– Видишь, опять повезло. Попади он трухлявый в шторм – беды не миновать. А где «Марк Антоний» и «Помпей Магнум»?

Во второй заокевнский поход Адмирал-Фараон отправился на пяти однотипных кораблях, винджаммерах первой серии, названных именами выдающихся римских политиков античной эпохи. Он мог взять с собой и пять галеонов Лаодикейской постройки, но их было просто нечем загрузить. Африка, как бездонная бочка, потребляла всё, что могли выделить Европа и Азиатские владения Принципата, от стали и цемента, до добровольных переселенцев и трудовых армий. Ле Брюн забрал с собой только пленённых во время войны за своё Балканское королевство, никаких добровольцев в Лузиньянию не нашлось, что и не удивительно. Зачем плыть куда-то за океан, если всего хватает на месте? Для земледельцев на Руси налог всего две десятых от урожая, при этом землю дают бесплатно, да ещё и кредиты на обустройство всего под три сотых доли в год. При этом, Русь вот она, рядом, и живут там нормальные люди, от которых понятно, чего ожидать. Да и Египет с Месопотамией места уже вполне цивилизованные, хоть там налог и повыше, но зато и урожаи в год по два раза. Это не учитывая, что и в самой Европе, то есть прямо дома, крестьяне требовались всем феодалам, даже в Нормандии, Аквитании и Окситании, которые совсем не затронула война.

– «Антоний» исследует Великие озёра[37], а «Помпей» Карибское море. К Рождеству должны вернуться, так что со дня на день ждём.

– Подождём. Кстати, я привёз три сотни висельников – пиратов и работорговцев. Они уже организовали в Южной Африке себе бандитскую республику, но не повезло, я случайно мимо проходил. Будет с чем возрождать колонию Бразилия. После Рождества туда наведаемся, со мной как раз когорта преторианцев, которые уже устали бездельничать.

– Триста мужчин?

– Нет. Ещё лучше. Шестьдесят восемь мужчин с семьями, можно будет построить крепость. У твоих колонистов уже есть вошедшие в возраст сыновья?

– Конечно есть.

– Собирай из них охотников, человек двадцать. Будем обучать обращаться с новым оружием. Найдутся такие?

– Найдётся намного больше.

– Больше не нужно, прикажи отобрать лучших. За стенами крепости, с толковым командиром и новыми мушкетами, двадцать человек отобьются даже от тысячи дикарей. Командира я тоже оставлю. И нового монаха, без церкви им никак не обойтись.

– Немедленно распоряжусь.

– Давай. И распорядись приготовить в крепости апартаменты для королевы Изабеллы со свитой. Надеюсь, она подружится с твоей женой. А мы с тобой прогуляемся на флагмане. До Рождества ещё неделя, дня три-четыре вполне можем потратить на изучение тобой новых флотских технологий.

– В крепости всё очень скромно.

– Не беда. Всякую роскошь сгрузим с флагмана, там её хватает. Всё равно я планирую здесь задержаться как минимум до конца апреля, не на корабле же всё это время жить.

На прогулку вышли вечером второго дня. Флагман Ричарда Ле Брюна очаровал. Не роскошными интерьерами, хотя он и занял апартаменты Изабеллы, опытного моряка, а адмирал Гуго де Лузиньян именно таким и был, восхитили прежде всего механизмы, работающие с такелажем, заменяющие как минимум по десятку матросов в каждой вахте. Десяток в каждой вахте, три десятка в экипаже, плюс вода и провизия для каждого – это сколько же можно груза вместо всего этого взять? Да ещё и стальной рангоут, который освободит четверть трюма от запасов древесины для ремонта. Это сейчас грузов немного, но, во-первых, Ричард твёрдо пообещал половину бунтовщиков из Саксонии, а во-вторых, колонисты тоже размножались с удовольствием. Скоро появится избыточный товарный продукт, тот же сок каучуконосов был эксклюзивом Лузиньянской колонии, как и какао-бобы, и бальса. Кроме того, механизмы работали с парусами быстрее самых опытных матросов, а значит возрастали управляемость и скорость. Контр-адмирал, Готье де Фавр, специально прошёлся галсами против довольно крепкого встречного ветра, чтобы Ле Брюн смог оценить новшества по достоинству. Тот оценил и проникся. На такие корабли можно будет взять десант, а огибание мыса Горн будет для них лёгкой прогулкой. Пушки же, лёгкие, но очень дальнобойные, скорострельные и удивительно точные, позволят взыскать с японцев долги совсем небольшой эскадре. Из трёх, нет, лучше пяти кораблей, в пять влезет гораздо больше добычи, чем в три. Все свои мысли Фараон проговаривал вслух, чем постоянно вызывал улыбку у Ричарда. На третий день взяли курс на Нью Йорк. После ужина, Ричард отпустил контр-адмирала и капитана заниматься делами, велел подать ещё «ливийца» и кофе и удалил прислугу.

