ускакал в другую страну черти знают на сколько! И никто не знает! Ну как так можно-то?.. Кажется, я слишком привыкла, что меня окружают ответственные люди и забыла, насколько необязательны окружающие. И этот человек еще на герцога с сомнением смотрит! — припомнила я, — Да герцог меня так разбаловал своим ответственным подходом, что я уже привыкла и ожидаю такого от всех! Черт!..
Стоило только запалу закончиться, мне стало безумно стыдно за свой срыв. Кроме того, что такие вещи отвратительно смотрятся со стороны, от них вреда еще столько, что неделю разгребать… Даже если это заслуженно, стоит напасть на человека, он тут же начнет защищаться, придумывать причины, почему его отчитали незаслуженно. Это нормальная реакция, именно поэтому как бы тебя ни раздражало поведение человека, лучше это не показывать. Потом только виноватой останешься и помогать уже точно никто не будет…
Я укрыла лоб ладонью, разминая холодными пальцами разгоряченное лицо. Сейчас граф Фламмен, сын одного из влиятельнейших мужчин нашей страны, совершенно справедливо укажет мне мое место, выкатит список ответных претензий, которые вполне могли бы начаться с того, что я без разрешения перешла на ты и посмела поднять голос… и ни о какой нормальной совместной работе и речи уже идти не будет. Я могла думать что угодно о ком угодно, но высказывать претензии вслух можно только тогда, когда точно уверен, что это не отразится на твоем положении. Вот именно поэтому надо контролировать себя! Ну что такое со мной случилось вдруг?..
Дура несдержанная. Если хочешь когда-нибудь иметь полное право выговаривать окружающих, сейчас очень важно не сесть в лужу! Налаживать связи, а не рвать их глупыми истериками.
Одно я сказала верно: герцог меня разбаловал. Я привыкла, что люди вокруг относятся ответственно к работе, которую на себя взяли — других мой прошлый начальник попросту не держал вокруг себя.
Я подняла наконец заработавшую голову, готовая наткнуться на холодно-брезгливое выражение лица, которое у высокородных дворян выдрессировано с младых когтей, уже начиная придумывать оправдания и настраивать слезные железы на потоп… но вместо этого наткнулась на озадаченное, какое-то беззащитно-расстроенное лицо графа.
Он вдруг шагнул ко мне и уронил голову мне на плечо, тут же потираясь об него лбом в какой-то звериной ласке.
— Прости… — прошептал тихонько он, а потом скорее затараторил, будто боялся, что я его перебью, — Ты права, я виноват, прости, пожалуйста, прости, я сам виноват… Просто…
Я непроизвольно укрыла его рыжую макушку рукой, поглаживая и успокаивая, и едва успела перехватить прямо на подлете «Ничего страшного, все в порядке, только не переживай!», которое в итоге вырвалось неразборчивым хрипом.
Терпи, Фиви, терпи! Если признает, что виноват, то и хорошо! Да, его очарованию может позавидовать даже котик, только он не котик! Не котик, а взрослый мужчина! Пусть извиняется.
Я стоически молчала, делая вид, что это не моя рука гладит его по голове.
— Я правда не мог предупредить… Ты можешь просто поверить мне, что не мог? Мне не хочется тебе врать. И сейчас я не могу пойти к тебе — правда не могу! — шептал он мне в шею, словно маленький мальчик, оправдывающийся перед мамой, — Поверь мне, пожалуйста, я ведь даже не вру! Я не могу объяснить, потому что не вру тебе… А мог бы соврать что-нибудь…
Он уже как-то незаметно для меня умудрился обвить меня тонкими, но сильными руками за талию, оплетая, будто лиана. Я не надела корсет и теперь мне было немного неловко от ощущения, что между нашими телами только ткань, не такая уж и плотная — лето же… И шептал он мне неожиданно низким для такого тонкого мужчины голосом прямо в голую кожу, разгоняя мурашки.
Вот же… рыжий! Я прямо чувствовала, как физически не могу на него злиться, соскребая последнии крохи праведного гнева только для того, чтобы хотя бы не начать успокаивать его в ответ!
Мужчина поднял голову и посмотрел на меня виноватым взглядом, вдруг заключая мое лицо ласково в ладони, длинными пальцами чуть убирая в сторону волосы.
— Ты выглядишь такой усталой… Это из-за меня. Прости. Это же ничего, что я тоже перешел на ты? Я могу называть тебя Фиви?.. — я медленно кивнула, продолжая хмуриться, и он вдруг нежно разгладил пальцем мою бровь, — Тогда зови меня Виль, хорошо? Не могу больше слышать это дурацкое «Ваше Сиятельство», — скривился он, — Прости, пожалуйста, что так получилось! Я обещаю, что приду к тебе в начале недели и буду весь твой… — он вдруг наклонился немного, — и если захочешь, зайду к тебе домой… поработать, — мужчина сощурил глаза, все еще удерживая жалостливо-виноватое выражение, — И тоже буду весь твой…
Когда я танцевала с графом Вилем на прошлом балу, я прекрасно видела, что кокетничает он, как дышит. В том числе перепадало, конечно, и мне, хотя со мной он держал более уместную дистанцию. Скорее всего потому, что его сестра тогда выходила замуж за моего бывшего начальника — и ему было не до того. Тогда одна придворная дама будто между делом с какой-то сложно определяемой насмешкой мне сообщила, что граф Фламмен может зажечь даже мертвеца. И вот сейчас, глядя в его светло-карие, как янтарь, глаза, и чувствуя как покалывает губы от его дыхания, от желания прижаться своими губами к его, я понимала, что — да.
Учитывая что на своей личной жизни я на ближайшие годы благополучно поставила крест, сосредоточившись на работе, и мой организм совершенно спокойно с этим согласился, мое либидо действительно можно было бы назвать мертвецом. И меня это вполне устраивало! То, что приносит проблемы, не должно играть в жизни хоть сколько-нибудь важную роль.
Но вот сейчас я стояла, оглушенная давно забытым желанием — забытым, закопанным, затоптанным. За ненадобностью, уберегая себя от последствий. Желанием, которое у меня никогда не получалось контролировать, если уж оно меня захватывало…
