— «Да, но правительство же не запрещало нам играть! Они давно уже могли забрать все стадионы в городах, куда ещё не добрались эти твари, для своих целей. Видит бог, им нужно место, чтобы разместить столько беженцев, но они позволили нам и дальше проводить матчи столько, сколько сможем. Чтобы поддержать боевой дух людей, чтобы они руки не опускали, чтобы поддерживали друг друга!»

— «Слушайте, босс, я уже твёрдо решил, что иду служить. И вы меня не отговорите. Извините, что всё так вышло».

— «Да хуй с ними, этими почестями, Коул!» — закричал Мортенсен. — «Дело даже не в том, насколько ты хорошо играешь! Люди верят в тебя! Ты нужен им! Да, трэшбол — это всего лишь игра, но людям-то нравится! Они рады видеть тебя на поле, и именно сейчас нам и надо радовать их!»

Конечно, Коул мог бы просто обговорить всё это по телефону, выступить на пресс-конференции, а потом просто незаметно выскользнуть из мира спорта прямиком в учебный лагерь для новобранцев. В этом случае ему и вполовину не было бы так паршиво, как сейчас. Но Коул знал, как люди к нему относятся. Он не мог просто так уйти, не объяснившись перед фанатами, из денег которых ему и платят зарплату.

— «Так и есть, босс», — наконец ответил Коул. — «Вот потому-то я и хочу выйти туда и сам им всё рассказать. Вы позволите мне выступить до начала игры?»

Мортенсен поднялся с кресла и принялся расхаживать по комнате туда-сюда. Ему потребовалось несколько минут, чтобы прийти в себя, а затем он снял трубку с телефона и начал набирать номер. Коулу не хотелось это слушать. Всё его внимание было устремлено на стадион и на зрителей, занимающих свои места на трибунах в ожидании свистка к началу матча. Они знали, что Коула сегодня на поле не будет. Но и причина его отсутствия им была тоже известна. Хотя выходить к ним Коулу от этого легче не стало.

“Получится ли из меня хороший солдат?.. Ну, по крайней мере, никто не будет волноваться за меня. Мама бы с катушек слетела, узнав, что я иду в армию, а папа от телевизора не отлипал бы во время выпусков новостей”.

Закончив разговор, Мортенсен положил трубку.

— «Председатель просто охерел от таких новостей. Сейчас спустит на нас всех собак из пресс-службы», — менеджер махнул рукой в сторону двери. — «Ладно, разберусь с ними. Выходи на поле за десять минут до свистка и делай, что решил».

— «Спасибо вам, босс. Простите, что всё так вышло».

Мортенсен на мгновение сжал кончик носа указательным и большим пальцем, несколько раз с силой моргнув.

— «Ты ведь вернёшься, как война закончится, да? Потому что ты обязан вернуться».

— «Ещё как вернусь. Мои агент с адвокатом мне все мозги выскребут, пока не вернусь», — ответил Коул, мысленно успокаивая самого себя: “У меня получится. Я смогу противостоять им. Возьму винтовку и буду сражаться. Ну, как только мне кто-нибудь объяснит, как ею пользоваться”.

Коул через силу широко ухмыльнулся.

— «Бляха-муха, я спонсоров больше червей боюсь».

Дорога к полю представляла собой длинный спуск по служебной лестнице, а потом можно было срезать к полю через пожарный выход. Мортенсен следовал за Коулом вплоть до боковой линии игрового поля, всё ещё покачивая головой, будто бы внутри него всё ещё шла борьба с решением Коула.

— «Иди уже», — сказал он наконец, пока комментатор по громкой связи объявлял выход Коула. — «Они ждут твоей речи».

Каждый раз, при появлении звезды трэшбола на поле толпа начинала скандировать его имя. Но в этот раз аккомпанементом к выходу Коула стали лишь учтивые аплодисменты. Каждый на трибунах знал о смерти его родителей. Коулу даже подумалось, что зрители, наверно, не будут слишком шокированы его выступлением.

“Ну, будь как будет”.

До того момента, как микрофон громкой связи очутился в руке Коула, тот и понятия не имел, что сказать. Наконец, овации стихли, и Августус окинул взглядом толпу. Он никогда раньше не видел полупустых трибун, оттого задумался: фанатам было уже не до игр, или их имена уже были в списках погибших? От таких мыслей Коул ненадолго вообще позабыл обо всём, что хотел донести до зрителей на трибунах, но затем вновь попробовал собраться с мыслями.

