Только когда дело касалось военного дела, она неугомонно надоедала своими любознательными расспросами.

Некоторым приходился по вкусу нрав девчушки, например, её тете – Татиан Леонтиос Каламис, являвшейся племянницей по бабушкиному покойному брату, который был военным. Ей нравилось отсутствия заискивания Эрис перед старшими.

Но большинство ненавидело эту непризнавание авторитетов и стремление к справедливости.

Особенно это раздражало брата и мать Эрис, которую она, после расставания с отцом, видела очень редко. А брат, родившийся раньше Эрис на три года, с неоправданной жестокостью, и порою – подло поступал с маленькой сестрёнкой.

Эрис замечала плохое отношения матери и брата, но её доброе сердечко всегда старалось оправдать родных ей людей.

Бабушка научила Эрис грамоте, которой, в свою очередь была обучена своим мужем. И одаренная девочка с необычайным рвением обучалась ей. Благо, книг и рукописей в старом доме было более, чем достаточно. Это было наследие её деда, которого она никогда не видала. Он тоже был военным. Потом умер, вернее, был убит своими же, как рассказывала бабушка, вскоре после того, как родилась мать Эрис. Она была единственным ребенком. Пока дед был жив, он всячески старался баловать дочку.

Эрис знала, что её предки по бабушке Эйгл Иеремиас – Каламисы когда-то давно были сосланы правительством из материковой Греции за свою религиозность – они читали Псалтырь Давида, не прикасаясь к Евангелию. И их изгнали только за это, несмотря на заслуги перед Родиной – все ближайшие поколения были солдатами конной пехоты, всегда служившими на смерть у неспокойных границ.

А дедушка Эрис – Микаилус Атромитос Лефкас был из местной аристократии. Земледельцы, владельцы бахчевых культур, горных медовых пасек и виноградных плантаций – его клану не понравилось, когда он изъявил желание породниться с бесславными ссыльными мигрантами, пускай и бравыми, но все же, не их фамилий.

Дед проявил упорство – женился на Эйгл, за что и был отречён. Как говорила бабушка – он пришёл к ней с маленькой сумкой для одежды и привёз с собой огромное количество рукописей и книг. И они трудились вместе, выкупив у знати дом, в котором сейчас живут.

Бабушка очень боялась, что вечно меняющиеся, грабящие и порабощающие народ власти заберут у неё крышу над головой. У подавляющего большинства бедных запуганных людей в неспокойные времена не было и этого.

Три года назад в Кандию пришли рыцари, между которыми разделили плодородные земли, будто б сидящие в Синьории Камерленджии – хозяева жизни. Когда здесь были генуэзцы, – а бабушка их всех считала беззаконными пиратами, – люди боялись выходить на улицу. Эти головорезы средь белого дня могли спокойно увести местных жителей в невольничество.

Забравшие остров венецианцы стремились показать себя деловыми людьми, стремящимися к сотрудничеству. Но это, естественно, была только иллюзия. В общем, было точно также, может даже хуже, просто называлось всё это другими именами.

Постепенно на остров стали стекаться самые разнообразные переселенцы, что вызвало ужасающий прирост разбойничества, произвола и разврата. Бабушка проклинала "этих Франков" за открытия греховных ворот и за преследования отколовшихся от них Православных, вопреки тому, что последние изгнали её предков за Старообрядчество. Но больше всего, пожалуй, бабушка ненавидела отца Эрис, который был из лихих генуэзцев. Эрис знала только то, что он постоянно был в плаваниях и больше ничего. Иногда бабушка очень неприятно высказывалась о маме Эрис – Элин Микаилус Лефкас за эту порочную связь, говоря, что зять её некрещеный иноверец; что дочь её не первая и не единственная его жена; что Божественный союз между ними поддельный. Элин особо не переживала за недовольство матери. Контенто Фортунато: было ли это прозвище отца, либо его имя – Эрис не знает. Её отец был основным табу для разговоров дома. Одним из бесконечно многих запретов.

