Жизнь текла своим чередом. Рабочие смены сменялись выходными, а Сол всё никак не могла успокоиться. Напротив, чем усерднее она старалась выкинуть инцидент из головы, тем больше размышляла обо всём случившемся. У неё появилась привычка подолгу рассматривать собственные зарисовки в планшете и пытаться разгадать смысл надписей. Впрочем, и она, и Гейзер с Эллионтом довольно скоро пришли к неутешительному выводу: каждый символ в тексте соответствует конкретному звуку, а, не зная абсолютно ничего о лексической основе инопланетного языка, расшифровать надписи не удастся, хоть ты тресни.

А ещё была музыка. Вернее, музыка. Абсолютная память прим, слывшая одновременно и благословлением, и проклятием, ни в какую не желала отпускать из души волнующее сплетение звуков, и Сол то и дело ловила себя на том, что прокручивает в голове инопланетные мелодии, а то и мурлычет их себе под нос. Эта музыка стала для неё наваждением, — абсолютно незнакомая и одновременно неуловимо похожая на инструментальную классику Урбана и Аспера, Феррума и Либера, Розариума и Флоса, чужедальняя — и удивительно родная, она держала крепче якоря, она не позволяла забыть о себе, она рвалась на свободу.

Она требовала, чтобы её загадку разгадали.

На одном из частных космодромов Лазурита было довольно оживлённо — как, впрочем, и всегда. Если в южном полушарии — лето, в северном — зима; так или иначе, на планете-курорте всегда высокий сезон.

Впрочем, Сол не была привередлива, как, например, Эллионт, и не придиралась к таким мелочам, как недостаточно тёплая вода в океане или слишком высокие волны. На её родном Оксилиуме тепло было роскошью, а вода в открытых водоёмах редко прогревалась до комфортных температур.

Честно говоря, Сол не особо жаловала пляжный отдых, предпочитая заснеженные горные склоны Фриза, но сейчас она решила сделать исключение. До отпуска ещё было ох как далеко, так что предложение друзей рвануть на выходные на один из коралловых атоллов Лазурита она приняла с радостью. Правда, в итоге Гейзеру пришлось подменять кого-то из пилотов, выбившегося из графика, а Эллионт сам подзадержался в рейсе, и Сол осталась одна. Однако менять планы было уже поздно, и она решила-таки полететь отдохнуть — пока и у неё не нарисовались неотложные дела.

Почему бы, собственно, и нет? Частный остров, закрытая территория, клубный семейный отель, вода, горячая как молоко. Лежишь себе на пляже, периодически протягивая руку к прикопанному в песок бокалу с ананасовым соком, — и не нужно ни о чём печалиться. Хотя без ребят всё-таки скучновато: никто не брызгается, не бросается медузами, не хватает в воде за ноги, притворяясь акулой, не вопит задиристо: "Эй, кнопка, а давай вплавь наперегонки вон до того рифа!"

Так что Сол была почти рада, когда затянувшийся уикенд подошёл к концу.

Изящный, остро очерченный силуэт корабля горделиво возвышался на взлётно-посадочном поле, видный издалека на фоне розовеющего неба, напоенного знойным маревом океана. Круизных лайнеров здесь не было, только лёгкие катера. Двое рабочих в жёлтых спецовках, чинивших траволатор, приветливо кивнули ей и пожелали доброго пути.

— Все системы в норме, как всегда жизнерадостно доложил Вольтурис. — Озвучить подробную информацию?

— Не надо, сейчас сама гляну.

Как обычно, она проверила все системы, и только удостоверившись, что машина полностью исправна, произнесла привычное: "Приоритет ручного управления".

Через три часа она будет на Ферруме.

Вольтурис нёс её вперёд. Позади повис Лазурит — бело-голубая жемчужина на чёрной бархатной подложке, и его звезда, Астерия. Ещё немного — и Вольтурис вырвется из её гравитационного поля и сможет уйти в гипер.

