— «Нам было чертовски сложно попасть им даже в левиафана», — ответил полковник. — «Спутники стали ломаться, так что выжигать пробившихся на поверхность стеблей по щелчку пальцев не выйдет».
— «А я вовсе не про их боевой потенциал спрашивал», — Треску встал из-за стола и подошёл к карте, будто бы не замечая стоявшего там же Прескотта. — «Снимки они же могут делать? Я так понимаю, что могут».
— «Какой вы наблюдательный», — Прескотт и не думал подвинуться в сторону, чтобы дать Треску пройти.
— «Это система метеорологических спутников», — сказал Майклсон. — «Но она практически мёртвая. Система дальней радиосвязи скоро откажет».
— «Если делать снимки с низкой орбиты, то разведка на “Воронах” вам больше не понадобится», — Треску вытащил нож из-за пояса, затем открыл подъёмное окно и стал точить сломанный карандаш. Щепки из-под лезвия уносило ветром вдаль. — «Но, полагаю, вы уже думали об этом».
Хоффману это и в голову не приходило, в основном, из-за того, что из метеорологических спутников уже много не выжмешь. Разрешение из камер хорошо подходило для исследования крупных метеорологических явлений. Но небольшие объекты вроде стебля на таких снимках не разглядишь.
— «Посмотрим, можно ли что-то сделать», — сказал Хоффман.
— «Когда планируете вводить ограничения по выдаче?» — осмотрев заточенный кончик карандаша, Треску вернулся на своё место у стола.
— «По выдаче чего? Топлива или пищи?» — уточнил Майклсон.
— «И того, и другого».
Прескотт внимательно изучал карту, подбрасывая одну из кнопок на ладони, а затем вдруг посмотрел Хоффману прямо в глаза, впервые с того момента, как тот вошёл в комнату, и медленно вдавил кнопку большим пальцем в карту.
— «Пищу мы и так уже выдаём по распределению, и проблем с этим нет», — сказал председатель. — «И раз уж продуктовых магазинов тут тоже нет, то можно не переживать, что их ограбят. К тому же, мы уже давно научились правильно рассчитывать, сколько калорий нужно каждому человеку для выживания, не так ли, полковник?»
— «Расход имульсии сейчас минимален, но это не значит, что её запасы никогда не иссякнут».
— «Если кому интересно, то я прихватил с собой последние расчёты о минимально необходимых запасах топлива», — Майклсон открыл записную книжку. — «Главный инженер составил максимально точный план относительно неприкосновенных запасов топлива для возвращения на материк».
— «И это будет поездка в один конец», — склонил голову Треску.
— «Именно. Мы постараемся разместить оставшееся население на судах как можно компактнее. Конечно, у нас тут не круизный лайнер, так что удобств особых не будет, но права на ошибку у нас нет. Это наш план на самый крайний случай».
Окно так никто и не закрыл. Хоффман слышал шум моторной лодки, медленно идущей вдоль берега, а также мерный плеск волн, разбивающихся о гранитный утёс, на котором располагалась их база. И не было ничего кроме этих звуков — ни рокочущих двигателей курсировавших по дорогам “Кентавров”, ни грохота артиллерийских залпов вдали, ни привычного шума городской суеты. Но в этот раз нахлынувшая тишина не принесла с собой ощущение блаженства от наступившего перемирия. Она была лишь напоминанием о том, насколько же далеко от них осталась большая земля.
— «Мы изначально планировали однажды вернуться на материк», — прервал молчание Прескотт. — «Так что давайте не будем говорить об этом так, словно мы в панике бежим с острова, хорошо? Мы с первого же дня заявили, что однажды вернёмся обратно».
Прескотт снял фотографии со стены и сложил их в потрёпанного вида папку для бумаг.
— «Кстати, я хотел бы, чтобы солдаты собрали образцы со всех мест прорыва стеблей. Особенно, если заметят там что-нибудь необычное».
— «А деревья, за считанные секунды пробивающиеся из-под земли на двадцать метров вверх, и смертоносные крабы — это, по-вашему, вполне обычное явление, председатель?» — спросил Майклсон.
