– Ты живой? – поинтересовался он у своего спасителя.

Тот уткнувшись носом в землю хрипло просипел:

– Граната…

– Ты время посчитал?

– Чего? – спросил Орловский.

– Секунды, раз, два, три…

– А что?

– А то, не сработала граната. Бракованная оказалась!

Тут лейтенант тоже поднял голову и осторожно приподнялся. Нужно было действовать. По идее, немецкий отряд уже должен был бы подойти, если они свой дозор отправили на пару сотен метров вперед.

– Ребята, хорош лежать, уходим!

– Стёпа, а ты чё ему бошку-то не отрубил. Мы же вчера договаривались! – испортил всю серьёзность ситуации Солнцев, обращаясь к верзиле Орловскому, которого худенький Воробьев только что поднял с земли за руку. Причем с трудом, тот явно не хотел подниматься.

– А вдруг она взорвется? А вдруг сейчас взорвется? – со страхом спрашивал Орловский, постоянно при этом, как бы между прочим, отступая все дальше назад к лесным зарослям.

В это время лейтенант быстро стащил со спины убитого немца карабин, отстегнул с пояса ремень и стянул его вместе с гирляндой из патронных подсумков, саперной лопаткой, флягой. Протянул все это Воробьеву:

– Держи, твой трофей, отдаю как лучшему стрелку роты!

Худенький боец, ни секунды не раздумывая и не комплексуя по поводу «вещей мертвеца», взял их в руки.

Лейтенант оглянулся. Остальной отряд уже разобрал трофеи с места боя, и сейчас все бойцы стояли и смотрели на них, ожидая дальнейших приказов. Чего там лейтенант возится? И чего Орловский стоит как вкопанный?

А Александр Старновский все не решался притронуться к гранате, хотя понимал, что всего-то нужно завинтить обратно крышку.

Солнцев, который был немного расстроен тем, что у него из рук вырвалась лошадь раненного немца с навьюченными сумками (а в них наверняка было столько добра!), а также тем, что на самом немце он ничего особенного не нашел, кроме пары патронных подсумков и штык-ножа. Единственное, что было действительно ценным, так это две гранаты на длинных деревянных ручках. Он их с гордостью запихал за пояс. Увидев третью, лежащую на земле, к которой так никто и не притронулся, он тут же к ней нагнулся и взял её в руки, сказав:

– Моя будет! Вот только, тащ лейтенант, подскажите, колпачок нужно обратно вкрутить?

Старновский кивнул:

– Только осторожнее, веревочку надо аккуратно обратно засовывать, если случайно дернешь за неё, граната взорвется.

– Не бойтесь, тащ лейтенант, я парень ловкий!

– Что твой немец? Раненый?

– Нет, лошадь как на дыбы поднялась, он упал и головой-то зашибся насмерть! Жаль, лошадь вырвалась, она за конем вот этого вот убежала! – он кивнул на убитого, у которого из черепа продолжал торчать топор. Солнцев спокойно вытащил его, даже обтер об мундир убитого немца и протянул Орловскому:

– Стёпа, ты же вчера обещал бошки-то отрубать, а не проламывать!

– Да иди ты! – выдавил Орловский, но топор взял и вроде даже как-то сразу успокоился.

– Воробьев, следи за дорогой, если появятся немцы, стреляй! – приказал лейтенант и решил взять документы у убитого. Немцев на дороге пока не было. Старновский довольно бесцеремонно вытащил из нагрудного кармана трупа солдатскую книжку, при этом выкинув пару фотографий и несколько купюр рейхсмарок.

– Теперь уходим! – негромко сказал он и махнул рукой отряду в сторону леса.

Солнцев вдруг нагнулся к сложенным вдвое немецким деньгам и взял их.

– Красноармеец Солнцев, что вы себе позволяете? – искренне возмутился командир.

– Так, это, тащ лейтенант, выйдем к своим, сдадим как положено. Нужно же скинуться нашим разведчикам, которые в Берлине, которые в тылу немцев!

Деревенская логика лопоухого, рыжего солдата просто сразила Сашку Старновского наповал.

– Скинуться нашим? – только и переспросил он, чтобы понять не ослышался ли.

– Ну да, им там небось несладко! Того фашиста подкупи, этого, чтобы секреты вражеские выдавал, да на харчи тоже деньги нужны. В ресторанах-то там у них небось цены-то буржуйские! Помочь нашим разведчикам надо! Пусть товарищу Сталину всё рассказывают про планы Гитлера!

