Эдана выглядела почти так же, как и тогда: темные тени под глазами, бледное лицо, если не считать красных полосок, которые она исцарапала в горе, напоминавших кровавые слезы, бегущие по щекам.

Бренин направился к каменному двору, воины расступались перед ним. - Добро пожаловать, воины Ардана, - крикнул Бренин. ‘Я пришел сюда с новостями. Но сначала-запоздалая задача.’

Люди теснились плечом к плечу, слушая короля. За исключением Корбана, который был единственным, у кого было маленькое кольцо вокруг него, где мужчины освобождали место для Бури – все слышали историю о том, что она сделала с Рафом. Корбан кивнул Дату и Фарреллу, когда они протиснулись внутрь и встали по обе стороны от него.

- Талл, мой первый меч, пал на моей службе, защищая мою любимую жену, меньше Луны назад.- В его голосе слышалась дрожь. - Лучшего человека, более преданного, более свирепого, никогда не было, и я боюсь, что мы больше не увидим таких, как он. Он склонил голову, и в поле воцарилась тишина.

‘Тем не менее,-сказал Бренин, снова оглядываясь, - королю Ардана не подобает оставаться без своего первого меча. Тем более в такие времена, как сейчас.’

По полю прокатился ропот, когда люди поняли, куда ведет Бренин.

- Один из вас высоко поднялся в моих глазах, храбро служил мне, рисковал жизнью ради моей чести, проявил себя в бою.’

Теперь снова воцарилась тишина, словно живое существо, и Корбан почувствовал, что почти может протянуть руку и коснуться напряжения, заполнившего поле.

- Халион, подойди сюда.’

Тропинка расступилась перед воином, и Халион вышел перед королем, выглядя неловко и изумленно.

‘Ты примешь этот выбор?- Спросил Бренин. - Стать моим защитником, защитником моей плоти, моей крови, моей чести?’

Халион упал на одно колено. - Я бы так и сделал, мой Король, - громко и отчетливо произнес он.

- Тогда отдай мне свой меч.’

Халион встал, выхватил клинок и вонзил его в землю между двумя каменными плитами, где тот и остался стоять, дрожа.

Бренин вытащил из-за пояса нож, быстрым взмахом рассек ладонь и прижал кулак к мечу, кровь капала на рукоять, поперечную гарду, стекала по лезвию. Он поманил Эдану, которая шагнула вперед, взяла нож и сделала то же самое, ее кровь смешалась на рукояти меча с кровью ее отца. Воин взял его, перевел взгляд с Бренина на Эдану, затем порезал себе руку и позволил своей крови смешаться с их кровью.

‘Хорошо. - Дело сделано, - сказал Бренин, и по полю прокатился рев. Корбан ударил кулаком по воздуху, крича так же громко, как и все остальные. Он не мог до конца поверить, что Бренин только что оказал честь Халиону, которого многие все еще считали чужаком. Корбан увидел, как Эвнис отошел на несколько шагов и наклонился, чтобы прошептать Коналлу на ухо:

‘Это еще не все, - крикнул Бренин, поднимая окровавленную руку. Постепенно толпа успокоилась. Бренин повернулся к Хебу, который передал ему маленькую корзинку, сплетенную из ивовых веток. ‘Я послал гонца к Овейну, чтобы сообщить ему о предательстве Рин и смерти моей жены. Таков его ответ.- Он опустил руку в корзину и вытащил оттуда отрубленную голову, держа ее высоко, чтобы все видели.

- Вот как Овейн обращается с моим посланником. Готовьтесь к войне, - крикнул Бренин. - В течение десяти ночей мы отправимся на битву, сначала с Нарвоном, потом с Камбреном.’

Снова раздались крики, воины выкрикивали имя Бренина и боевые кличи. Над всем этим раздавался звук труб, становившийся все громче. Сначала Корбан подумал, что это часть призыва Бренина к войне, но постепенно люди в поле притихли. Рога все еще звучали с северной стены, но не от стражников Бренина.

Сначала медленно, потом все быстрее люди начали пробираться к северной стене, среди них были Корбан, Дат и Фаррелл. Они поднялись по широким ступеням и посмотрели вниз, на залив.

В нее втягивался странного вида корабль, длинный и гладкий, весла то погружались, то выныривали из воды, как ноги многоногого жука. На одной из мачт развевалось на ветру знамя-Белый орел на черном поле.

