– Да, но сменный батальон пока не подошел.
– Неужели у вас покидают позиции до того, как подошла смена?
– Ничего не поделаешь, солдаты решили, что слишком долго находились на первой линии.
Каждый день, когда я в одиночку возвращаюсь по траншеям в штаб, я вижу множество солдат, которые направляются низом в Рыбники выпить чаю, оставив позиции, где лежат тела их товарищей, убитых в атаке. А среди раненых в лазарете я заметил немало с отстреленным указательным пальцем на левой руке.
5 июля
В траншеях Дзикеланы, где я снова провел день, повсюду горки мертвецов – и внизу, на дне, и на парапетах. Их оставили гнить на солнце по четыре-пять человек. Я сел возле двух мертвых русских, почерневших от жары, вместе с колонной на марше, которая шла на смену тем, кто находится в последней немецкой траншее, где мы еще держимся.
Напротив меня старый солдат с морщинистым лицом, добрыми спокойными глазами. Он смотрит на меня какое-то время, потом спрашивает:
– Скажи, товарищ, почему воюем?
На плохом русском языке я постарался объяснить, что нужно защищать свободу. Что лучше умереть, чем терпеть насилие.
И прибавил:
– Иначе что стоит наша жизнь?
– Да, – согласился он. – Жизнь, она мало чего стоит.
Помолчав, я спросил его:
– А почему ты здесь, товарищ? После революции ты бы спокойно мог отправиться домой.
– Да потому, что вроде бы все говорят, что надо быть тут.
Его взгляд остановился на трупах возле меня, потом он поднял на меня глаза и сказал со вздохом:
– У этих уже есть и земля и воля (слова, какими пользуется революционная пропаганда).
Он снова посмотрел на мертвецов, потом сказал соседу:
– А сапожки-то какие хорошие! Жалко их тут оставить гнить!
Но увидев, что я ни в малейшей степени его не поощряю, не решился снять сапоги. Послышалась команда, все мы встали и отправились к траншее, находящейся в 50 метрах от неприятеля.
Что с ним сталось, со стариком солдатом с добрыми, внимательными, жадными глазами?..
Глава VI. С «дикой дивизией» по Галиции
Старое Поречье, 23 июля / 5 августа 1917 г.
Прошло две недели, и только сегодня у меня появилось время упорядочить мои записки и записать свои впечатления от поспешного и печального отступления по Галиции. Чечены, полк иррегулярной кавалерии, к которому я был прикомандирован, занял эту деревню. Два полковника, полковой адъютант и я разместились в большом польском замке. После долгих утомительных маршей у нас появилась возможность немного отдохнуть среди греческих колонн и столетних темных елей.
Позади горькие тяжелые дни. Все могло бы быть совсем по-другому с нашим-то численным превосходством, с замечательными качествами русской армии, какие она проявляла, пока ее не вовлекли в величайшую авантюру и не испортили.
1. Генерал Черемисов
Масштабная операция 1 июля, задуманная Брусиловым, базировалась на взятии нами Лемберга[160]. Генерал Гутор, командующий армиями Юго-Западного фронта[161], поставил на главном направлении 7-й Сибирский армейский корпус, он был хорошо экипирован и его моральный дух внушал оптимизм. Корпус должен был идти на Лемберг через Бжежаны[162].
Одновременно с ним 12-й корпус под командованием генерала Черемисова, занимавший северную часть Станиславова[163], должен был выступить, привлечь к себе внимание и вызвать перемещение неприятельских войск. Маневр этот мог завершиться взятием маленьких городков Галича и Калуша, после чего распространиться на места, не имеющие никакого политического значения, где любые военные успехи не принесли бы никакой пользы.
Я описал в предыдущей главе, как была взята, а потом потеряна сильная позиция Дзикеланы.
Генерал [В. А.] Черемисов, располагая всего лишь 300 полевыми орудиями, переправился через Ломницу, взял Галич, Калуш и сумел удержаться там, даже после вынужденного отката части фронта назад из-за скандальной слабости двух гвардейских полков, входивших в 9-ю армию. Успех тем более значительный, что к середине июля русская армия, похоже, была окончательно заражена большевистской пропагандой и еще более опасной военной революционно-социалистической доктриной.
Объяснить этот успех можно следующим: генерал Корнилов, командующий 8-й армией, придал 12-му армейскому корпусу две отдельные части, где сохранялась старая дисциплина.
Одна часть состояла из двух «ударных отрядов» капитана [М. О.] Неженцева, который под эгидой Корнилова собрал дисциплинированных добровольцев, поклявшихся не отступать, и создал, таким образом, среди республиканского анархизма старорежимное формирование.
Вторая часть – кавалерия, состоявшая из кавказцев, более известная под названием «Дикая дивизия».
Во время главного наступления возле Станиславова с 25 июня по 8 июля батальоны Неженцева, выйдя из окопов на пять минут раньше сигнала, одним броском пересекли австрийские линии и захватили тридцать четыре полевых орудия, которые неприятель выставил, чтобы остановить продвижение русских. Австрийские подразделения, чувствуя угрозу с тыла, сопротивлялись слабо. Однако из-за трусливых побегов революционных войск на следующей неделе вновь потребовалось вмешательство «ударных батальонов» Неженцева.
«Дикая дивизия» вступила в дело несколькими днями позже, когда город Калуш, взятый солдатами-революционерами, которые там бесчинствовали и пьянствовали, был освобожден от них австрийцами. Кавказская кавалерия налетела на укрепленные позиции неприятеля и отбила город.
Исключительные заслуги этих двух частей, чья военная дисциплина и привязанность к главнокомандующему пробудили ненависть в их революционных товарищах и подозрение во Временном правительстве, не были признаны генералом Черемисовым. В наградной список, который попросило у него правительство, он не включил ни одного офицера и ни одного солдата из «ударных отрядов» и «Дикой дивизии». Но генерал Корнилов услышал их жалобы и, вопреки настрою Керенского, лично наградил каждого солдата и каждого офицера батальонов Неженцева и многих кавалеристов-кавказцев[164].
Генерал Черемисов, недовольный второстепенной ролью, которая была отведена командующим фронтом его 12-му корпусу, попытался навязать командованию другой маневр и попросил передать ему все резервы Юго-Западного фронта. Генерал Гутор, надеясь на улыбку фортуны, отказал. Между тем в штабе 12-го корпуса офицеры разгуливали под ручку с солдатами под благосклонным взглядом генерала Черемисова, который и сам иной раз так прогуливался, за что и пользовался большой популярностью[165]. Революционный комиссар 8-й армии[166] в чине прапорщика подружился с добрым генералом[167], он бросил на весы свою демагогию против военного опыта генерала Гутора и благодаря воцарившемуся беспорядку одержал над ним верх[168].
Временное правительство, продолжая следовать своей политике, обвинило в постыдных неуспехах не солдат, не новые порядки, не наступивший кавардак в головах, а командующих и стало заменять старых военачальников на молодых честолюбцев, которые и ускорили конечную катастрофу.
Генерал Черемисов, одновременно ведя тайные переговоры с Исполнительным комитетом (большевиков) в Петрограде, воспользовался хорошим отношением к себе Керенского, собрал резервы и приготовился нанести решительный удар. Однако неслыханное предательство на севере вынудило его к отступлению.