В новостях Аль-Канара сообщили, что расформирована бригада "Альфа-Зет" за грубое нарушение процедурного законодательства. Люди, выдающие себя за членов этой военизированной организации, приравниваются к преступникам, и к ним могут применяться соответствующие меры. Я уже понял, что под этим следует понимать расстрел на месте…

Натача и Изабель сидели рядом и довольно живо обменивались фразами. Складывалось впечатление, что они фехтуют. Когда одна из них говорила, было видно, с каким наслаждением она произносит предложение, как виртуозно нижет слова на нить, и как мрачнеет её собеседница. Затем следует пауза, в ходе которой та собирается с мыслями, отвечает, и ситуация меняется с точностью до наоборот. Похоже, вчера они начали важный спор, который пришлось продолжать сейчас. Эллида, сидящая возле Натачи с другой стороны, скривилась и сделала обеим замечание. Натача замолчала, и было видно, что невысказанное гложет её изнутри. Вот так, радость моя, тебе делают замечания младшие жёны!

В поездке меня сопровождали только Саль-яла, Хафиза и Изабель. Изабель заметила:

— Али! Не слишком ли рискованно разъезжать по городу такой маленькой группой?

— Ну, а Альба зачем? — и я подмигнул Саль-яле.

Старушка-вахтёрша, возможно, единственный человек на планете, ещё не решившийся сделать себе генетическую коррекцию, вызвала Дениса Рогулю вниз. То, что он спустился сам, а не прислал мальчика на побегушках, можно было трактовать двояко: то ли он меня так уважает, то ли такового просто не водится в сильно ужатом штате сотрудников. Я поинтересовался, кто эта уважаемая старая леди. Денис усмехнулся:

— О-о-о! Она участвовала в освоении Южного континента! Видите платочек на шее?

Действительно, на шее вахтёрши зеленел треугольный галстук пионеров-первопроходцев. Альба обнюхала женщину, а та похлопала её по холке, как старую знакомую.

Бродя по лабораториям института биотехнологий, я мимоходом слушал Рогулю. Он взахлёб пояснял мне назначение установок, показывал стенды, где они отрабатывали немногочисленные пока ещё образцы. Я позаглядывал в допотопный микроскоп и убедился, что картинки на экранах компьютеров не обман. Потом мне показали кабельную линию, которая сама растёт из пышного куста. Рогуля повёл нас также в одно из крыльев института, которое из-за отсутствия средств давно покинули строители, но которое оказалось уже почти законченным, если не считать того, что лестницы выросли ступенями вниз, а пол оказался вогнутым и весь в колдобинах и канавках, похожих на увеличенную шкуру апельсина.

— Мы над этим работаем! — кричал Рогуля, и пустые коридоры эхом разносили его слова. — Денег нет, но зато у нас есть великолепный полигон! Мы поняли, как организм в процессе роста отслеживает свою форму! Эту недоработку со ступенями и полом мы исправим… ну, через месяц. Мы пока что не знаем, как растворить, то есть удалить неправильные части тела. Но мы уже можем узнать форму органов по составу нуклео-кислот и белков. Нам не нужно даже лазить и обмерять результат. Хотя, каюсь, если выросло что-то не то, то для изменения этого… в общем, мы пока ещё работаем над этим.

Я и мои жёны ходили за Денисом и осматривались по сторонам. У меня уже сложилось представление, что происходит. Пара десятков человек в огромном здании, пустынные коридоры, полупустые лаборатории, полупустые стеллажи, бедненькое оборудование. Но, хотя всё и собрано на скорую руку, я заметил нечто уникальное: стеллажи, кое-какая мебель, корпуса некоторых приборов носили признаки биологического происхождения! Чуть перекошенные экраны, неровные стенки, неаккуратная неоднородная окраска… Они вырастили это оборудование сами!

— Видите ли, нам не удаётся достичь товарного вида у этих изделий, — сокрушался Рогуля. — Мы бьёмся над этим уже больше года, и всё пока что на том же уровне.

А я подумал, что мне важнее способность системы разрастаться до нужного размера, выполнять нужные функции и ремонтировать себя без вмешательства человека.

— Хафиза! У тебя уже есть мнение по этому поводу? — спросил я.

