Наверное, некоторые вещи никогда не меняются.

Глубоко вздохнув, я расстегиваю сумку и вытаскиваю лопату, которая уже наполовину выглядывает. Бросаю ее на землю и падаю на колени. Провожу руками по земле, пытаясь нащупать что-нибудь необычное. Грязь или что-нибудь, что даст мне указание, где нужно начать копать.

Мои руки останавливаются на небольшом клочке земли. Оглядываясь вокруг, я понимаю, что это единственное место, где не выросли сорняки и ядовитый дуб. Не имея других вариантов, я встаю на ноги, вонзаю острие лопаты в твердую землю и начинаю копать. Это гораздо сложнее, чем кажется. Гораздо труднее, чем я ожидала.

Деревянная ручка царапает кожу моих ладоней, и с каждым взмахом, с каждым подъемом земли мое дыхание учащается. Порез, царапанье и свист грязи и лопаты наполняют воздух, и то, что кажется рекой пота, стекает с моего тела, пропитывая одежду. Боль пронзает мои руки, и усталость начинает тормозить меня.

Кажется, проходят часы, пока я не замечаю что-то в углубляющейся яме. Рыдание застревает у меня в горле, и я падаю на колени. Мне даже не нужно смотреть на это. Я знаю, что это. Я узнаю это.

Я отбрасываю лопату в сторону и начинаю лихорадочно рыть руками грязь, пока не начинаю ясно видеть.

— Нет, нет, нет. — всхлипываю я, поднимая материал в руках.

Я узнаю футболку. Мы с Мэдисон много ссорились из-за неё. Но, конечно, ей она шла больше, чем мне.

— Ох, Мэдисон.

Я поднимаю футболку, испачканную грязью и покрытую засохшей кровью. Она выглядит старой и потрёпанной. И слезы льются потоками. Я не могу их остановить.

— Мне очень жаль, Мэдс. Это должна была быть я.

Я прижимаю материал к груди и всхлипываю. Клянусь, я заставлю их заплатить. Этого куска недостаточно. Я хочу, чтобы они страдали. Все они.

Никакое количество тюремного заключения никогда не будет достаточно. Я хочу их крови. Мне нужна их боль. Я хочу их...

Звук ломающейся ветки позади меня заставляет меня напрячься. Медленно я начинаю оборачиваться, и темный смешок скрежещет у меня по спине.

— Просто нужно было продолжать копать, не так ли, Маккензи?

Я резко втягиваю воздух при звуке его голоса. Развернувшись, я с глухим стуком падаю на землю и смотрю на него. Он последний человек, которого я ожидала здесь увидеть. Деревья отбрасывают темные тени на его обычно красивое лицо.

— Ты... как?

Винсент цокает.

— Я все время знал, что это ты, Маккензи. В ту же секунду, как ты вошла в двери клуба, я понял, зачем ты здесь. Мы все поняли.

Я качаю головой, не веря своим ушам. Это невозможно. Баз не подпустил бы их ко мне, если бы знал. Он бы оттолкнул меня раньше, не так ли?

Винсент делает угрожающий шаг ближе, и я отползаю, мои пальцы зарываются в грязь, когда я двигаюсь.

— Ты заплатишь за то, что сделал с ней, — киплю я, слезы текут по моему лицу.

Винсент наклоняется со зловещей ухмылкой на лице.

— Это не может произойти, милая.

В то же время он делает выпад, я перекатываюсь и вскакиваю на ноги. Поскальзываясь о грязь, я бегу обратно к машине. Мое сердце колотится так громко, что я слышу только его бешеный стук и шум крови в ушах.

Я почти на месте. Я практически чувствую этот вкус.

Кончики моих пальцев соприкасаются с холодным металлом ручки, но кулак Винсента сжимает мои волосы, дергая за пряди. Он дёргает, и я издаю леденящий кровь крик, пиная его.

Деревья трещат от пронзительного звука. Животные снуют, каждый след жизни оставляет меня умирать от его рук.

— Боже, вы, девочки, даже кричите одинаково.

Моя грудь трещит, истерика цепляется за горло. Все это время я думала, что судьба, Боги хотят, чтобы я нашла правду и добилась справедливости ради Мэдисон. Я мало что знала, они просто привели меня к той же участи, что и ее.

Я действительно должна была умереть.

Я не могу этого допустить. Не позволю ему уйти безнаказанным.

