— «Сэм, хочешь поговорить об этом?»

— «Он быстро умер», — я видел, как ей было больно. — «Но отец сам решил остаться там».

Сэм затихла. У меня самого дочери есть. Я справлюсь.

— «Прости, милая, я не понял тебя».

— «Он остался защищать крепость», — ответила она, взяв руки гаечный ключ, будто желая отвлечься чем-нибудь от свалившихся на неё новостей. — «Хоффман сказал, что у папы был шанс покинуть Кузнецкие Врата, когда они эвакуировали гражданских. Он мог улететь вместе с мамой. Но Хоффман сказал, что он бы никогда не бросил свой взвод».

Большинство людей теперь сочли бы его героем. Чёрт, да так оно и есть: человек, оставшийся защищать свою землю, своих друзей — это и есть герой. Это лучший из поступков. Но я понимаю, что Сэм со мной в этом не согласится. Даже будучи солдатом, она всё равно остаётся маленькой девочкой, никогда не видевшей своего папу. Теперь надо осторожнее со словами.

— «Должно быть, для него это был трудный выбор, Сэм».

Она кивает и снова принимается за ремонт мотоцикла. Но её мысли сейчас заняты совершенно иным. Она просто проходится по всем механизмам, крутит туда-сюда свечи зажигания, хотя и не вынимает.

— «Ненавижу себя», — наконец-то говорит она. — «Теперь я только и думаю о том, что он бросил меня и маму, чтобы остаться со своими приятелями. Но я сама солдат. Я знаю, что это не так-то просто».

Вовсе не просто. Но и отцом быть ничуть не проще. Понимаете, я не совсем и выбирал, вступать в армию или нет. Меня загребли во время операции “Спасательная шлюпка”. Этому умнику Прескотту пришла в голову идея набрать бомжей из числа “бродяг” в армию. Выполняешь приказы, а правительство кормит и лечит твою семью. Я позволил КОГ завербовать меня только ради моих маленьких девочек. Вы не поверите, на что человек готов пойти ради своих детей.

— «Твой отец, должно быть, сильно испугался того, что ты и мама не выживите, если “инди” победят», — наконец-то говорю я. — «Я был точно так же напуган, что мои дочери могут погибнуть, если я не вступлю в армию КОГ. Самый тяжёлый выбор в моей жизни».

Я не был знаком с сержантом Сэмюэлом Бирном, но полковник Хоффман говорит, что тот был хорошим человеком. Этого для меня достаточно. Я просто говорю Саманте Бирн, которую все зовут просто Сэм, правду, как она мне представляется.

Она бросает на меня безжизненный взгляд. Знаете, что мне в ней нравится? Она не боится признаться в своих чувствах. Быть крепким и сильным — не значит держать всё в себе. Я надеюсь, у неё что-нибудь получится с Домом. Бедняга, он всё ещё горюет по своей жене. Он и Сэм хорошо подходят друг другу. Им обоим это на самом бы деле хорошо помогло.

— «Спасибо, Диз», — говорит она. — «Со мной всё нормально будет».

На это можно с разных сторон взглянуть. Либо отец Сэм остался на посту, либо же он бросил свою семью. Я не знаю, почему её папа решил остаться и погиб. Полагаю, у него на это было немало причин. Некоторые из них покажутся полным бредом любому, кто не был в осаде в Кузнецких Вратах. Но таким людям стоило бы заткнуться, пока они не побывают в таком же говне, где им придётся выбирать. Но я знаю, что солдаты армии КОГ умрут ради своих друзей. И ещё я знаю, что сделаю всё ради того, чтобы мои дочери выжили, даже если мне и придётся за это жизнь отдать. Потому что так и поступают хорошие отцы. И дети могут не всегда любить тебя за то, что ты сделал лучше для них, но это и так понятно. Иногда поступить правильно — это не значит поступить как все.

Тебе остаётся лишь надеяться на то, что однажды дети смогут понять, на что тебе пришлось пойти ради выживания.

«Да сколько же разновидностей у этих долбанных светляков?!»

(Майор Гилл Геттнер, пилот “Ворона”,

во время первой атаки стеблей на Вектес.)

ПАТРУЛЬНЫЙ ВЕРТОЛЁТ “КОРОЛЕВСКИЙ ВОРОН ВОСЕМЬ-НОЛЬ”, СЕВЕРНАЯ ЧАСТЬ ВЕКТЕСА, СПУСТЯ ДЕСЯТЬ ДНЕЙ ПОСЛЕ ПЕРВОЙ ВЫСАДКИ СВЕТЯЩИХСЯ НА БЕРЕГ, МЕСЯЦ ШТОРМОВ, СПУСТЯ 15 ЛЕТ СО “ДНЯ ПРОРЫВА”.