— Да! Вполне однозначное, — ответила она. — На Земле от деревьев никто не требует идеальных прямых форм. Никто не ожидает, что лес будет иметь вид стриженного парка. Арбуз не похож на шар, а все листья имеют разную форму и размер. Это живая природа. Если мы начнём выращивать приборы, дома, предметы обихода биологически, никто не должен ожидать, что они будут абсолютно одинаковы, что экраны с одних приборов будут подходить к другим, что окна в доме все будут одинаковы и так далее. Японцы воспринимают природу, как она есть. У них не принято даже подрезать деревьям крону, она растёт, куда хочет. Думаю, что мода на одинаковые изделия просто уйдёт вместе с машинной технологией. А преимущества данной технологии уже видны невооружённым взглядом.

— Ну, что же, хорошо! Очень хорошо! — я покружил по комнате. — Денис, какая форма собственности у вашего института?

— Паевые акции… Мы все — акционеры.

— И всё? Я мог бы вложить в вас деньги, но хотелось бы, чтобы мой объём акций был пропорционален моему вкладу, — довольно категорично предложил я.

Рогуля замотал головой. Похоже, что от такой наглости у него перехватило горло. Он почти минуту махал в воздухе руками, прежде чем смог высказаться.

— Мы имеем не только денежный вклад. Мы работали как проклятые почти десять лет. Наши идеи стоят гораздо больше, чем наши деньги и зарплата за эти годы. И это неказистое оборудование, на самом деле, тоже стоит гораздо дороже, чем аналогичное промышленное.

— Это ещё почему? — он завёлся, но завёлся и я. Мне уже стало понятно, почему именно он у них главный.

Рогуля посмотрел на меня снисходительно.

— Да потому, что оно размножается черенками, — он довольно улыбался.

— Что?! — мне показалось, что я ослышался.

— Наше оборудование размножается черенками. Можно запрограммировать трансляцию генокода в нужное место, но это пока что сложно. Прививка черенка гораздо проще.

— Так-так, — пробормотал я, собираясь с мыслями. — Свистать всех наверх!

— Что? — не понял Рогуля.

— На абордаж, шпаги наголо! Документы на стол! Все отчёты, включая промежуточные. Лабораторные журналы! Хотя, нет, это потом… Саль-яла — застава в ружьё, эскадрон — по коням!

Старший Помощник недоумённо смотрела на меня.

— Ну чего стоишь? Натача, Хелена… да всех вызывай сюда! Кроме вахтенных и воспитателей. Дейлу — обязательно, Маркова — тоже.

Мои соображения были просты. Никакая техника, никакое производство не может изменить планету в лучшую сторону. Загадить — да. Превратить кислород в углекислоту, уголь и древесину — в золу, воду — в зловонную жижу. А чтобы оживить планету, нужна жизнь. С помощью новой технологии я смогу превратить мёртвую планету в благоухающий цветник. И там будет мой Дом. Который вырастет сам, но по моей воле. Такой, как я захочу.

Я кружил по комнате, мимо саморастущих стеллажей и компьютеров, экранов с корнями в горшочках и мечтал о том недалёком будущем, когда…

— Али! — прервал меня голос Саль-ялы. — Поговори с Натачей.

— Алло! Солышко моё! Приезжайте скорее сюда. Нам нужно оценить возможные сделки с исследовательской фирмой Рогули. Срочно! Им следует оказать материальную помощь в как только возможно большем объёме. За этой технологией будущее. Не мешкайте! Алло! Ты меня слышишь? Алло!

На том конце была тишина.

— М-м-м… Али! Я тебя просила ни в какие авантюры не лезть, — раздался, наконец, размеренный голос моей старшей жены. — Я в курсе, что собой представляет эта фирма. Хелена уже составила отчёт об их финансовом состоянии. Это… мягко говоря… малоперспективное дело.

— Это твоё мнение? Ты что, в этом хорошо разбираешься?

— Хочешь сказать, что ты в этом хорошо разбираешься? — в её голосе проскользнули пренебрежительные интонации.

Можно было попререкаться, но мне было дорого время.

— Так вы не едете?

— Нет!

— Тогда я сам всё оформлю!