Солнцев с лицом, на котором было искреннее чувство благородного спонсора, благоговейно передал помятые купюры лейтенанту.

– Ну това-а-аварищ лейтенант!

– Ладно, скинемся нашим, которые там! – Старновский взял фашистские деньги. – А теперь уходим!

Но не успели они сделать и двух десятков шагов по направлению к своим, как вдруг раздались выстрелы.

Лейтенант обернулся. Немцев видно не было, стреляли метрах в пятистах отсюда, может дальше.

– В лес! – заорал лейтенант и стремглав кинулся под спасительную сень леса. Следом за ним, ломая ветки, ринулись все остальные. Где-то дальше сбоку было слышно, как продирался сквозь заросли остальной отряд.

Через сотню шагов, лейтенант, увидев подходящую прогалину, крикнул:

– Все сюда, все ко мне! – и повалился на траву. Бойцы, которые были с ним, тоже свалились, тяжело дыша.

Потихоньку на звук голоса стали выходить запыхавшиеся бойцы. Выстрелы не стихали.

Кто-то из бойцов сказал:

– Чувствуется, что война началась! Наверное, там наши?

На что лейтенант ответил:

– Раз стреляют, то кто-то из них точно наши! Но мы без разведки никуда соваться не будем! Подождем пока здесь. Сержант, посчитайте, все на месте? – скомандовал Старновский.

Васильев поднялся, оглядел лежащих вповалку бойцов и доложил:

– Не хватает Лаптева и Парамонова. И этого, новенького, повара, ну Феди Лангета!

Лейтенант кивнул:

– Хорошо! Пять минут привал. Ждем Лаптева и его товарищей. Они где-то рядом должны быть!

Через минуту послышался хруст веток. Солдаты напряглись, схватились за оружие у кого было, остальные за лопаты.

– Это наши, они как раз перед боем сюда куда-то ушли! Немцы-то сзади остались! – успокоил их Старновский.

Тут же послышался рядом радостный голос Лаптева:

– Товарищ лейтенант, мы тут!

На поляну вышли повар, который поддерживал раненого Парамонова и раскрасневшийся Лаптев с двумя лопатами на плече.

– Пять минут привал! – повторил команду Старновский.

Вновь прибывшие тоже сели на землю и стали с любопытством смотреть на трофейное оружие. У Черкашина и у Камышева были немецкие винтовки, у сержанта на груди болтался МП-40.

– Сколько побили немцев? – спросил Лаптев.

– Четверых, один ушел! – сообщил Солнцев.

– А кто счас стреляет? Немцы?

– Да черт его знает! – ответил вездесущий Солнцев. – Но по звуку выстрелов вроде наши. Слышите – это ППД стреляет. Как минимум из двух стволов шпарят. А вот это наши мосинки. А вот это СВТ. А это, похоже, немцы стреляют. Звуки точно такие же, как у наших немев были, только потише. С полкилометра расстояние-то будет. Да там, похоже, настоящий бой идет, товарищ лейтенант! Черкашин уточнил:

– Вот и началась настоящая война!

А сержант спросил командира:

– Товарищ лейтенант, может, помочь им?

– Чем? Лопатами? – съязвил Лаптев.

Старновский молчал. Раздумывал. Затем спросил сержанта:

– Григорий Иванович, что думаешь насчет проведения разведки?

– Надо бы сходить!

Сержант перебрался поближе к Старновскому и протянул ему пистолет-пулемет МП-40.

– Вот, товарищ лейтенант, ваш законный трофей! И два подсумка с магазинами. Пистолет ихнего командира я забрал себе. Красивый, зараза! Не возражаете?

– Не возражаю! – Старновский взял в руки немецкий автомат (а теперь именно так, для краткости, мы будем называть пистолеты-пулеметы в нашем повествовании) и с интересом принялся его рассматривать. Конечно, на картинках в книжках из спецбиблиотеки он их не раз разглядывал, но вот так, в руках, держал впервые.

Старновский помнил, что предохранитель у МП-40 отсутствует. Готов пистолет-пулемет к стрельбе или нет, определялось просто. Достаточно посмотреть, в какой паз задвинута рукоятка затвора. Тот, который ближе к патроннику, означал, что оружие находится в походном снаряжении. То есть фактически на предохранителе. Ну, а если рукоять затвора задвинута в паз казенной части кожуха, то МП-40 к стрельбе готов. Этот автомат к бою был готов.