– Наливай, Хьюг. – кивнул он на графин с «ливийцем» – Мне нужно кое-что тебе рассказать. Рассказ мой будет длинным, придётся периодически смачивать горло.

Ле Брюн не перебил ни разу, поэтому хоть Принцепс и уделил больше внимания военно-морской и просто морской темам, уложился он часа в полтора. Всё-таки дело уже привычное.

– Вот такие дела, брат мой. – закончил Ричард – Можешь задавать вопросы.

– Я что-то такое чувствовал. Сначала мне казалось, что ты сошёл с ума, но сошёл с него в правильную сторону, и мне это нравилось. Каюсь! Значит корабли из стали и без парусов… Хотел бы я дожить и посмотреть на них.

– Доживёшь, какие твои годы. Ты моложе меня на десять лет, а я собираюсь и сам их увидеть.

– Да уж. Ты Мессия. Наверное, мои капризы казались тебе ужасно глупыми. Извиняться не буду, я хотел как лучше, но не знал как. Кто ещё знает твою тайну?

Ричард перечислил двенадцать имён, в числе которых Святой Джанчито, который знал.

– Толковые люди. И деятельные, разве что сир Ги Дампьер уже староват.

– Он ровесник Ицхака, и старше меня всего на пять лет.

– Ицхак – особый случай, он ещё меня переживёт, а ты Мессия. Господь теперь не позволит тебе уйти до окончания миссии. Готовься хоронить детей, а может быть и внуков.

– Типун тебе на язык, Хьюг. Свою миссию я уже почти выполнил. Осталось только дождаться результатов посольства Филиппа и передать должность Принцепса Спящему Леопарду. Стальные корабли и аэропланы вы и без меня построите.

– Наверняка построим. – кивнул Гуго де Лузиньян – Только если ты не оставишь нам правильных заповедей, всё это может обернуться ещё хуже, чем в той твоей истории. Ты должен оставить нам новую религию, а не более смертоносное оружие. Мы должны понимать – для чего живём, чтобы и эту жизнь не потратить зря, и следующую себе не испортить.

В Рождество 1201 года, вечером, накануне открытия четвёртой сессии сената Принципата, в Ватикане, в личных апартаментах Папы, собрались десять самых могущественных владык христианского мира, посвящённых Ричардом в тайну несостоявшегося будущего. В это общество, которое Ричард называл Политбюро, он посвятил только своих близких друзей, проверенных битвами соратников и сподвижников в деле становления нового Принципата. Не удивительно, что они же являлись самыми преданными его сторонниками, ведь даже знатнейшим аристократам из них: Эду Бургундскому, Раймунду Тулузскому, Роберту Бомону, Людовику Блуа, Раулю Лузиньяну и Ги Дампьеру, королевские короны достались только благодаря тому, что все они в своё время выбрали правильную сторону. Менее знатным, хотя и благородным, но не имеющим среди предков персон королевской крови: Папе Роберу де Сабле, Томасу Гилсленду и Кеннету Маккинли без поддержки Ричарда было не добиться даже возвышения в круг титулованного дворянства, не то что собственных королевств, а про Ицхака Левита и объяснять излишне. Ему было предначертано Судьбой управлять небольшой еврейской общиной на Ближнем востоке, но посчастливилось встретить того, кто способен изменять судьбы.

Кстати, христианство король Нового Сиона уже принял, как и вся его большая семья, поэтому с полным правом теперь восседал за праздничным столом, накрытым в честь Рождества Христова. Произошло это ещё в июле, когда Святой престол выпустил Папскую буллу, с последним предложением для евреев принять Истинную веру. Никаких кар за отказ не предусматривалось, кроме отлучения от христианской церкви пожизненно. Евреи над этим только посмеялись. Все, кроме Ицхака, который готовил создание Новой Иудеи и знал, что Папская булла всего лишь первый шаг. Как сказал когда-то Ричард – «Хорошо смеётся тот, кто смеётся последним». Разумеется, сердцем Ицхак Левит Христа не принял, но среди сидящих за столом фанатичных христиан не было, даже Папа был очень далёк от религиозного фанатизма. Все они больше верили Ричарду, чем, дошедшим до них через третьи руки, рассказам о Спасителе Иудеев.