Чудесное было время!

Генрих и его братья часто гостили в имении Таскиллов. И относился к ним сэр Гриффин так же, как и к родной дочери – чаще оставляя на попечение наставников. Но и в некоторые дела страны посвящал, если полагал таковые приемлемыми для детских ушей. И велись подобные разговоры во время ужинов.

В подобных обстоятельствах идея о браке Аннабель и принца Генриха прямо-таки витала в воздухе. Пусть кулуарно, намёками, но такая договорённость существовала.

«А теперь – нет».

– О, Генрих… Что тобой движет? Не терпится поиграть в большого политика? Понятно желание короля и палаты лордов: отборы во все времена были зрелищами, способными надолго отвлечь умы народа. А может, тебе баб не хватает? Но я бы стала благоразумной женой!.. И эта гадкая роза. Так низко. Как знак того, что меня уровняли со всеми, – Аннабель снова бросило в дрожь от одной только мысли, что ей придётся, бороться за право сочетаться браком с собственным женихом!

«Бывшим женихом… который снова может стать нынешним? Бре-ед!» – Налетел порыв ветра, и девушка зябко поёжилась.

– Когда, интересно, они объявят о начале отбора? Завтра?.. Народ будет счастлив, – из губ её вырвалась усмешка. – Нечасто выпадает возможность законно позубоскалить над невестой-выскочкой. И если я проиграю… О, боги, – она обхватила голову руками. – А может, разумнее отказаться?

Но память тут же подкинула приятные, вопреки увещеванию подруг, ощущения от первого поцелуя Аннабель. Который тайком урвал… «Конечно же, Генрих, Тёмный его побери!.. Но мы тогда были уверены, что поженимся через пару лет!»

А ещё мисс Таскилл вдруг, впервые за много-много лет, вспомнила о существовании своего альтернативного жениха – наследника северного графства – рыжего Альберта Сморта, к несчастью пережившего оспу.

Вспомнила и содрогнулась.

«Вряд ли за те пару лет, что мы не встречались, Альберт стал симпатичнее».

С минуту она смотрела на реку, подёрнутую мерцающим лунным светом. А потом мысленно приказала себе собраться. Тело её сразу выпрямилось. Подбородок мягко поднялся, а руки крепко вцепились в каменную кладку балкона.

– Ну, нет. Нельзя отказываться от мужчины своей мечты. А от трона – тем более. Как там говорила Белинда? В любви, как в военной кампании? Что ж. Кого-то ждёт разгромное поражение! И, Светлые с Тёмными мне в свидетели, это буду – не я…

Карету трясло.

– И это Королевский тракт? – Имоджен хотелось плакать.

Не от того, что она почти неделю тряслась по плохим дорогам в лучшей карете своего графства – скрипучей развалюхе на вечно отваливающихся колёсах. Не оттого, что мыться приходилось раз в несколько дней в холодной речной воде, и то, если повезет. Ночевали, кстати, вообще под открытым небом. Потому что деньги на постоялые дворы решено было экономить, чтобы купить хотя бы одно приличное платье, пошитое в столице.

Имоджен согласна была терпеть даже то, что напротив неё сидела тётка Борга – старая дева с запахом… ото всюду! От бестактности которой хотелось уже просто выть. Но что поделать? Леди не может путешествовать без компаньонки. А отфилдские подруги Имоджен не показались матушке в достаточной мере благоразумными для дальнего путешествия.

Впервые за долгое время графиня Ковард заплакала оттого, что обещанию кучера – доехать до столицы засветло – не суждено было сбыться. Уж час как выехали на лучшую дорогу королевства, а разницы Имоджен ей-богу не ощутила. Как пить дать, карета застрянет в пути, когда от тряски на ямах и выбоинах снова разболтается заднее колесо. И кучер будет чинить его несколько часов, вырезая тупым ножом «притычки» из окрестных деревьев. И лучше бы колесо отвалилось рядом с дубовой рощей, потому что из мягких тополей и осин выходили совсем уж недолговечные крепления – теперь-то Имоджен в этом разбиралась.

Девушка тяжело вздохнула, смиряясь с тем, что неожиданно трудный путь в столицу продлится ещё на один день.

– Или два.

