— В новостях…, — лепечет она.

— В новостях сообщили что мой самолёт разбился, — продолжаю за неё я.

— Да. Упал в море.

— В океан, — поправляю я. — Я есть в списках погибших?

— Да.

Делаю мощность воды поменьше — неудобно разговаривать — слишком сильно шумит.

— Я выжила. Но… лучше пока никому об этом не сообщать.

— Почему?

— Потому что моя жизнь сразу превратится в кошмар… А у меня есть дела поважнее чем бесконечные интервью и допросы.

— Ты про Тимура?

— Ага.

— И про Крис?

— Да. Как ты угадала. Как они?

— У них всё хорошо, — говорит она и тут же добавляет. — Ой.

— Продолжай, продолжай, — ободряю я её. — Я сильная. Правда важнее.

— Крис написала мне сообщение. Большое. И всё объяснила.

Делаю воду еще потише — не хочу пропустить ни одного слова.

— И что там в этом сообщении?

— Может, выйдешь сначала?

Кажется, судя по интонации она уже осваивается, привыкает к тому что я не скончалась.

— Нет. Мне нужно смыть с себя всё. Рассказывай!

— Написала что они с Тимуром всегда любили друг друга.

— Офигеть…, — это всё на что меня сейчас хватает. — Что-то еще там было?

— Да.

— Рассказывай.

— Не могу.

— Уля! — Там было про то, что Тимур понял — ты была ошибкой.

Делаю воду сильнее. Намного сильнее.

А потом тихонько сползаю вниз и обнимая бутылку с шампунем плачу.

Мне сейчас можно. Я потеряла семью и чуть не убилась. И чудом вернулась домой… забыв о том что дома у меня больше нет.

Да и никто не увидит как я плачу.

— Рита!

Это Улька. Иногда, очень редко она зовёт меня так, вторым именем от моего Маргарита.

— Не плачь. Всё будет хорошо. Мы что-нибудь придумаем.

* * *

Свежий халат, уютное кресло на балконе, кофе и немного коньяка делают мою жизнь не такой ужасной.

— Что будешь делать теперь? — интересуется Улька. Она тоже в халате. Тоже после душа и тоже с кофе. Только без конька. Она надомный копирайтер и сейчас ради меня засунула в ящик срочный заказ.

Вместо ответа пожимаю плечами. Пожимаю плечами и сделаю глоток.

— С Тимуром будешь разговаривать?

Это она тупым ножом по свежей ране. Жестоко.

Хочу ли я сейчас видеть своего ненаглядного мужа?

Скорее нет, чем да.

Слишком тяжело. Пока слишком тяжело.

Я бы предпочла на месяц забыть о его существовании. Пусть немного затянутся раны… и поутихнет желание вырывать у него на теле волоски на самых болезненных местах один за другим

Да, я предпочла бы месяц-другой «переболеть», но увы. Ничего не выйдет.

Во-первых — «Академия». Надо решить что с ней делать — я же не могу её просто бросить. Во вторых — карта. Моя банковская карта — её нужно забрать.

Ну и в-третьих… там мой дом. Пока он там.

— Да.

Она ёжится:

— Страшно представить этот разговор. И вообще… А жить? Жить вместе будете?

У нас… вернее у Тимура — дом на полторы тысячи квадратов в Барвихе. Полторы тысячи — это много. Можно жить и не встречаться… ну если только случайно. И даже стонов когда он будет ублажать Крис я не услышу.

— Нет. Вместе мы жить уже не будем, — говорю твёрдо. Мало в чём уверена в этой жизни, но в этом — точно.

— А где тогда?

— В офисе.

Офис в Москва-Сити.

Семьдесят шестой этаж.

Из обидного — там нет ни одного, даже крохотного диванчика. Только кресла. Кресла и окна от потолка до пола. И Москва как на ладони. И облака трогать можно… пусть и через стекло.

А еще там есть Дина и Марк. Мои единственные сотрудники. Брат и сестра — и мои верные соратники по «Академии». Они там весь день. Но на ночь — уезжают. А значит… значит я могу там оставаться ночевать и никто не узнает. Они — не узнают. Они друзья, но рассказывать им о том, что у меня случилась задница я не хочу.

— Хочешь — оставайся у меня.

«У меня» — это на сорока пяти квадратах в двухкомнатной хрущёвке в Южном Бутово с мужем и родителями. Нет, так больно насиловать подругу я не готова.

— Нет. Спасибо. Вам тут и без меня весело.