Дэймон Бэрд попытался вспомнить, что же он почувствовал в “День-П”, увидев первого в своей жизни червя.

Детали он помнил хорошо, но вот свои эмоции — нет. Но он решил, что тогда он чувствовал себя примерно так же, как и сейчас: от ужаса аж наизнанку выворачивает, волосы на затылке шевелятся, а телом управляет глубоко засевший животный рефлекс, говорящий, стоит ли дать бой или пуститься наутёк. Хоть Бэрд не и знал, почему эти стебли отличаются от остальных, равно как и почему они целиком покрыты здоровенными красными волдырями, но инстинктивно понимал, что надо либо расстрелять их ко всем херам, либо валить со всех ног отсюда.

Сидя в двадцати метрах над землёй в зависшем в одной точке “Вороном”, Бэрд склонялся ко второму варианту. Но вместо этого он пристально уставился на ближайший к нему волдырь.

— «Штаб, говорит “КВ-Восемь-Ноль”, противник в квадрате “Эхо-Пять”», — эту фразу Геттнер повторила, будто растолковывала материал урока самому непонятливому ребёнку в классе. — «Вторжение огромного числа стеблей. Трое этих сволочей только что вылезли из-под земли. Я знаю, что обычно отряд “Дельта” стоит целой армии, но помощь нам тут всё же пригодилась бы».

Вне зависимости от того, насколько херовой была ситуация, Матьесон всегда говорил спокойным тоном.

— «Слышу вас, “Восемь-Ноль”. Но квадрат “Эхо-Пять” — это территория острова. Прошу уточнить ваши координаты».

— «Я, чёрт подери, знаю, что это территория острова, Матьесон! Вот почему это так важно, и именно поэтому нам не помешает небольшое подкрепление. Их здесь вообще быть не должно!»

— «Сколько там полипов?»

— «Ни одного, но это пока что».

— «Вас понял, майор. Ожидайте указаний».

Бэрд снова поправил прицел. Хоть Геттнер и противная желчная сука, но она всё же была права. Стебли, эти громадины, похожие на чудовищного вида деревья, которых они впервые увидели лишь несколько недель назад — они же должны плавать в море далеко от берега!

“Нет. Мы ошиблись. Они уже здесь, и это значит, что они нашли способ пробиться через гранитную плиту. А ведь мы думали, что тут будем в безопасности. Ага, ну да. Как в Эфире. Как в Джасинто. Почему я вообще всегда верю в эту чушь?”

Стебли уже потопили боевой корабль, буровую платформу по добыче имульсии, а также немало мелких посудин. Может, пробиваться через вулканическую породу — это для них обычное дело.

— «Феникс, я тут не могу целый день провисеть», — сказала Геттнер. — «Или пусть эти штуки начинают бой, или пусть валят на хер отсюда».

— «Хорошо, майор, я так им и передам», — Маркус разглядывал стебли через прицел установленного у двери пулемёта, пока командир экипажа, в который входила Геттнер, по имени Нат Барбер делал фотоснимки для разведки.

— «Сколько мы уже так висим?»

— «Две минуты», — ответила Гилл.

— «Повисим ещё десять».

— «Конечно, развлекайтесь там, ребятки. А я просто повишу тут и потрачу впустую ещё уйму катастрофически дефицитного топлива».

Ситуация развивалась не по плану. Стебли за считанные секунды прорывались на поверхность, а полипы, эти маленькие злобные говнюки, перебирая своими ножками и щёлкая клыками, рекой лились с них во все стороны. Они были похожи на крабов, озверевших от жажды крови, которые подбегали как можно ближе к жертве и взрывались прямо перед ней. Но сейчас их не было. Стебли просто стояли на месте и ждали чего-то, испуская свет.

“Я никогда раньше не видел этих волдырей на стеблях”.

Чем больше Бэрд всматривался в них, тем больше ему казалось, что он видит перекрещивающиеся линии на мембране волдыря, которые будто бы делили его поверхность на четыре части.

— «Ну и вот что это за хуйня такая?!» — Бэрду не столько нужен был ответ на вопрос, сколько его просто успокоил звук собственного голоса. — «Я про волдыри. Может, разъяснит кто?»