ГЛАВА СЕМЬДЕСЯТ ЧЕТВЕРТАЯ

КАСТЕЛЛ

Кастелл хмыкнул, подтягиваясь по полузатопленному стволу упавшего вяза, спустился с другой стороны и оглянулся на Маквина, когда старый воин последовал за ним.

Восемь ночей они тащились через этот проклятый лес, живя в разных оттенках мрака. Ему следовало бы привыкнуть к этому, ведь он так долго служил у Гадраев, но они провели свою жизнь у реки Рен, где деревья были тоньше, а небо-таким, каким его можно было видеть почти каждый день. Здесь вероятность того, что солнечный свет проникнет сквозь густой полог над ними, была ничтожно мала. Деревья стояли густо, ветви над ними переплетались, словно древний, нетронутый ткацкий станок.

Маквин поскользнулся на стволе дерева, оперся на копье и тихо выругался.

- Спокойно, седобородый, - сказал Кастелл и получил в ответ мрачный взгляд. Обычно Маквин улыбнулся бы, но восемь ночей в объятиях Форна взяли свое. Люди становились все более нервными, особенно когда распространился слух, что они, наконец, приближаются к Халдису, месту захоронения гигантов-хуненов.

Позади Маквина показалась блестящая от пота лысая голова Оргулла. - Двигайтесь дальше, - прорычал капитан. Они рассредоточились в свободную линию перед основной массой своего войска, Гадраи действовали как авангард и разведчики одновременно.

Кастелл шагнул в густую листву, посмотрел вперед и увидел широкую спину гиганта, который вел их, Алкиона. Рядом с ним стоял Вандил, безошибочно узнаваемый по очертаниям двух скрещенных на спине мечей.

Каким бы неестественным это ни казалось, присутствие великана принесло им огромную пользу. Он не только безошибочно вел их к месту назначения, но и доказал свою большую ценность, отбивая атаки хуненов, с которыми они сталкивались до сих пор.

Все было тихо до третьей ночи в лесу, единственными смертями были воины на одинокой страже, высосанные как шелуха огромными летучими мышами Форна. Ни одна из этих жертв не была из числа Гадраев – они слишком долго жили в лесу и знали, что лучше не закрывать глаза, стоя на страже – единственным предупреждением смерти мог быть шепот крыльев. Потом Гадраи вошли в густой туман, густой и высокий. Алкион приказал остановиться, ожидая своего спутника Калида, и они вместе начали петь.

Сначала ничего не произошло, но потом по лесу пробежал ветерок, быстро набирая силу, пока не пронесся сквозь деревья. Туман растаял перед ним, открыв взору два десятка Хуненов в лесу. Великаны бросили свои копья и отступили, понимая, что они погибли.

С тех пор вдоль длинной линии боевых отрядов постоянно происходили стычки, Алкион и Калидус притупляли элементальные грани атак и предупреждали о гигантских засадах. Тем не менее многие погибли, и Хунены замедлили их продвижение.

Сегодня все следы хуненов исчезли. Никаких засад, скрытых ям, ловушек или туманов, и к полудню Алкион объявил, что они находятся в дневном переходе от Халдиса. ‘Сегодня они не нападут, - заверил Вандила великан. ‘Они будут тратить свое время на подготовку обороны Халдиса.’

Когда объявили перерыв, Кастелл был рад отдохнуть вместе с другими Гадраями, пока не заметил Ромара, который, по-видимому, направлялся на совет с Калидом, Алкионом и Вандилом, и не заметил среди них Джаэля. Дядя оглянулся на него, но Кастелл нахмурился и отвернулся.

Ромар послал за ним, когда Гадраи впервые прибыли в Халстат. Он был взволнован и встревожен, когда вошел в палатку Ромара, а дядя неловко обнял его.

‘Я слышал, ты хорошо поработал, - сказал здоровяк, улыбаясь.

- Я? - Да, - пожал плечами Кастелл. ‘Я все еще жив. В Гадрае этого вполне достаточно.- Мне пришла в голову одна мысль. ‘Ты за мной следил?’

- Ничего подобного. Но я был бы бедным дядей, если бы не проявлял к тебе интереса. Ромар усадил Кастелла в кресло и налил ему вина. ‘Я получил известие от Вандила, вот и все. Ты пережил гигантские набеги, убитый Хунен. Ты становишься таким человеком, о каком всегда говорил твой отец.’