– Благодарю, Сир. С помощниками дело пойдёт гораздо лучше. Как мне их выбирать?

– Прикажу завтра всем сойти на берег, пусть разомнутся, а то все трюмы уже заблевали. Я планирую задержаться здесь на пару недель. Успеешь и помощников себе выбрать и «Тита» при мне окрестишь. А я пока подумаю, что ему на крестины подарить.

Две недели Ле Брюн потратил на изучение специфики колонии Мексика. Огромная территория и многочисленное население должны были не только сами себя кормить, но и приносить пользу Принципату. Король Венеции и Балкан уже успел стать опытным администратором, поэтому выбирал экспортный товар среди сельскохозяйственных культур. В принципе, в Мексике можно было выращивать почти всё, но нужно было выбрать то, что наиболее подходило местным условиям, а это, кроме климата, должно учитывать и многочисленное трудолюбивое и послушное население, и колониальный налог в торговле с Принципатом, и плечо доставки. Например, тот же маис[86], если сделать на него ставку, не выдержит конкуренции с местным производством в Европе. Подсолнечник лучше, его можно на месте перерабатывать в масло, но и он проиграет, как только европейские крестьяне почувствуют выгоду и начнут возделывать его сами. Овощи-фрукты отпадают, их просто не довезти. Если сделать ставку на кофе, которое ещё нужно посадить, товарная продукция появится лет через десять, да и нет пока спроса на кофе в таких объёмах. А на что есть? На ткани. Кроме шерсти, все они везутся из колоний, а значит попадают под тот же налог, а доставка их Лузиньянии в Западную Европу, где проживает наиболее платёжеспособное население дешевле, чем из Индии и Хорезмшахства, а, тем более, Китая. С шёлком они, конечно, вне конкуренции, а вот за хлопок, лён и коноплю можно побороться. Тем более, что Ле Брюн имел возможность приобретения любых технологических новинок, прядильные и ткацкие станки исключением не были. А на подсолнечное масло и прочие излишки скоро появится спрос и внутри колоний.

Крестины «Тита» организовали очень торжественно. Достойной крёстной матери для вождя не нашлось, поэтому ей заочно назначили супругу Ле Брюна, Констанцию Тулузскую, которую на обряде заменила одна из жён, выбранных Мартином помощников, зато крёстным отцом стал сам адмирал, а подарил он своему крестнику личную походную библиотеку, всё равно в походе читать было некогда, и роскошный фейерверк. Как только наступили сумерки, шесть орудий флагмана эскадры сделали три залпа в небо специальными осветительными снарядами, минут на десять превратив ночь в день. Восторг толпы аборигенов был неописуемым, всем было очевидно, что Великий Бог Христос принял их вождя «Тита», крещённого именем Пётр, в своё войско, а значит не оставит теперь народ Тольтеков заботой и благодатью, нужно только стараться, как говорит падре Мартин.

Обещание, данное матери, навещать её каждую неделю, Ричард выполнял пунктуально. Келья маман была выделена в строящемся храме Пресвятой Девы Марии в Ватикане, причём храм начали строить именно с кельи монахини Мариам, а именно такое имя приняла Алиенора Аквитанская после пострига.

Уход из мира властной и честолюбивой Железной герцогини, стал главной темой обсуждения в обществе на целых полгода. В основном, стараниями Папы Робера I и короля Нового Сиона Ицхака Левита. Идею Роберу де Сабле, Папе Римскому и первому христианскому Примарху, предложил Ицхак. Оба они знали, чем закончит свой путь христианство, если пустить всё на самотёк и не подпитывать Веру миллионов новыми чудесами. Оба они знали, что Чудо произошло, но Ричард предпочёл сохранить его в тайне. Оба знали, что Принцепс не считает себя христианином, а Христа уважает только как мыслителя, не побоявшегося замахнуться на Моисеевы заповеди (именно Моисеевы, а не Создателя) и человека (Человека!), который пошёл за свои убеждения на смерть. Оба они знали, что Христианская церковь для Ричарда всего лишь один из инструментов управления обществом, но оба не имели ничего против такого подхода.