— Помогите! — я кричу и брыкаюсь, злясь, когда он пытается усилить хватку.

Его кулак врезается мне в лицо, оглушая меня на несколько секунд. Это дает ему достаточно времени, чтобы крепко схватить меня и распахнуть дверцу со стороны водителя.

— Садись в чертову машину.

Я сопротивляюсь ему в последней тщетной попытке. В моём последнем «иди к черту» ему и всем остальным Дикарям. Когда что-то холодное прижимается к моему виску, и я слышу громкий щелчок, я замираю. Каждый мускул напрягается, когда приходит осознание, заставляя страх сжаться в животе.

— Ах, хорошо. В конце концов, ты не так уж и глупа.

Медленно, с дулом пистолета Винсента, все еще прижатым к моей голове, я забираюсь на водительское сиденье. Не знаю, что он здесь делает. Я не к нему вламывалась. Как он вообще узнал, где меня найти?

Винсент выхватывает ключи из замка зажигания, где я их оставила, и кивает в сторону ремня безопасности.

— Пристегнись и не вздумай совершать чушь. Я сегодня не в настроении.

Мои руки дрожат, когда я тянусь к ремню безопасности. Я сверхчувствительна к тому, что он здесь, его пистолет все еще нацелен на меня, в то время как он следит за каждым моим движением. Мое сердце бешено колотится в груди, и все вокруг кажется тяжелым. Воздух, боль в сердце. Та же самая боль просачивается в мою грудь, непрерывно капая.

Винсент скользит на пассажирское сиденье, захлопывая на ходу дверцу. Он ерзает, снова направляя на меня пистолет. Пот выступает у меня на лбу. Я не могу сосредоточиться с этой штукой, направленной на меня. Не могу ни о чем думать, но его палец скользит по спусковому крючку, и мои мысли взрываются.

— Поехали.

К горлу подступает желчь, свежий поток слез затуманивает зрение.

— Я... я...

— Да поможет мне Бог, Маккензи, если ты не заведешь эту чертову машину и не поедешь мы убьем тебя так же, как убили твою сестру, и поверь мне, ты не захочешь снова пережить эту смерть.

Мои глаза расширяются, устремляясь к нему. При этом я ловлю себя на том, что смотрю

в дуло пистолета. Отсюда он выглядит безобидным, но я знаю, что это не так. Это единственная причина, по которой я беру у него ключи и завожу машину. Я на автопилоте нажимаю на тормоз и завожу автомобиль, возвращаясь тем же путем, что и приехала.

Я облизываю сухие, потрескавшиеся губы, искоса поглядывая на него.

— Как ты вообще меня нашел?

Мой голос даже не похож на мой родной. В данный момент это едва ли кваканье.

— У меня есть свои способы. А теперь заткнись и продолжай.

Мои руки сжимают руль. Я стискиваю зубы, пытаясь подавить внезапный приступ гнева. Это вызывает всплеск адреналина в моих венах и медленно распространяется по всему телу.

— Почему? — я стискиваю зубы. — Почему Мэдисон?

Винсент цокает.

— Брось, Маккензи. Ты же знаешь, что это не должна была быть Мэдисон.

Как будто ему каким-то образом удалось вырвать воздух из моих легких. Как будто у него в рука мой орган, и он сжимает его, чтобы я не могла сделать ровный вдох. Он душит меня, не дотрагиваясь до меня даже пальцем.

Я задыхаюсь, из глаз текут слезы гнева.

— Почему я?

— Ты была самой легкой мишенью. По тебе бы никто не скучал.

Все, что я когда-либо испытывала по отношению к себе, рушится. Душит. Топит. Все это умножается в десять раз. Одно дело чувствовать себя так по отношению к самой себе, но слушать, как кто-то говорит об этом, слышать, что группа придурков думает то же самое, действительно душераздирающе.

Мало того, что меня сочли достаточно незначительной, чтобы не скучать после убийства, но ещё и убили мою сестру в процессе. Это никогда не должна была быть она. Это должна была быть я.

Это всегда должна была быть я.

Осознание этого удар под дых. Я давлю на газ, как только мы выезжаем на извилистую дорогу, огибающую парк.

— Ты ублюдок, — шепчу я, сильнее нажимая на педаль.

— Притормози на хрен, ты, психованная сука. Там обрыв.