А «они» сейчас были вот, на расстоянии нескольких метров.

Только действовать нужно было быстро. Где-то недалеко идет основной отряд немцев.

Обычно говорят, что в первом бою человек сильно волнуется. Наверное так и бывает. Но вот Александр Старновский ничего подобного не испытывал. Может быть, потому что сейчас он больше походил на охотника, выцеливающего добычу из засады. А тут уже азарт подавлялся привычным холодным расчетом.

Лейтенант лежал на земле, удобно устроившись в зарослях папоротника, за невысоким гребнем, накиданным при строительстве дороги, да так и поросшего за давностью лет. А что, удобное укрытие на протяжении всей дороги.

Старновский положил свой пистолет «ТТ» рукоятью на землю. Кто-то не любил стрелять из пистолетов и револьверов. Всё им было не то. И не пристрелян, и при нажатии спускового крючка ствол с мушкой «ныряли», а вот Сашка любил их с детства. Любил, потому что у отца, закаленного большевика-революционера был именной наган, и отец уже с 7 лет стал натаскивать своего сына именно на это оружие. Сначала дома играли «вхолостую», а потом и в лес выезжали «бабахать».

Вот с тех пор Старновский и полюбил револьверы, да и вообще пистолеты. Немножко бандитские, немножко революционные. Это уж зависело от того, в кого играли мальчишки. Разумеется, игрушечными, выструганными из деревяшек. Но Сашка-то знал, что собой представляет «боевое оружие» и секрет этот от дружков своих школьных крепко держал в тайне. Отсюда и отношение к игре в войнушку уже было другое. И любовь к оружию у него была с детства.

Ну а уже в армии Старновский просто влюбился в свой «ТТ», и тот отвечал ему взаимностью. В руке Александра он сидел «как влитой». Промах просто был исключен, и лейтенант это знал. Тем более с такой дистанции в 5—6 метров, да еще и опираясь рукоятью на землю. Весь фокус был только в том, чтобы после первого выстрела суметь быстро перенести огонь на следующую мишень. Тьфу, ты, на фашиста!

А враги упростили задачу. Немцы увидели стоящую возле обочины полевую кухню русских. Они чуть натянули поводья лошадей и замедлили ход, тревожно оглядываясь по сторонам. Двое точно смотрели на Сашку. И на остальных бойцов. Но те с непривычки прильнули к земле, как испуганные дети утыкаются в тело матери. Мать сыра земля, спаси и помоги!

Даже сержант пригнулся. А ведь у него был приказ стрелять по замыкающему солдату. Делает два выстрела. Потом третий по выбору и больше не стреляет, патронов-то всего шесть! Три нужно было оставить на совсем уж «крайний случай».

Александр спокойно потянул спусковой крючок. Выстрел произошел ожидаемо, когда мушка уверенно уперлась в голову вражеского командира с пистолетом-пулеметом МП-40. Немец в последний миг своей жизни словно почувствовал опасность и пристально посмотрел, как показалась Старновскому, прямо ему в глаза. Но все сантименты «про убийство человека» перечеркнул громкий «бабах», как любил говорить Сашкин отец.

В драке самое главное – что?

Правильно, знать с чего начать и как.

Так и в бою. Важен первый выстрел и второй. А дальше как повезет.

Первым выстрелом лейтенант наповал убил командира немецкого головного дозора обер-ефрейтора, вооруженного МП-40. Со вторым выстрелом вышла маленькая промашка. Всадник, который был с ним рядом, успел дать шпоры своему коню, и резко сместился, поэтому, спешно ловя цель, Александр попал ему в бок. Пуля, застряв в животе, буквально сломила пополам человека. Винтовка Кар-98к выпала из его рук, а он сам, обхватив шею лошади, с трудом удержался в седле.

Тут лейтенант услышал два револьверных выстрела, и замыкающий всадник вскрикнул и сразу же повернул назад.

Раздались немецкие крики:

– Алекса убили!

– Засада!

– Чёрт, я ранен!

