— «Понимаю тебя, Дом», — сняв кепку, полковник потёр лысину другой рукой. — «Думаешь, у меня не бывает бессонных ночей, когда я лежу и думаю, а не просрал ли я всё сам, погубив людей?»
— «Извините, сэр. Просто психанул».
Меньше всего на свете Дому хотелось, чтобы полковник начал винить себя в том, что вообще изначально было вне его власти. Он наклонился к Хоффману и похлопал того по колену. Если выбор стоял между тем, чтобы сохранить КОГ или потерять тех немногих, кто был дорог Дому, то катилось бы к чёрту такое правительство.
ПОКОИ ПОЛКОВНИКА ХОФФМАНА, ВОЕННО-МОРСКАЯ БАЗА “ВЕКТЕС”. МЕСЯЦ БУРЬ, 15 ЛЕТ СО “ДНЯ ПРОРЫВА”.
Мак вновь принялся лакать воду из унитаза. Берни некоторое время следила за этим, а потом решила, что ничего в этом страшного нет, пока Хоффман его за этим не застукал.
— «Кто тебя так воспитывал вообще?» — Берни почесала за ухом собаке, когда та подняла голову. — «На шею своей престарелой мамочке сесть решил, да? Ты уже поправился, так что давай обратно в строй, солдат».
Мак посмотрел на неё жалостливым взглядом печальных глаз. Впрочем, у помесей оленьей гончей всегда такой взгляд. Именно таким образом Маку каждый раз удавалось выпросить себе пригоршню вяленой нарезки из крольчатины. Он сжевал её с таким видом, словно бы делал Берни одолжение, а затем пробежал через комнату и хлопнулся на кровать Хоффмана, будто у него ноги подкосились.
— «Как я тебя понимаю, милый», — сказала Берни. — «Но тебе нельзя тут спать. Ты же знаешь, Вик сразу беситься от этого начинает. Особенно, когда у него на работе проблемы».
Мак, вытянувшись во весь рост на матраце, прикрыл глаза. Берни вернулась к зеркалу над умывальником и продолжила заплетать волосы в косы, уложенные рядами. Её настолько увлёк этот кропотливый труд, что Берни услышала, что Хоффман уже вернулся, только после того, как он разразился потоком брани на Мака. Виктор стоял в дверном проёме с таким видом, будто бы поймал кого-то из солдат на нарушении во время внеочередной проверки казарм.
— «Так, давай, пошёл вон!» — Хоффман щёлкнул пальцами над ухом у Мака, но пёс в ответ лишь приоткрыл один глаз и, взглянув на полковника, видимо решили, что тот злится только для виду. — «Засрали мне тут весь дом шерстью собачьей. Берни, зачем ты его пускаешь валяться на кровати?»
— «Он на больничном».
— «Да, конечно, нездоровится ему, как же. Я от пересадки сердца и то быстрее бы отошёл. Чем ты там занята?»
— «Волосы укладываю, чтобы выглядели нормально».
— «Ну это я ещё как-нибудь переживу», — Хоффман нагнулся над умывальником, чтобы проверить свой личный брусок мыла. В мире, где магазинов больше не было, такие вещи ценились на вес золота. Даже продукты питания, раньше воспринимаемые, как нечто само собой разумеющееся, теперь перешли в категорию предметов роскоши, изготовленных вручную. — «Чёрт бы вас всех подрал! И тут шерсть собачья».
— «Ну прости».
— «Опять ты моей бритвой пользовалась».
— «Да. Извини, милый».
Дело было вовсе не в бритве. Виктор ворчал без умолку с тех самых пор, как вернулся с материка. Берни уже стала волноваться о том, что там случилось, ведь Виктор никогда ничего от неё не скрывал.
— «Хочешь поговорить?»
Полковник слишком усердно принялся счищать собачью шерсть с бруска мыла.
— «О чём, о шерсти что ли? Да я давно уже понял, что тут что-то говорить бессмысленно».
— «Да ладно тебе, Вик. Мы оба и не через такое пробивались. Выход всегда есть».
Хоффман положил мыло обратно на край раковины и уселся на кровать, проигнорировав попытки Мака вылизать его.
— «Я люблю, когда всё ясно и понятно», — сказал он. — «Мы ещё никогда не были в такой тяжёлой ситуации. Даже после залпов из “Молота”. Тогда мы прекрасно понимали, из каких вариантов выбираем».
— «Когда придёт время, мы сами поймём, что пора покинуть остров. Просто ещё не время принимать такое решение. Может быть, это и не тебе решать придётся».