— «Я имел в виду, если заметят какие-нибудь изменения в ситуации», — Прескотт рассеянно отмахнулся. Раньше за ним такого не водилось. — «Какие-нибудь отклонения в строении стеблей. Появление иных организмов среди Светящихся. Помните, как рыбаки ставили сети, а потом находили в них целый зверинец светляков? Так, ещё вопросы на повестке дня есть?»
— «А мы что, уже что-то решили по имеющимся?» — раздражённо спросил Треску.
— «Отлично. Увидимся позже».
С этими словами Прескотт вышел из комнаты. Через открытую дверь Хоффман заметил двух его личных охранников, ждущих его снаружи. Их звали Ривера и Лоу. Они спустились по лестнице вслед за председателем.
“Как там их Бэрд назвал? «Забракованные “Ониксы”»?”
Жестокие язвительные замечания — в этом был весь Бэрд. Но в последнее время эти двое ведь и правда вели себя, как будто они элита спецназа, а не простые солдаты. Члены отряда “Оникс” давным-давно были мертвы, как и бойцы многих других подразделений.
Треску ещё некоторое время сверлил взглядом открытую дверь, не поднимаясь со стула.
— «Чего он так боится?» — наконец спросил капитан.
Это был хороший вопрос. Хоффман поднялся на ноги, собираясь уходить.
— «Ни разу не видел, чтобы он чего-нибудь боялся. Даже когда он лицом к лицу столкнулся с червями. В иной ситуации я был бы даже им восхищён».
— «Он явно чего-то боится», — встав, Треску указал карандашом в сторону лестницы. — «Вы этого разве не видите?»
— «Ну, мы все сейчас вносим свой посильный вклад в нелёгкое дело пачкания трусов, Миран», — ответил ему Майклсон. — «Может, председатель тоже решил не отставать от коллектива».
“Миран? Так они уже близкими друзьями стали”.
Хоффман лихорадочно перебирал варианты в уме, но всё сводилось к одному. Дело было в диске. Треску, как и сам Прескотт, мог словно рентгеновскими лучами просветить всех насквозь, вычислив их слабости, и у Хоффмана не было причин ему не верить. Раз Треску решил, что председатель трясся от страха, то, может, это потому что сам Хоффман слишком близко подобрался к чему-то важному.
Полковник едва удержался от того, чтобы не рассказать Треску про диск. Но старая привычка, оставшаяся ещё с прошлой войны, вовремя не позволила его губам шевельнуться.
— «Пойду к Ройстону, перепроверю ещё раз расчёты по топливу», — выдавил Хоффман, оставив Треску и Майклсона наедине друг с другом.
ЛАГЕРЬ ГОРАСНИЙЦЕВ, НЬЮ-ДЖАСИНТО. СПУСТЯ 15 ЛЕТ СО “ДНЯ ПРОРЫВА”.
Подойдя к лагерю, Треску на мгновение замер, чтобы осмотреть ряды палаток и навесов.
Наступало тёплое время года, да и к тому же на Вектесе был довольно мягкий климат, так что можно было не переживать, что часть гораснийцев погибнет от переохлаждения, как прошлой зимой. Но этот факт не особо утешил Треску, медленным взглядом окидывающего лагерь беженцев, в котором уместились все выжившие представители народа республики Горасная.
Палатки, малочисленные пожитки, несколько животных и ещё меньше транспортных средств, которые можно было погрузить на отплывающий корабль — вот и всё, что у них осталось. Когда они только прибыли на остров, в их распоряжении была рабочая буровая платформа по добычи имульсии в море, а теперь и её-то даже не осталось. Они сами стали… “бродягами”. Одно лишь это слово заставило сжаться сердце Треску.
“Нет, мы не “бродяги”. Мы просто выживаем на необитаемом острове. Мы не какие-то грязные дикари, и никогда такими не станем”.
Судьбе не откажешь в изощрённой садисткой иронии. Самих гораснийцев теперь осталось меньше, чем подонков из банд “бродяг”. Инстинкт выживания Треску, уже работавший не только на него самого, но и на весь его народ, не давал ему забыть о том, как мало их осталось на Сэре со времён их прадедов. Эта мысль — единственное, что заставляло его жить дальше.
“У нас была целая империя. Того, что мы пережили, не должно было случиться”.
