Тем временем ее муж отправился в Вену, участвовать в составе французской делегации, возглавляемой Талейраном, в работе конгресса, вершившего судьбы Европы. Там участников «танцующего конгресса» и застало известие о высадке Наполеона в бухте Жуан. Наша героиня очень точно обрисовала поведение стран-победительниц, до этого буквально грызшихся на конгрессе: «Каждый бежал со всех ног, и державы, всегда готовые стать врагами, помирились перед лицом общей опасности. Все уже думали только о том, как заставить Францию дорого заплатить за прием, оказанный ею своему герою, который сделал ее столь могучей и славной и в то же время приобрел ей столько врагов».

На этом дневник маркизы де Ла Тур оканчивается. Она проживет долгую жизнь; ее старший сын погибнет на дуэли, а обе дочери умрут от туберкулеза. После Июльской революции 1830 г. и восшествия на престол Луи-Филиппа Орлеанского ее муж-дипломат подаст в отставку, как и многие легитимисты, сторонники свергнутого короля Карла Х. Младший сын Эймар за участие в 1832 г. в неудавшемся легитимистском заговоре герцогини Марии Каролины Беррийской, невестки короля Карла Х и матери его внука, герцога Бордоского, будет заочно приговорен к смерти. Ему удастся покинуть Францию, и родители присоединятся к нему в эмиграции. В 1837 г. Люси похоронит мужа, а сама умрет в Пизе 2 апреля 1853 г. в возрасте восьмидесяти трех лет.

На страницах этого дневника упоминается еще много других известных имен: это и «железный герцог» – герой Ватерлоо Артур Веллингтон, с которым Люси была знакома с детских лет; и невероятная Жермена де Сталь, властительница дум тогдашней Европы; и маркиза Виктория де Ларошжаклен, вдова одного из лидеров Вандейской войны Луи дю Вержье де Ларошжаклена, оставившая воспоминания об этой войне. Все эти и многие другие исторические персонажи ждут вас на страницах этой книги, написанной просто женщиной и матерью, хоть и настоящей маркизой, жившей в эпоху грандиозных потрясений.

Наталия Таньшина

I. Намерения автора. – II. Окружение, в котором прошли первые годы жизни мадемуазель Диллон. – Ее двоюродный дед Артур Диллон, архиепископ Нарбоннский. – Ее отец Артур Диллон, шестой владетельный полковник Диллоновского полка. – Ее мать, придворная дама. – Ее бабка госпожа де Рот: ее высокомерный и несдержанный характер, ее ненависть к своей дочери. – III. Воздействие этого на мадемуазель Диллон, автора мемуаров. – Ее грустное детство и ранний жизненный опыт. – Ее уберегает от заразы ее служанка, крестьянка Маргарита. – IV. Нравы в обществе в конце XVIII века, перед Революцией. – Состояние и образ жизни архиепископа Нарбоннского. – Наряды мужские и женские. – Обеды и ужины. Балы, более редкие, чем теперь. – V. Замок Отфонтен: жизнь, которую там вели. – Людовик XVI ревнует к славе отфонтенской охоты. – В десять лет мадемуазель Диллон ломает ногу на охоте. У ее постели для нее разыгрывают театральные пьесы, ей читают романы. – Зарождение у нее вкуса к творениям воображения. – VI. Поездка в Версаль в 1781 году. – Бал гвардейцев-телохранителей по поводу рождения первого Дофина. – Сопоставление этого блестящего благополучия и последующих несчастий. – Королева и дамы семейства Полиньяк. – Дружеские чувства королевы к госпоже Диллон. – VII. Генеалогический очерк о семействе Диллонов, владетельных полковников полка, носившего их имя. – Краткая история Диллоновского полка.

1 января 1820 г.