Робер де Сабле, рыцарь и первый адмирал Крестоносного флота Третьего похода, был обязан Принцепсу буквально всем, как и бывший раввин Антиохийской общины, Ицхак Левит. Первый столкнулся с реалиями, когда посмотрел на церковь изнутри, будучи назначенным местоблюстителем Святого престола. Такое скопище гнили и мерзости, которое окружало Святой престол в то время, можно было встретить разве что в Аду, да и то только среди самых отъявленных поганцев, даже в Аду, большинство грешников, были гораздо благороднее и порядочнее кардиналов конклава Целестина III. Тогда это реально потрясло кардинала де Сабле – какая тут может быть Вера, если места Апостолов заняли такие существа? Людьми их называть у Робера язык не поворачивался. Ицхак же и вовсе принял христианство только из политических соображений, чего от узкого круга ближников Ричарда никогда не скрывал. Зато оба они верили в то, что именно их Принцепс новый Мессия.

Ицхак предложил начать игру издалека – вспомнить всех детей Железной герцогини, вернее, всех её сыновей, и сравнить их с Ричардом. Даже не нужно будет ничего говорить прямо, чтобы не вызывать раздражённую реакцию упёртых догматиков, просто сравнивать. Сравнивать до тех пор, пока каждый своим умом не дойдёт, что Ричард – сын Божий. Ведь Боже наш никогда не объявлял, что Иисус его единственный сын, а других никогда не будет. Такого даже Иисус не говорил. Всё это придумали после, примерно такие-же подонки, как кардиналы конклава Папы Целестина, не зря он от них сбежал, отрёкшись от Святого престола. Неплохо было бы найти его завещание, где он признаёт Ричарда Мессией. Его, конечно, оспорят, но с этими же аргументами можно будет оспорить любое из канонических Евангелий. Кстати, о Евангелиях, почему каноническими признаны только эти четыре? Почему до нас не дошло записей самого Христа? Эта многоходовка Ицхака грозила породить в церкви множество ересей, но церковь уже стала структурой, которую Принцепс назвал корпорацией. Организацией со своим уставом, собственной этикой, а главное – колоссальными финансовыми возможностями, обеспеченными долями в монополиях Принципата, а в некоторых случаях, как, например, с Суэцким каналом, или доступом к миссионерской деятельности в Индии, и вовсе полным эксклюзивом. Все служители корпорации Святая церковь отлично понимали, что на очереди Индокитай, Китай, островные государства Индийского и Тихого океана и обе Лузиньянии. Все служители корпорации понимали, что цель еретиков не истина, откуда бы ей взяться в спорах грешных людей между собой? Их цель – урвать у корпорации кусок власти и влияния, потешив свою гордыню. То есть, упрощая вышесказанное, их теперь все воспринимали обычными крысами.

При таком раскладе, сделать из Алиеноры Аквитанской новую Деву Марию было вполне возможно. Девой её, конечно, назвать не получится, всё-таки она родила одиннадцать детей от двух королей, но это было и не нужно.

Любой мужчина, познавший женщин и девиц, вам скажет, что девицы – это жалкое и неумелое подобие женщин, а обладание ими тешит лишь гордыню, которой Господь наш Создатель, безусловно чужд. Тот, кто создал Вселенную, жизнь вообще и человека в частности, наверняка выберет мать своему сыну не по причине сохранённой девственности. Тут всё зависит от того, для чего ему этот сын понадобился. Если нужен блаженный нищим духом, чтобы подставлять под удары щёки, а потом взойти на Крест, вполне годится и девственница, а если нужен воин, чтобы завоевать весь мир и навести в нём порядок, то красавица Алиенора – вне конкуренции. Не было женщин красивее её. Не было женщин достойнее. А отличие Ричарда от остальных её сыновей, всё это только подтверждает. Аве, Мариам! Аве, Ричард!

Разумеется, всё это не подавалось единым блоком. Полгода, со времени принятия Алиенорой сана, всё это вбрасывалось по крупице в неделю, но к июню 1203 года, информационная кампания Робера де Сабле и Ицхака Левита материализовалась в паломничество христиан к Святой (при жизни!) Мариам. Непонятно с чего вдруг, но это вызвало у неё крайнее недовольство.