— «Видишь, ты всегда нужные слова можешь подобрать», — Хоффман горестно улыбнулся.
— «Мы и так слишком долго бегали, Вик».
— «В этот раз всё иначе».
— «Ну да, в этот раз мы застряли на острове».
— «Я не о том», — Хоффман упёрся локтями в колени, склонив голову. — «Шарль прав. Если придётся устраивать эвакуацию острова, то наш единственный шанс выжить на материке сводится к тому, чтобы разбиться на небольшие группы. Мы обширно рассредоточимся по местности».
— «Всяко лучше, чем сбиться в кучу и помереть всей толпой».
— «Да, но как же мы будем оборонять поселения? Как нам продолжить функционировать, как единое государство? Кому достанутся врачи, кому солдаты, а кому вертолёты? Что, нам придётся бросить здешнее месторождение имульсии, или же продолжим разрабатывать его, перевозя добычу на материк?»
— «Обычное дело при эвакуации, Вик, уже сколько раз так было».
— «Раньше мы все были сосредоточены в одном хорошо обороняемом месте».
За весь диалог Виктор так и не произнёс слово “бродяги”. Но, видимо, именно о них он сейчас и думал. Берни слишком хорошо понимала его опасения, ведь сама была на его месте когда-то. Дело было даже не во вражде между армией КОГ и выжившими после залпа “Молота”, которые решили, что собственное правительство предало их и бросило на произвол судьбы. Они могли просто растерять весь человеческий облик.
— «Я и не такое пережила там одна», — сказала Берни. — «А у меня с собой ведь ничего не было кроме пары винтовок и ножа. Даже если КОГ и разобьётся на несколько деревенек, то мы всё равно справимся».
Хоффман снял броню, поставил её у кровати и, вытащив что-то из нагрудного кармана рубашки, протянул это Берни.
— «Шарль накидал несколько вариантов развития событий. Здесь все варианты: что останемся на острове, что вернёмся в Порт-Феррелл, разобьёмся на пять, десять, или пятьдесят групп, или же на неопределённый срок уйдём в открытое море на кораблях и будем там жить. Вариантов немало, но ни одного приемлемого».
Берни взяла сложенный лист бумаги из руки Виктора, по-прежнему не понимая, почему он так сильно переживает на этот счёт. Возможно, в нём уже столько всего накопилось, что он просто не выдержал. Год за годом ему приходилось разгребать всё это говно, находить выход из целого ряда кризисных ситуаций, и, наконец, всё это напряжение достигло в Викторе критической массы, обрушившись на него, как лавина.
— «Разве тебя всё это не обнадёживает?» — спросила Берни. Все её мысли теперь крутились вокруг одной небольшой детали, о которой она знала почти что всё: производство продуктов питания. Как им поделить оставшийся скот? Как они будут выращивать овощи на материке? И как им расселить солдат на расстоянии нескольких сотен километров друг от друга, если у них и так топлива мало? Наконец-то до Берни дошло. Хоффмана волновало вовсе не то, как грамотно организовать эвакуацию, а сами люди. Проживавшие на острове крепко сплотились друг с другом, как настоящая семья, и Виктора пугала вероятность того, что придётся их разлучить.
“Но нас это не коснётся”, — подумала Берни. Она тут же поняла, что под этим подразумевала важных для неё людей. Тех, кто был ей дорог, и о ком она переживала. Они всегда будут вместе в самой гуще событий. Отряд “Дельта” никогда не распадётся, да и Диззи всегда будет рядом. Хоффман, Майклсон, Треску… Даже Прескотт никуда от них не денется и всё так же будет у руля. Это разделение на группы коснётся лишь гражданского населения.
Но Берни понимала, что всё сложится иначе. Каждое поселение будет на самоуправлении, а, значит, командующий состав тоже надо будет разделить.
— «Уже придумал, куда переселяться будем?» — Берни развернула страницы с рукописным текстом и пролистала их. На страницах каллиграфическим почерком Шарля в алфавитном порядке был составлен список мест, названия которых ничего ей не говорили. Вдруг она увидела одно название вне списка: “Кузнецкие Врата”. Берни даже представить себе не могла, кто же согласится там жить. Хоть и не будучи уверенной, можно ли знать человека слишком хорошо, Матаки прекрасно понимала ход мыслей Хоффмана. Он говорил, что выбрал это место из соображений практичности. Виктор не только знал это место, как свои пять пальцев, но ещё и держал там оборону когда-то. Так что в этом он был прав, оттого и не мог никак выкинуть Кузнецкие Врата из головы.
