— Прошла много веков после их смерти, прежде чем мы родились. Но мы их потомки, Виктория. Потомки Мальбонте.

Я не могла унять дрожь. Ледяной дождь был не в состоянии смыть слова мамы.

— Йор узнал нашу тайну. Он обещал мне. Он дал слово! Если бы я не убила его, убили бы нас! Эрагон не желает мстить Мальбонте, но он решительно настроен уничтожить незаконных детей. Мы с тобой — слишком большая угроза для него, понимаешь? — она встряхнула меня, чтобы я пришла в себя, чтобы услышала то, что она пытается донести до меня. — На кону стоят не только наши жизни, но и жизни многих. Мы не последние фигуры в этой борьбе. Жизнь Йора на чаше весов уступает нашим жизням.

— Тебя можно понять…

Мама облегчённо улыбнулась, порывисто обняла, но тут же неловко отстранилась. Она взяла меня за руки.

— Полетели домой. Ты вся промокла. — она помогла мне подняться, и мы двинулись в путь.

Я приняла душ и бросилась на кровать, всё ещё ощущая себя грязной. Закричала в подушку, но она поглотила мой крик.

— Что случилось? — Мими, сонная, взъерошенная, выглянула из-под натянутого на голову одеяла.

— Всё нормально. Спи. — я постаралась сделать голос лёгким, с ноткой веселья.

Мими кивнула и снова накрылась одеялом. Из окна струились лучи света.

— Полнолуние.

Шпили школы казались длиннее и внушительнее в ночи. Я оглядывала горизонт, гуляла глазами по облакам и крыше. И мужской силуэт заковал в цепи мой взгляд, не позволяя ни отвернуться, ни закрыть глаза. Это был Мальбонте. Он стоял на крыше и смотрел на меня, не шевелясь, не маня, просто наблюдая. Я распахнула окно и полетела к нему, влекомая не разумом, а чем-то иным.

Ноги коснулись покатой крыши. Я остановилась. Мальбонте тоже не двигался. Сделала несколько шагов вперёд и наконец обрела голос.

— Что ты здесь делаешь?

— Не боишься меня?

— Это просто видение, я знаю.

Он подошёл ко мне настолько близко, что я почуяла запах его кожи.

— Да, видение… — его рука замерла рядом с моим лицом. — Но я могу сделать тебе больно. — холодный палец коснулся щеки.

Я ощутила его как наяву и вздрогнула от осознания. Он тут же опустил руку.

— Мы с тобой дальние родственники. Ты знал об этом?

— Настолько дальние, что это не имеет значения. — Мальбонте сел на самый край, свесил ноги.

— Так значит, ты знал?

— Ну конечно, я знал.

— Ты убил меня.

— Я был тогда сосредоточением всего тёмного, что было во мне. А ты для меня была какой-то смертной, которую я никогда не видел. Вы все были для меня лишь образом… пешками. Мне нужно было убить как можно больше пешек, чтобы поставить королю шах и мат. Всё просто.

— Так вот в чём кроется причина всего… в нашем родстве.

— Да. Способности твоей матери — результат того, что в ней течёт кровь бессмертных. Но могу отдать ей должное — в ней это проявлялось меньше, чем в тебе. Она многого добилась благодаря своему стержню. Часть моей силы осталась в тебе по той же причине. Любой другой бы умер, но не ты и не твоя мать.

— Поэтому ты хочешь, чтобы я была на твоей стороне? — я тоже села на край крыши, но чуть в отдалении от Мальбонте. — Мама никогда не встанет на твою сторону.

— А ты?

— Если я встану на твою сторону… если ты выиграешь эту войну… к чему это приведёт? Тобой движет одна лишь месть или ты действительно стремишься к Равновесию?

— Мной движет месть. Я хочу убить Шепфа. Но мне не нужны бесконечная кровь и смерть. — Мальбонте осматривал школу. На мгновение задержался на башне, но резко, будто насилу, перевёл взгляд. — Когда я был маленьким, на месте этой школы был городок. Тогда были только разговоры о её строительстве. — он посмотрел на меня. — Ты пришла в этот мир так поздно. И чтобы ты родилась, моих родителей нужно было сослать. На лице судьбы всегда горькая усмешка.

— Что с тобой? Ты прощаешься со мной?

Он снова поднял на меня острый взгляд, будто удивившись, что я почувствовала его.

