Поделом. Хоть Мастер Стражи и считает, что тратить столько энергии на запугивание браконьеров – глупость, Мёрэйн знал, что такие вещи куда действеннее, чем банальный арест и каторга. Он всегда позволял спастись одному из членов экипажа. Тому, кто, полумёртвый от ужаса, расскажет о случившемся на берегу.
Сумрак Сэйда рассеялся, и мягкие, текучие сэйдамы вещей растаяли в твёрдости линий материи. Мёрэйн сошёл в своё плотное тело, которое оставил на песчаном полу грота. Холодный, шелковистый песок. Воздух пахнет морской солью. Гул прибоя.
Он открыл глаза. Тёмные стены почти куполообразно сходятся к потолку, белый песок на полу повторяет рисунок, оставленный морскими волнами на отмели. Это одно из излюбленных тайных мест Мёрэйна. Здесь можно уединиться и предаться тишине. Здесь можно поработать спокойно и сосредоточенно.
Но сегодня было тревожно.
Видения. Видения терзали его разум – как никогда за последние три антавы10, прошедшие с окончания Войны.
Как всегда после перехода по уровням Меа, тело казалось немного чужим, а пять человеческих чувств, подавленные меарийскими, упорно не желали приходить в норму: песок был прохладным, но не настолько, насколько он должен быть в середине зимы, а дневной свет, падающий лучами сквозь щели в каменном потолке пещеры, сиял, наоборот, чересчур ярко – так, как его никогда не воспринимает человеческий глаз. Он вышел из грота на узкий скальный карниз. Белая скала под ногами отвесно обрывалась в море. Далеко внизу кипели волны, над отмелями с криком кружились морские птицы, бросаясь в воду. Внизу стлалось море, обнимая мыс, и там, где оно расходилось, направляя одну вереницу волн южнее, а другую – северней, кипели гигантские буруны: далеко в море простиралась знаменитая отмель смерти – Затерянные Острова. Зоркий глаз мог различить на грани видимости тёмную точку близ одного из рифов – обломки злосчастной браконьерской байдары.
Северней, по левую руку, раскинулась широкая бухта Сильвеарены, по ту сторону которой, резко очерченный на фоне идущего с севера штормового фронта, виднелся Мыс Благословенного. Низкое солнце горело в разорванных облаках, заливая тревожным светом базальтовые срезы стены Лиит, обрамляющей бухту. Здесь и там с утёсов, изрезавших край плато, срывались сверкающие ленты водопадов – то стремились в море реки, падающие из бесчисленных каньонов Ламби. Все их превосходил по мощи и красоте один, самый большой водопад в глубине широкой дуги залива, ровно посередине между двумя мысами. Этот водопад делил побережье на две части. Там, под водопадом, между чёрной стеной утёсов и морем, белокаменно раскинулась Сильвеарена. Последний, неверный луч солнца, пробившийся сквозь пылающий разрыв в тучах, вспыхнул на золотом шпиле храма Матери Мира. С такого расстояния город смотрелся маленьким, хрустальным, невесомым – словно игрушечный замок, пристроившийся меж двух отрогов, в дельте реки. Отсюда казалось, будто город стоит прямо у подножия водопада, купаясь в лучах переменчивых радуг, играющих на фоне скал.
В последнее время прибавилось работы. Воины Неприметной Стражи за общей трапезой рассказывали о лихих вещах: неприкасаемые задираются к честным людям, приезжие из Эрендера творят всякие непотребства, и за ними нужен глаз да глаз… Браконьеры совсем обнаглели. Эти молодчики, оказалось, не чтят ни богов, ни сакримы, святые дни месяца не помнят, и даже мертвеца обобрать не стеснялся никто, кроме одного старого лоцмана…
Мёрэйн обессилено уставился на панораму отмелей, и непослушная чёрная прядь упала на лицо, заслоняя глаза от скупого света в разрывах предштормовых облаков.