Сол чуть сдавила штурвал, вслушиваясь в звуки космоса. Солнечный ветер хлестал со всех сторон, норовя сдуть с корабля защитный экран. Девушка грустно улыбнулась. Надо же, то, что прежде было волшебным, фантастическим, сногсшибательным, теперь стало обыденностью, почти рутиной.

Ей вдруг подумалось, что, возможно, далеко не все прима-пилоты так уж любят своё дело. Должно быть, многие воспринимают его скорее как источник так необходимого им адреналина, за который вдобавок очень неплохо платят, а истинных ценителей космоса не так уж и много.

А впереди разворачивалась грандиозная картина: Эквис Алатус, ярчайшая туманность Девятой префектуры.

Когда-то, в свой самый первый полёт, даже мелкие и невзрачные звёзды над Феррумом казались ей чем-то невероятным. Неужели она настолько пресытилась красотами Вселенной, что ей не хочется полюбоваться на эту роскошь?

"Вольтурис, телескоп, — неожиданно приказала она. — Максимальное увеличение".

Корабль предусмотрительно вывел картинку на монитор, но Сол даже не заметила этого: прикрыв глаза, она смотрела зрением корабля.

"Подойдём ближе. Рассчитай гипер".

"Мы же собирались домой".

"Хочу сделать парочку фотографий. Для Рудиса".

Если корабль и не одобрял такого решения, то возражать и тем более отказывать не имел права. Впрочем, искусственному интеллекту не дано понять смысл некоторых вещей.

"Секунду".

Изображение было неярким и довольно размытым. А вот если подойти ближе…

"Гиперпереход не потребуется, — заключил Вольтурис. — С тем же успехом мы сможем покрыть это расстояние на ультраскорости. Времени от гипера мы выиграем немного, а энергии потратим прилично".

"Хорошо, так и поступим. Вперёд".

Ультраскорость — это не обычный управляемый полёт при старте и посадке, и не ныряние в искусственно созданную нору подпространства, как при гипере, он требует максимальной концентрации и сосредоточенности даже от примы. Средняя скорость при перемещении таким образом на несколько порядков превышает стандартную крейсерскую скорость, а движение похоже на цепочку коротких прыжков. Корабль не погружается в гиперпространство, а двигается как плоский камушек, запущенный "блинчиком" по воде, — пунктиром, лишь слегка задевая изнанку пространства. Бортовой компьютер при этом работает на пределе мощности, безостановочно производя вычисление точек соприкосновения, а пилоту необходимо постоянно быть начеку и не терять бдительности, чтобы невзначай не напороться на какую-нибудь коварную звёздочку, некстати оказавшуюся на пути.

Подобравшись поближе, Сол остановилась и на мгновение замерла, очарованная дивным зрелищем: мерцающее пурпурно-лиловое облако, похожее на силуэт благородного скакуна, распахнувшего в полёте сильные крылья. Он словно бы мчался ей навстречу, и все небесные создания с почтением склонялись перед ним, приветствуя как первого среди равных, и созвездия летели из-под его копыт, рассыпаясь жаркими трепещущими искрами.

— Красиво, правда? — выдохнула она, прильнув к иллюминатору.

— Степень красоты — оценочное суждение, и проистекает из совокупности субъективных взглядов каждого отдельно взятого наблюдателя, — рассудительно заметил Вольтурис. — В мои алгоритмы не заложены необходимые теоретические основы для оценки прекрасного.

Да уж… А чего ещё ждать от искусственного разума?

— Каким же занудой ты бываешь иногда! — покачала головой Сол. — Это просто невыносимо.

— Я тоже тебя люблю, — не замедлил с ответом корабль.

Сол настроила объектив телескопа и сделала снимок, затем ещё один, и ещё, крупным планом. Рудис непременно оценит: братец грезит космосом, мечтает о том дне, когда сможет подать документы в лётную академию.

Она почти закончила, как один из датчиков корабля вдруг издал тревожный предупредительный писк.

— Вольтурис?

"Разгерметизация. Анализирую причины…"

"Что?!"

Сол сжала штурвал, впитывая информацию с бортового компьютера.

"Давление падает. Скорость падения растёт по экспоненте. Причины пока неясны".