– Чего это ты там бормочешь, Имоджен? – тётя Борга не смогла остаться в стороне от нового повода для разговора.

«Имоджен… Буэээ…», – вообще-то ей всегда хотелось, чтобы её называли Джейн или Дженни. Именно так к ней обращались в детстве. Конечно же, в домашней обстановке. Но когда Имоджен исполнилось десять лет, мать объявила, что теперь она уже взрослая и должна гордиться именем прабабки, в честь которой её и назвали. И все – родные и слуги, и даже подружки стали называть её только по имени, записанному в книгу Светлых. А прочие обращались не иначе, как мисс Ковард.

– Удивляюсь, тётушка. Вот вроде и едем по главной дороге королевства, а такое чувство, будто на дальние фермы отправились, – ответила Имоджен настолько кротко, насколько это было возможно.

Ибо на очередном ухабе карету мотнуло так, что с лавки свалился мешочек с яблоками.

– Дождями, верно, размыло дорогу-то, – зевая, ответила тётка, даже не дёрнувшись в сторону упавшего раскрытого мешка.

– Но лето выдалось на редкость сухим. Урожая едва хватило, чтобы покрыть королевские подати, – дочь графа наклонилась, чтобы собрать выпавшие яблоки обратно в мешок. – А к весне нам самим придётся затянуть пояса. Если только…

– Если только что? – тётка Борга и не думала скрывать насмешливый тон. – Надеешься, породниться с королевской семьёй?

Вспотевшей Имоджен, собирающей пыльные яблоки из-под лавок кареты, эта мысль показалась настолько далёкой от действительности, что…

– Это решило бы все наши проблемы, – крякнула Борга. – Даже мне обеспечило бы безбедную старость.

«Что вы, тётушка? Вы ещё так молоды. Наверняка в столице найдется приличный мужчина, который сможет составить ваше счастье… – должна была ответить графиня согласно приличиям, но промолчала. – Не сможет. Не сможет она найти мужчину. А тот тем более не сможет составить ей счастье. Бедный-бедный мужчина…»

– А ты скажи, хочешь понравиться принцу? – хрюкнула тётка, что в её исполнении означало веселый смех. – Молчишь? Всю дорогу молчишь о нём…

Имоджен почувствовала, что покраснела ещё больше. И действительно ничего не ответила.

Она выпрямилась, завязала мешок с яблоками, задвинула его под свою лавку и села прямо, уставившись в окно.

«Пусть думает, что хочет. Даже если не выгорит с Генрихом, попробую найти жениха поприличнее, чем Донован Ривз. Не какого-то там барона, а графа. А когда выйду замуж, то никогда не приглашу к себе в гости тётушку Боргу. И матушка не посмеет больше навязывать мне общество этой женщины, которая даже одевается неподобающе – будто торговка. Не говоря уже о неприличном поведении». Лицо её в этот момент, должно быть, выглядело некрасивым.

Была у Дженни дурная привычка сжимать губы в ниточку, в минуты душевного непокоя. Памятуя об этом, девушка постаралась расслабить губы – скверные привычки следует искоренять – и подумать о чём-то приятном.

«Принц Генрих…»

Вообще-то, чем ближе их старенькая карета подъезжала к столице, тем больше робела Имоджен. Всё её тело начинало меленько подрагивать от мысли, что она будет участвовать в отборе невест для самого принца!

Победить?

На это она не рассчитывала. Состояние их семьи не делало её завидной партией. Да и особой красоты Имоджен за собой не замечала. Да, стан её стройный, а грудь достаточно высока. Но в Отфилде живут девушки гораздо более привлекательные, чем она. С плавной походкой и более узкими талиями. Имоджен не родилась блондинкой, как мама, или огненно-рыжей, как тётя Оливия, а унаследовала ореховый цвет волос отца. И его же широковатый нос. А собственные глаза, чуть тронутые зеленцой, казались девушке мелковатыми. «Да ещё и эти узкие губы…».

Но парни заглядывались на дочку Коварда. И на редких балах она не простаивала у стены, а комплименты, от партнёров по танцам не казались девушке сказанными из вежливости.

Обо всём этом она размышляла в дороге. И нет-нет, да и прокрадывалась в душу слабенькая надежда… И сердце неслось вскачь, разгоняя жар по телу и дурманя рассудок…