Он раздумывал о том, как редко встречаются ему красивые человеческие лица. Сегодня он видел красивое лицо человека впервые за долгое время. Это было лицо старика, искренне сожалевшего о кривде – не из страха за себя, а из внутреннего ощущения того, как надо жить, из раскаяния в своих изъянах, мешающих ему жить именно так. Собственно, ради этого старого лоцмана Мёрэйн и затеял всё представление. Куда чаще он ограничивался тем, что просто навевал браконьерам сны – такие, после которых даже циники становились суеверными и в праведники живо обращались… Но Лоннэ Синяк был из тех, с кем можно работать. Он на всю жизнь сохранит память об этой встрече. И через него на побережье родится новая легенда, которая освежит в людских сердцах уважение к Веде и страх перед неправедными делами…
Этой осенью не явил себя сакрим Мэам. Дурное предзнаменование, издревле предупреждавшее людей о неприятностях и испытаниях. 159 лет подряд, со времён самой Войны, Серебряный Крест показывался в осеннем небе каждый год: порой – на двое или даже трое суток, а иной раз – на пару часов, но каждый год ведуны Ламби, жрецы Левранда, священники Эрендерской Единой Церкви и настоятели монастырей различных сект – все на свой лад совершали богослужения в честь Сияющего Бога. Напрасно в этот год они совершали приготовления. Напрасно…
Ведуны хмурились и качали головами. Даже Неприметные мрачно шептались, глядя на небо. А уж после того, как в начале месяца Йат скончался старый Мастер Стражи, – и вовсе сникли. Смерть любимого главнокомандующего была внезапной и глубоко потрясла всех. Мёрэйн особенно тяжело переносил расставание с другом. Вдобавок старик не успел назначить преемника, и на посту Мастера Стражи его сменил человек не слишком симпатичный – бывший комендант пограничной базы Эмокабэ, мастер Гоода. Чаще, чем обычно, Мёрэйн отлучался теперь с форта, чтобы побыть наедине с морем. Шторма месяца Йат в этом году были особенно свирепыми – то и дело бросались они на побережье, обрушивались на белые стены форта, глухо гремели в скалах… Море волновалось. Море негодовало. Море чувствовало что-то – что-то такое, что до поры было неведомо Мёрэйну. Но Мёрэйн привык доверять морю.
Мёрэйн подставил холодному зимнему ветру, наполненному морской влагой, лицо и обнажённые руки. Провёл пальцами по предплечьям, словно гладя изгибы вытатуированной змеи, и с силой стряхнул руки над пропастью.
Пора возвращаться на форт. В полдень начнётся церемония Прошения о вступлении в Стражу. Провести её надо засветло. Мастер Оррэ Таита в отлучке, так что его, Мёрэйна, присутствие необходимо. Комендант, должно быть, уже заждался его…
Вернувшись в грот, Мёрэйн прошёл в глубину, к самой дальней стене, и пробрался в узкую щель между камней. За нею была другая пещера. Почти половина этого второго помещения была залита водой. Мёрэйн нырнул в подземное озеро. Единственный путь из внешнего мира в его Грот – помимо, разумеется, пути по воздуху, которым проникнуть сюда могли лишь вездесущие духи – вёл через лабиринт подводных пещер.
Форт Гира Моона был самой древней и самой главной базой Неприметной Стражи Ламби. Он был построен на заре колониальной эпохи, когда Стража только начинала свою славную историю. Место для форта было выбрано как нельзя более удачно: Мыс Ветров, южный из двух скалистых громад, замыкающих бухту Сильвеарены, далеко выдавался в море, подобно окаменевшему хребту гигантского зверя. Утёсы чёрного базальта с выходами белого камня здесь были выше, чем обрывы плато в других местах, и форт господствовал над всем побережьем. Вправленный в скалу, как алмаз в оправу, и скрытый среди гигантских руин древнего моронского города, он царил над Сильвеареной уже без малого шесть тысяч лет. Никто, кроме Неприметных и некоторых ведунов, не приближался к форту: моронские руины были древним местом силы, а от баз Неприметной Стражи обычные жители старались держаться подальше.
Задние ворота форта были, как всегда, заперты изнутри. Когда Мёрэйн подошёл, они гостеприимно распахнулись под его взглядом и сами собой захлопнулись за его спиной. Молоденькие караульные, застигнутые врасплох, запоздало встали навытяжку. Мёрэйна обдало волной их эмоций, мыслей и ощущений. Один из постовых думал о предстоящей церемонии: просить о вступлении придёт кто-то из его родственников. Второй мучился последствиями неумеренных возлияний, совершённых вчера вечером… Оба при появлении Мёрэйна забыли о своих проблемах. Мёрэйн усмехнулся.
