Но так было далеко не всегда. Детство и юность я провел в компании своих друзей. Мы пакостничали, иногда даже переходя черту. Я никогда не умел играть в бейсбол, но всегда таскал с собой биту на случай, если подвернется повод что-нибудь разбить. Ни учеба, ни будущее меня не интересовали, а себя я мнил чуть ли не единственным разумным существом на всей планете. Так бы и продолжалась моя беззаботная, полная разгильдяйства жизнь. Но однажды одна маленькая девочка отстегнула ржавую цепь от огромной и злой собаки, к которой никто из взрослых парней даже подойти не осмеливался. Девочка погладила собаку и та, гавкнув несколько раз на прощание, скрылась из виду. Мы же застыли на месте, держа в руках воду и еду, которые хотели пододвинуть собаке палками.
— Чего вы? Все равно положите. Она еще вернется, когда проголодается — сказала девочка. Так мы и сделали.
Девочка и собака в итоге по-своему подружились. Конечно, сложно было без дрожи смотреть на огромную грязную собаку, идущую рядом с маленькой девочкой, поэтому в скором времени она начала ее вычесывать, при случае. Парни, мои друзья, к девочке относились снисходительно и не особо рвались звать ее играть, я же все больше и больше времени проводил в ее компании. Иногда даже стал посещать школу. У девочки, кроме меня, особо не с кем было поиграть, поэтому нашим тихим занятиям вроде шашек или рисования мелками никто не мешал.
Дальше мне не хотелось вспоминать. Одна часть сознания желала мирно заснуть, отдавшись на волю судьбы, а другая, любопытствующая и упорная, продолжала проигрывать сцены одну за другой. И чем дальше шло повествование, тем больше я ощущал нечто, похожее на тошноту. Но выбора не было — во сне никак не отвлечешься, забивая мысли, на мелкие дела.
Все закончилось в тот день, когда я решил пойти с друзьями прыгать с тарзанки. Уже некоторое время я разрывался между ними и девочкой, но в тот жаркий вечер все же предпочел их. Нашу старую тарзанку кто-то срезал, и поэтому мы нашли новое место для нее — на отличном отвесном берегу, высоко над водой. В этом месте мы еще ни плавали, ни прыгали, но оно показалось нам отличным. Закрепив веревку, мы стали тянуть жребий, кто прыгнет первым. Солнце, пусть и вечернее, все еще обжигало наши тела. Хотелось поскорее нырнуть в прохладную воду реки, но никто не решался сделать первый шаг — новая тарзанка была гораздо выше предыдущей.
Девочка с собакой застали нас на середине спора. Оказалось, она следовала за мной все это время, играя в следопыта или что-то вроде того. Парни сразу же стали ее подзуживать прыгнуть в воду.
— Да давай, что ты, как маленькая, — поддакнул я, заразившись общим настроением. Я думал, что девочка благоразумно отшутится или спасует.
Но она не стала.
Вместо этого, под нарастающей скулеж своей верной собаки, она подошла к веревке и вызывающе посмотрела мне прямо в глаза. "Кажется, обиделась", — понял я. Девочка прыгнула с тарзанки в первый раз своей жизни. И последний.
Высота ли сыграла свое злое дело или то, что девочка запнулась при разбеге, но ее худенькой тело кувырком полетело вниз, врезаясь в обрыв, пока не скрылось в воде. Молниеносной стрелой между нами пролетела собака, скрывшись в воде. Она не задумалась ни на секунду, просто последовала за своим другом. Потом очухались и начали спускаться парни. Я же застыл на месте с единственной мыслью.
"Зачем я это сказал".
Мне мучительно хотелось проснуться. Сознание, переживая заново все эти моменты, горело болью и стыдом. С каждой секундой росло острое желание ворваться внутрь воспоминаний и врезать самому себе. Я не мог разглядеть лица друзей или подробности окружающего пейзажа. Но девочку видел так ясно, будто она стояла прямо передо мной. Эти две косички невозможно забыть.
Я сидел возле ее больничной койки. Спустя полгода, у меня наконец-то накопилось храбрости навестить ее в больнице. Подсолнух, принесенный мной, стоял в тонкой высокой банке, одолженной медсестрой. Кресло-каталка, как ни старался я не смотреть на него, всегда присутствовало с краю моего поля зрения. Белые стены действовали на нервы, но я старался смеяться и балаганить, чтобы уловить хоть каплю улыбки от девочки. Она не злилась на меня, просто радовалась, что ее кто-то навестил. Я принес ей несколько книг и сладости. Она тут же спрятала их под подушку. Потом спросила про собаку.