— У тебя же там даже дивана нет! Помнит же. Была всего один раз — а помнит.

— Зато есть пол. Я могу спать на полу. Говорят это даже полезно — на твёрдом.

Я разрешу себе сейчас уютно выпить кофе в мягком кресле. А потом — в бой. Потому что моя жизнь, по какой-то странной случайности — вечный бой.

* * *

Пётр Семёныч, наш охранник, при виде меня опускает глаза. А ведь вроде любил-обожал. Еще несколько лет назад любил-обожал.

Ладно. Переживу.

Обычно здоровается. Но сейчас только кивает. Предатель.

Машина Тимура перед входом в дом. Это совсем не означает что он здесь — автомобиль у него не один.

Навстречу, уже перед крыльцом выпархивает Жанна. Домработница. Мне не нужны были никогда домработницы, но это мне. Тимур без них никак. С детства. Отец у него большой кремлёвский чиновник — отсюда и все эти деньги.

— Маргарита здравствуйте, — лицо у неё такое что хочется пожалеть. Ей надо остановить меня, но вот как именно это сделать — никто не знает.

— Что-то случилось, Жанна?

Да. Я сделаю вид будто ничего не знаю.

— А вы разве не разбились? — вырывается у этой дуры.

— Я бессмертная — ты разве не знала.

Я хочу пройти в дом, но она чуть ли не грудью загораживает проход.

— Туда нельзя.

— Что? Что?! Ты ничего не перепутала?

Она теряется. Теряется и пропускает меня.

Наверное дома Крис. Дома — сучка Крис. Ладненько. Я готова поболтать и с ней.

В холле, под огромной на три этажа люстрой на минуту задерживаюсь. Прислушиваюсь. Шаги. Торопливые шаги. По звуку — похожи на мужские. А это значит…

— Марго! Тимур. Красавец.

Он и правда холёный красавец.

— Ты жива?!

— Да. Ты же рад, да?

Он замирает на предпоследней ступени лестницы ведущей на верхние этажи. На лице легкая растерянность.

— Ты один?

Молчит.

Понятно.

— Я соскучилась, дорогой. Все эти перелёты, катастрофы, падение в океан, необитаемые острова… я так устала милый. И хочу тебя. Пойдём сольёмся в экстазе.

Он очень уверенный в себе тип — папино состояние придаёт ему эту уверенность, состояние и должность — но сейчас он растерян. Скоро он придётся в себя… очень скоро, но пока я наслаждаюсь смятением на его лице.

— Иди ко мне, — я протягиваю вперёд руки.

Сейчас он решит что я не в курсе. Решит что не получила его сообщение. Пусть страдает. Хотя бы чуть-чуть. Пусть страдает от мысли, что ему сейчас придётся всё мне сказать в глаза, а не трусливо в смс.

Он делает шаг вниз.

— Я писал тебе…

— Самолёт упал дорогой и я ничего не получила. Ты же рад тому, что я осталась жива?

— Да, — лепечет он.

— И ты тоже тосковал по мне и сейчас изо всех сил сдерживаешься чтобы не раздавить меня в своих объятиях?

Ну пусть скажет «нет». Я хочу это увидеть.

— Марго…

— Да?

— Кое-что произошло…

— Кое-что? Упали акции? Или мировые цены на нефть? Я так огорчена. Или у Крис влагалище теснее чем моё?

Он вздрагивает.

— Значит ты знаешь?! — О твоём предательстве? Конечно! Мне принесли твоё сообщение на огромном флаге прямо в самолёт. И этим же флагом я потом всю дорогу вытирала свои слёзы и сопли… пока самолёт не разбился.

— Прости…

— Простить? За что? За то, что ты проявил свою гадскую сущность сейчас, а не через десять лет когда у нас с тобой была бы куча детишек? Да я благодарю за такое. Иди расцелую. А еще — могу пожалеть тебя. Ты ведь не долго теперь проживёшь, — я разворачиваюсь и иду в ту сторону где у нас…, то есть у него располагается кухня.

Хочу кофе. Кофе и коньяка. Во мне есть коньяк. Улькин. Но, видимо, мой стресс требует еще.

Жмакаю кофемашину и лезу в бар.

— Почему я недолго проживу?

Он стоит на пороге.

— От скуки, милый. Крис скучна — ты не знал об этом? Скоро узнаешь. Когда вся прелесть новой пиписки для тебя померкнет — ты это поймёшь.