— «Народ, я долго трепаться не собираюсь. Я пришёл попрощаться. В общем, я записался в армию. Буду теперь солдатом», — Августус умолк ненадолго, ожидая реакции трибун. Он и понятия не имел, как они вообще воспримут это, но уж точно не ждал услышать в ответ какое-то бормотание, которое слилось в один большой вздох, эхом прокатившийся по стадиону. И внезапно, даже не задумываясь об этом, Августус вновь стал тем самым “Паровозом Коулом”. — «У нас серьёзные проблемы, так что Паровозу Коулу придётся порвать жопы этим червякам! Да, именно так! Мы все должны внести свой вклад в борьбу с этими тварями, потому что слов они не понимают! А вы записались в армию?! Записались?! Поможете мне затолкать их обратно в ту яму, откуда они вылезли?!»

На стадионе воцарилась абсолютная тишина.

— «Не слышу вас, народ! Я спросил, поможете мне?!» — повторил Коул.

Наконец, кто-то из первых рядов справа от него закричал.

— «Да, Паровоз Коул! Мы с тобой!»

— «Точно со мной?! Мы вместе победим?!»

— «Да!»

— «Я спрашиваю, мы вместе победим?!»

— «Победим!»

Трибуны одна за другой разразились криками поддержки и одобрительными возгласами, что для Коула выглядело довольно странно. Это были не обычные пьяные вопли обезумевших фанатов. Люди и в самом деле поддерживали Коула.

А затем они начали нараспев выкрикивать его имя, как это случалось на каждом матче с его участием.

— «Паровоз Коул! Паровоз Коул! Паровоз Коул!»

Выкрики всё учащались и учащались, пока не стали похожи на шум приближающегося локомотива, заглушив всё вокруг. Коул решил, что сейчас самое время уйти с поля. Задержись он тут хотя бы ещё на секунду, тотчас бы разразился рыданиями, а таким никого не вдохновишь.

Его родители очень им гордились, когда первый раз увидели его на поле. Им было всё равно, забивал ли он голы, или нет. Они просто гордились тем, чего он достиг.

“А я ведь даже ещё не начал скучать по ним. Больнее всего, когда не чувствуешь того, что должен”.

Обратная дорога к выходу показалась Коулу самой длинной в его жизни. Он увидел, как оператор службы новостей с камерой в руках, стоявший у края поля, направился ему навстречу, и решил не разговаривать с ним сейчас. По крайней мере, пока не успокоится. Этим чёртовым журналистам пора бы понять, что иногда их расспросы не к месту. Новостей сейчас и без Коула хватает, а тому и так совершенно нечего было добавить к своей речи. Поэтому Августус перешёл на бег и быстро скрылся в тоннеле с табличкой “ТОЛЬКО ДЛЯ ПЕРСОНАЛА”. Там его и догнал Мортенсен.

— «На игру хоть останешься, Коул?» — спросил он. — «У входа тебя машина ждёт, но может и ещё немного подождать».

— «Нет. Передайте ребятам, что я зайду с утра, когда поспокойнее будет».

— «Точно зайдёшь?»

— «Обещаю».

Коулу хотелось покинуть это место как можно быстрее, хоть он и знал, что решения своего изменить он не может. Да и не стал бы менять, если бы и мог. Августусу в жизни бы не удалось просто так выйти на поле и продолжить играть, пока эти блядские черви разгуливали по планете.

В вестибюле было безлюдно, за исключением нескольких человек возле буфета. Они улыбнулись при виде Коула, и он помахал им рукой в ответ. Вероятно, они не слышали его речь, так что Августусу не пришлось ввязываться в очередные гнетущие разговоры и вновь прощаться с фанатами.

Он распахнул двери главного входа и вышел на улицу. Там Коул остановился возле собственной статуи. Августус частенько подшучивал над этим, но на самом деле ему было очень неловко видеть самого себя такой громадиной, а ведь в жизни он был совсем немаленький. Нет, то был не настоящий Коул. То был кто-то с тем же именем, кто-то, в кого верили люди. Но это был вовсе не тот, настоящий Августус Коул.

Какой был смысл вспоминать о прошлом?