— Впереди война. Ты можешь умереть. Может, даже от моих рук.

— Ты так просто об этом говоришь.

— Я не хочу казаться кем-то, кем не являюсь. — он поднялся и властно поднял меня.

Нога моя соскользнула и не встретила опору.

— Ах!

Но Мальбонте успел обхватить меня за талию, что никак не отразилось на его каменном лице, сосредоточенном лице.

— Я убил тебя, но подарил бессмертие. Людская жизнь ничего не стоит, потому что она — как пробник перед чем-то большим. И всё же я прошу прощения за это. Прошу прощения за каждую смерть по моей вине, что ранила тебя. И если так выйдет, что мы столкнёмся в схватке, прости меня уже сейчас за твоё убийство и убийство других, кто встанет на моём пути. Потому что это война. — он замолк.

— Если хочешь убить меня, убивай сейчас, пока я не принесла тебе проблем!

— Ты права. Стоит убить сейчас. — он дёрнул меня, сжимая талию сильнее. И впился в губы голодным, жёстким поцелуем.

Я задрожала и испугалась от эмоций, что испытала с его прикосновением. Губы Мальбонте были горячие, властные, но потрескавшиеся из-за мороза. И эта мелочь, такая человеческая, простая, взбудоражила меня, заставила открыться перед ним, пусть и на мгновение. Мальбонте оставил мои губы, бросил возбуждённый и от этого опасный взгляд… и тут же снова прильнул к губам, но на этот раз спокойно, почти нежно, хоть и всё так же требовательно. Он провёл рукой по моим крыльям, затем погладил плечи и сжал их, отстраняясь.

— Велела убить меня, а в итоге погиб я. Этого в моих планах не было. — он отпустил меня, задумчиво посмотрел на лабиринт, что виднелся с крыши.

— Пообещай, что будешь ласков со мной всегда, даже если мне придётся умереть от твоей руки.

— Почему ты просишь об этом?

— Потому что я не вынесу твоей жестокости.

Он коснулся моей щеки.

— Пока ты здесь, ты — мой враг. А с врагами я всегда жесток.

— Раз я твой враг, почему ты прикасаешься ко мне так нежно?

Мальбонте отдёрнул руку. Улыбнулся.

— О чём бы с тобой не ворковали здесь, на крыше, обстоятельства останутся неизменными. Моя армия готова к нападению. Скоро будет очень жарко.

Первое, что я увидела поутру — потрескавшийся потолок. Первая моя мысль…

"Я снова говорила с Мальбонте? Или это был сон?"

— Ты проснулась? Не хотела тебя будить.

Мими редко, когда вставала раньше меня, но её собранный вид, уложенные волосы и готовность вот-вот выходить говорили о каких-то делах.

— Куда ты? — я поморщилась и с трудом встала с постели: голова была тяжёлой, а тело одеревеневшим.

— Башню восстановили. Отец позвал меня проведать его. Он теперь с Ребеккой заправляет там. — она едко усмехнулась. — Кто бы знал, что так будет, а?

— Подождёшь меня? Я бы тоже пошла.

— Если только быстро.

Когда мы подошли к башне, я остановилась.

— В чём дело?

— Так странно видеть её целой… как прежде. Это будто иллюзия. Всё сломано, всё разрушено и исковеркано, а эта башня, будто насмехаясь, стоит здесь целая и невредимая.

Мими сдержала слёзы, что вызвали мои слова. Она просто сказла:

— Прекрати… отец ждёт.

Мы поднялись по лестницам и скрылись за воротами. Громкие голоса были слышны ещё в коридоре. Мы с Мими переглянулись, но всё же постучались. Раздался раздражённый голос матери, но Мими всё равно распахнула дверь и зашла. Я последовала за ней. Дино и Люцифер стояли перед столом, за которым восседала мама. Мамон замер у окна спиной к остальным. Серафим Кроули, обессиленный, постаревший, сидел на стуле и в дрожащих руках держал книгу. Он смотрел на всех потухшими глазами, будто сидеть вот так было для него уже испытанием.

— Вам двоим пришлось нелегко… — мама говорила с мальчиками.

— Я не просил мне сочувствовать. Мне нужно не это!

— Люцифер, то, что ты хочешь, я тебе дать не могу!

— И не нужно, просто не мешайте!

Завидев нас, все умолкли. Мамон обернулся.