— Некоторое время она искала тебя, теперь же каждый день приходит туда, где вы играли. Скучает, но выглядит хорошо.
— Это хорошо.
Мы поговорили до конца разрешенного периода посещения и я, помахав рукой, ушел. "Загляну к ней ночью, устрою сюрприз". Когда пришло время, я без проблем забрался на второй этаж, держась за сточную трубу и выступающие кирпичи разваливающейся больницы. Но, заглянув в окно, увидел только идеально пустую палату. Остался только поникший подсолнух в банке, переставленный на подоконник.
Девочка согласилась на программу "СОН". Уже вечером ее увезли в столицу в специально для этого прибывшем грузовичке. Узнал я об этом, правда, только утром. Столице требовалось много энергии, и "СОН" позволял ее получать с минимальными затратами и самым экологичным путем из всех. Мы же, живущие на окраинах, существовали по-старинке. По сравнению с технологиями и развитием столицы, наши разваливающиеся панельки и пошатнувшиеся домики выглядели довольно жалко, но все местные уже давно к этому привыкли.
Далее последовала череда одинаковых серых лет. Я так и не решился поехать за ней, хотя мог хотя бы попытаться. Четыре стены, компьютер, тиканье настенных хозяйских часов. Тихое жужжание вентилятора в процессоре. За это время мои друзья уже давным-давно уехали в столицу на заработки, а собака девочки состарилась и мирно умерла. Я не знаю, когда именно решил остановиться, но в один день я своей собственной рукой набрал текст заявки на участие в программе "СОН" и отправил его на их почту. Шли дни, но никто так и не приехал. Моей жизненной энергии не хватало даже им. Тогда я сам заказал через черный рынок необходимое оборудование и установил его.
Мои родители были счастливы услышать, что я решил наконец-то пойти в университет. Пока я с энтузиазмом расписывал им свои радужные планы, отец на другом конце трубки судорожно диктовал виртуальному ассистенту мои реквизиты. Они согласились помочь мне оплатить первый год.
— Остальные я уже и сам смогу. Устроюсь на хорошую работу и буду совмещать с учебой, — вдохновенно врал я в трубку, смотря в покосившееся зеркало на стене.
Через неделю комната стала напоминать внутренности какого-то робота, вся покрытая проводами и мигающими лампочками она стала, впрочем, даже уютнее. Я не знал, к какому серверу подключили девочку, поэтому рассчитывал только на удачу. В отличие от профессионального оборудования, поддерживающего жизнь в клиенте столько, сколько было необходимо, мое было одноразовым. Сканируя разум клиента, оно переносило его туда куда попадали все участники программы. Единственным минусом было то, что физическое тело при этом навсегда теряло все присущие живому организму функции. Иными словами — умирало. Однако оцифрованная копия попадала на сервер, так что по факту это была не совсем смерть — просто переход в иную форму существования. Отзывы об этом оборудовании оставлять было уже некому, как и сообщить, работает ли оно вообще, но я спустил на него все свои сбережения до последней копейки и отступать не собирался. В череде пустых лет, я наконец-то ощутил желание жить именно тогда, когда надел шлем и нажал на кнопку запуска. "Мы обязательно встретимся", — подумал я, закрывая глаза.
У меня получилось оказаться в нужном месте далеко не с первой попытки. Программа пыталась загрузить меня в множество странных миров, но я силой воли каждый раз перенаправлял свое движение, пока не ощутил знакомое присутствие. Но даже тогда, из-за несовершенства оборудования, мне не удалось прогрузиться сразу. Я долго блуждал по пустому глючащему городу, прежде чем "обновиться" и попытаться снова. После чего осознал, что проблема кроется в моем виде — я не мог прогрузиться из-за слишком большого объёма данных, который слабенький интернет моей съёмной квартиры просто не тянул. Но однажды в череде "обновлений" я прогрузился просто скелетом. Еще через несколько попыток, я, наконец, смог проснуться по-настоящему. Без воспоминаний, которые остались "заархивированы", и лишь спустя время смогли вернуться ко мне. За что я их ненавидел. Или, вернее, себя.