Когда кто-то пишет книгу, это почти всегда делается с намерением, чтобы ее прочли до или после смерти автора. Но я пишу не книгу. Что же тогда? Просто дневник моей жизни. Для не слишком интересного рассказа об одних только событиях хватило бы нескольких листков бумаги; если же составлять историю моих взглядов и чувств, дневник моего сердца, то это дело более трудное, ведь чтобы нарисовать свой портрет, надо познать себя, и не в пятьдесят лет следовало бы начинать. Пожалуй, я стану говорить о прошлом и расскажу о своих молодых годах, отдельными фрагментами и без особого плана. Я не претендую на исповедь; но все же, хоть мне и претит предавать гласности свои ошибки, я хочу показать себя такой, какая я есть, какой была прежде.

Я никогда ничего не писала, кроме писем к тем, кого люблю. У меня нет ни особого порядка в мыслях, ни методичности. Память моя уже сильно ослабела. Воображение иногда заносит меня так далеко от предмета, которым я хотела бы заняться, что бывает трудно связать обратно нить повествования, разорванную этими блужданиями. Сердце мое еще так молодо, что мне приходится посмотреть на себя в зеркало, чтобы убедиться, что мне уже не двадцать лет. Воспользуемся же тем теплом, которое во мне еще остается и которое немощи возраста могут истребить в любой момент, чтобы поведать о некоторых обстоятельствах жизни бурной, но, возможно, гораздо менее омраченной событиями, ставшими известными публике, чем тайными горестями, в которых я давала отчет одному лишь Богу.

В самые ранние мои годы я была свидетелем всего такого, что должно было бы испортить мой разум, извратить сердце, развратить меня и уничтожить во мне всякое понятие о морали и религии. С десятилетнего возраста я присутствовала при беседах самых вольных, где высказывались самые безбожные принципы. Будучи воспитана в доме архиепископа, где повседневно нарушались все правила религии, я знала и видела, что религиозные догмы и доктрины преподаются мне не более серьезно, чем история или география.

Моя мать вышла замуж за Артура Диллона, которому приходилась кузиной по линии матери. Она воспитывалась с ним вместе и смотрела на него только как на брата. Она была прекрасна, как ангел, и ангельская ее доброта вызывала к ней всеобщую любовь. Мужчины ее обожали, и у женщин это не вызывало ревности. Кокетства в ней не было, но она, может быть, проявляла недостаточно сдержанности в отношениях с мужчинами, которые ей нравились и которых свет полагал влюбленными в нее.

Один из них в особенности проводил все время в доме моей бабки и моего дяди-архиепископа, где проживала моя мать. Он сопровождал нас и в деревню. Принц де Гемене, племянник печально знаменитого кардинала де Рогана, в глазах света считался, таким образом, любовником моей матери. Я не думаю, чтобы это было правдой, поскольку герцог де Лозен, герцог де Лианкур, граф де Сен-Бланкар бывали у нее с таким же постоянством. Граф Ферзен, которого называли любовником королевы Марии-Антуанетты, тоже бывал у нас почти что каждый день. Моя мать понравилась королеве, которая всегда поддавалась очарованию всего блестящего; госпожа Диллон была в большой моде – ради одного этого она должна была быть принята в ее свиту. Так моя мать стала придворной дамой. Мне тогда было семь или восемь лет.

Моя бабка, женщина чрезвычайно высокомерного характера и самой неприкрытой злобы, доходящей временами до ярости, пользовалась тем не менее любовью своей дочери. Моя мать была подавлена, подчинена бабкой, полностью покорна ее власти. Будучи в полной от нее зависимости в отношении своего состояния, она никогда не осмеливалась заявить, что в качестве единственной дочери должна была бы владеть по меньшей мере состоянием своего отца графа Рота, умершего, когда ей было десять лет. Моя бабка силой завладела поместьем Отфонтен, купленным на деньги ее мужа. Она сама, дочь очень небогатого английского пэра, имела от отца лишь какие-то крохи. Но моя мать, выданная семнадцатилетней за молодого человека восемнадцати лет от роду, воспитанного вместе с ней и имевшего за душой лишь свой полк, сама никогда не набралась бы смелости заговорить с бабкой о денежных делах. Королева открыла ей глаза на ее интересы и побудила потребовать отчета. Бабка пришла в ярость, и невообразимая ненависть, какую описывают в романах и трагедиях, заняла в ее душе место материнской любви.