Целыми остались лишь двое немцев. Поскольку винтовки они держали наготове и примерно поняли, откуда по ним стреляли, то тут же открыли ответный огонь. Одна пуля прошла совсем рядом от головы Старновского. Он чуть сполз за небольшой гребень и посмотрел в сторону. Его бойцы лежали, вжавшись в землю, и со страхом смотрели на своего командира. А пули продолжали щелкать со скорострельностью, на которую был способен подготовленный немецкий солдат управляясь со скользящим затвором, на танцующей лошади.

– Лежите тихо! – спокойно сказал своим бойцам лейтенант, и, не давая немцам времени на дальнейшие раздумья, высунулся и сделал пару выстрелов в гарцующих напротив немецких всадников. Услышав, как пули теперь запели возле их голов, они тут же развернулись и рванули прочь.

– Уходим! Мы тут у них на виду!

– Помоги Вальтеру!

– Дитрих, стреляй, черт побери!

– У меня патроны кончились!

– Уходим!

Увидев, что всадники повернули назад, лейтенант быстро приподнялся на колено, и, как в тире, начал стрелять по немцам вдогонку. Два выстрела в одного, два в другого. Скорострельность «ТТ» все же 30 выстрелов в минуту!

Первый всадник тут же свалился, но второй, подхватив под уздцы лошадь раненого в бок солдата, поскакал прочь как ни в чем не бывало. При этом винтовку он быстро закинул за спину, одной рукой правил своей лошадью, второй рукой держал коня Вальтера. Замыкающий солдат теперь, оказавшись первым, удирал далеко впереди. Александр понял, что дальше стрелять было бессмысленно, и опустил пистолет.

Вдруг из зарослей на уходивших на рысях немцев накинулся боец в зеленой форме. Он размахнулся лопатой и наотмашь, что есть силы ударил немца, который вел за собой лошадь. Тот попытался уклониться, но от плоской поверхности лопаты увернуться у него уже возможности не было. Лопата просто вышибла его из седла. Ну еще бы. Такой удар в лицо иначе как полным нокаутом не назовешь! Немец полетел в одну сторону, каска в другую.

Лошадь с раненым поскакала дальше, но тут второй боец, рыжеволосый, попросту поймал её под уздцы. Лошадь поднялась на дыбы, и, сбросив раненого, рванула вперед, вырвавшись из рук Солнцева.

Бой закончился!

Первым опомнился лейтенант и скомандовал:

– Быстро забираем оружие, документы, боеприпасы и уходим в лес! Быстро! Сейчас здесь будут немцы! Основной отряд! Солнцев, Воробьев, бегом ко мне!

Вдруг раздался испуганный крик Воробьева:

– Ребята, он еще живой!

Оглоушенный немец поднялся на четвереньки и мотал головой, как раненый бык. На спине у него по-прежнему болталась винтовка.

Первым на помощь Воробьеву кинулся Орловский с топором. Наш худенький боец стоял с лопатой и не знал, что делать. Вдруг немец потянулся к поясу, и достал гранату. И тут Воробьев с диким криком:

– Ах ты падла живучая! – снова ударил того лопатой, но неудачно, попал по плечу.

Немец перевернулся на спину, но продолжал судорожно отвинчивать крышку с гранаты. Тут подоспел Орловский. Удар топора раскроил немцу черепушку. Граната упала рядом. Крышку свинтить немец успел, но дернуть за веревочку ему уже была не судьба.

Воробьев, который замахнулся лопатой уже для добивающего удара, обессилено стал опускаться на землю, чтобы сесть. Но тут его в охапку сгреб Орловский и сильным рывком потащил прочь в сторону, где они дружно грохнулись на землю.

– Граната! – только и успел крикнуть бывший плотник, а ныне воин-топорник из какого-то средневековья.

Подбегавшие к ним с разных сторон лейтенант и Солнцев тоже упали на землю, не добегая до места побоища.

Прошла одна секунда, вторая, третья. А в таких ситуациях время течет от страха ой как медленно…

Тут вдруг раздался бубнеж Воробьева из-под могучего плеча Орловского:

– Я как увидел гранату, как испугался. Даже по голове ему попасть не смог, только по плечу. А тут ты! Ну чё навалился-то, аж продыху нет!

Орловский лежал ничком и шевелиться напрочь отказывался. Тогда Воробьев, ну точно, как воробей, нахохлился, сжался, и, забухтев что-то себе под нос, стал выбираться из-под ручищи гиганта.