Наконец мать и множественные подруги общительной Элин добились того, чтобы эта женщина сбежала от ревнивого и изредка появляющегося меж плаваний, мужа, к тому же, любившего распускать руки во время своего недолгого соединения с женой. Любил он не только маму Эрис, но и выпивку – какой же пират без вина? Элин, зная своего суженого, – за душой которого было внушительное количество, один Бог знает, сколько отнятых жизней, – сбежала из их маленькой родной Ситии в нынешнюю Кандию со своей кузиной Татиан, когда решила порвать с ним отношения. Контенто несколько раз появлялся в окружении разбойников, ломившись в ворота Эйгл. Но рано овдовевшая, приходящаяся ему тещей, бабуля, наглухо забаррикадированная в своем ветхом домике, покрывала Контенто и его друзей терпкой руганью и проклятиями, говоря, что "его жена и дети умерли". За пару лет никчемный отец смирился с расставанием. С тех пор его больше никто не видел.

Элин в Кандии пустилась во все тяжкие, оставив сына Евгениуса и дочку Эрис на воспитание Татиан. Тетя была очень строгая, не чуждо ей было и рукоприкладство. Жили они у родственников мужа Татиан – Грегориуса. Её сын – Георгиус был на два года младше Эрис. Татиан видела, какие разные характеры у её приемышей. И ей нравилось, что Эрис терпеливая к голоду и нуждам.

Эрис невозможно было заставить есть – все это, как полагала тетя, было результатом их неблагополучного детства. Затем Татиан, устав от гулящего мужа, постоянно шатающегося с портовыми пьяницами, ушла от него, уехав обратно в Ситию, заодно забрав детей изредка появляющейся ради любимого сынка Евгениуса, Элин.

Татиан, приехав в город, отвела племянников к своей тетке – Эйгл. Бабушка была рада воссоединиться с внуками. Затем появилась и блудная дочь. Как потом стало известно – ненадолго. Забрав сына, она снова уехала, на этот раз в неизвестном направлении, оставив бедную Эрис одну.

Но перед этими грустными событиями произошёл один случай, который изменил жизнь маленькой Эрис навсегда.

Эрис видела сон. Этот сон периодически повторялся. И вот опять, сегодня ночью ей снилось, как она, мама и брат идут по пустырю. К ним привязался какой-то непонятный, разодетый шут. Они вместе, смеясь, надели кандалы на руки и на ноги Эрис, и та оказалась привязана длинными цепями к железному колу, торчащему прямо из земли. Затем они втроем, весело болтав, развернулись и ушли вперёд. Далеко-далеко, превратившись в крошечные точки, а потом и вовсе исчезнув из виду. Эрис была прикована намертво – она плакала и билась, зовя мать, но никто даже не оглянулся. Её палило беспощадное красное солнце, и от его жара Эрис проснулась.

– Это всего лишь сон! – обрадовалась девочка.

Прекрасным ярким утром Эрис встала с постели. Умывшись и одевшись, она побежала к спящей матери. Это утро было особенно светлым ещё и из-за того, что отсутствующая пару лет мать, вернулась вчера ночью.

Эрис так сильно скучала по ней! Она, аккуратно и бесшумно подкравшись, присела у ложа и положила свою маленькую головку на мамину мягкую подушку.

Утренний свет заливал всё вокруг. Девочка не могла налюбоваться на неё. Эрис вдыхала аромат маминого теплого дыхания. Она гладила её красивые, гладкие волосы.

– Моя любимая мамочка. – говорила Эрис, нежно целуя её в щеку.

– Эрис, прекрати! Что за дурацкая привычка! Телячьи нежности… Дай поспать, я устала! – вытирая рукой лицо от поцелуя дочери, мать бессердечно нагрубила, и, не открыв глаз, указала пальцем на выход. Эрис вскочила, напугавшись ее реакции. Её сердце больно дрогнуло. К горлу подкатил комок обиженных чувств. Эрис побежала вон из комнаты, не видя перед собой ничего из-за накатывающих слез.

На пороге она столкнулась со входившим к матери братом. Он разозлился на Эрис и толкнул её в ответ, отчего та упала, больно стукнувшись головой о косяк.

– Ты что слепая?! Иди глаза вымой, тупица! – крикнул он со злостью.

Эрис протерла слезы и увидела его высокомерное выражение на пухлом белом лице.