Первого января 1196 года Филипп де Фальконбридж взял Краков, и незамедлительно начал переброску войск под Позен[67] столицу Великопольского княжества. Принц-Бастард, получивший от своих подданных прозвище «Львиный коготь», организованного сопротивления уже давно не встречал, поэтому на сей раз решил нагло двигаться по дороге, рассчитывая спровоцировать панов на решающую битву. Пясты[68] на неё может быть и решились бы, но собрать под своё знамя шляхту не смогли. Шляхтичей, в родовых уделах осаждали их же бывшие холопы, вдохновлённые лозунгом «Кто был ничем, тот станет всем!». Любой владетель, на месте Филиппа сто раз бы задумался, прежде чем пробуждать такую стихию, но Принц-Бастард сам был натуральным бандитом, величайшим из бандитов эпохи, настоящим бандитским императором, поэтому последствия его нисколько не пугали. Когда придёт время, слишком обнаглевших он просто перебьёт, даже не вспоминая ни о каком христианском милосердии. Милосердие – это слово из лексикона попов, а он был воином и молился только по праздникам, да и то кратко, потому что даже выученные когда-то молитвы уже почти забылись.

К Позену он вышел накануне Крещения Господня, но празднование своей волей перенёс на следующий год, приказав немедленно начинать подготовку к штурму. Милорд Спящий Леопард, его сеньор, когда-то посвятивший его в рыцари, и один из двух человек, которого Филипп искренне и безоговорочно уважал, просил его постараться успеть до конца февраля войти в Мазовию, чтобы обозначить угрозу западным княжествам русов: Волынскому, Галичскому, Полоцкому, Витебскому и Турскому. Не ввязываться с ними в войну, не вторгаться в их уделы, а просто быть фактором, который невозможно не принимать в расчёт.

Филипп уже знал планы летней кампании, где ему вместе с Генрихом Вельфом предстояло прополоть от Штауфенов Австрию и Баварию, поэтому торопился. Генрих, конечно, парень хороший, и присланный ему в помощь Аравийский легион в деле не помешает, но настоящим воином он так и не стал. Венгерская корона слишком давила ему на голову, заставляя забывать главный долг настоящего воина – любой ценой выполнить приказ, и побуждая манию величия, так что Принцу-Бастарду предстояло пошустрить за двоих. Ничего страшного, Генрих брат и друг, в случае чего его можно будет опустить на грешную землю ударом в челюсть. Он поймёт. А не поймёт – ему же хуже.

Граф Лестер своим Крещение Христово отпраздновать позволил, но уже на следующий день приказал норманскому корпусу грузиться на корабли. Им предстояло захватить плацдарм в устье реки Турия, чтобы открыть проход для основных сил. Норманы Роберту де Бомону очень нравились. Христианство для них было только лишь тонкой внешней оболочкой, вроде надетого поверх стального доспеха полотняного плаща с вышитым крестом. Как были норманы язычниками, так ими и остались. Героически погибнуть с оружием в руках, на глазах боевых товарищей, было для них самым желанным жизненным исходом. После получения вместо старых кольчуг дамаскских кирас, эти самоубийцы вместо положенных по штату алебард и арбалетов заказали секиры, каждый под свою руку. И в каре они строиться отказались, заявив, что такой строй нужен только для трусов. Норманы предпочитали атаковать свиньёй, где на острие шёл сам ярл. Плацдарм они захватят, за это можно было быть спокойным. Пушки, снятые с шебекк, хоть и со старыми картечными зарядами, потребуют от арабов и мавров концентрации всех сил, для ликвидации плацдарма, а к тому времени, граф Лестер перекинет на континент все свои войска: четыре терции Датского и Франкского легионов, инженерный корпус, артиллерию из пяти батарей по сорок пушек, одна из которых осадного калибра, восемь тысяч мусульман графа Абу Мансура, которые считали арабов-суннитов подлыми еретиками, и две тысячи латной рыцарской кавалерии. С этой силой, один из лучших полководцев эпохи, несомненно, сломает хребет мусульманскому сопротивлению, и уже к осени вырежет их полностью.

Дальнейший план во многом зависел от действий Раймунда VI Тулузского и короля Наварры Санчо VII Сильного. Если у них пойдёт всё удачно против Кастилии и Арагона, то можно подчинять (именно подчинять, а не завоёвывать) Португалию, и переправляться в Африку. Ну а если нет, то приказ был помочь союзникам. Любыми средствами. И не чей-то приказ, а самого Ричарда. Но, даст господь, они справятся сами. Раймунд полководец опытный, в качестве командующего провёл шесть сражений, и во всех победил. Под его командованием (хоть и условным) и под его знаменем (это безусловно) крестоносцы брали Иерусалим. Репутация Раймунда погонит его войска в бой лучше всякой обещанной награды. Как минимум за Арагон можно было не волноваться.

Двенадцатого февраля 1196 года, графы де Суассон и де Куси заняли никем не охраняемые развалины Парижа. Три легиона, шесть терций, предоставленных им королём Наварры и графом Тулузы, не вызвали у Карла Смелого желания воспрепятствовать сдаче этим неудачникам до нитки ограбленных территорий. Герцог Брабанта и Нижней Лотарингии отступал на север, оставляя после себя выжженную землю. Карл отлично знал, что легионы эти сформированы для совсем другой войны и в мае их отзовут, поэтому стачивать своё войско о чужих на этой войне наёмников он не собирался. Даже если они успеют дойти до Брюсселя, даже если смогут его взять – трагедии не случится. Всё самое ценное вывезти он успеет и армию сохранит, а после ухода окситанских и наваррского легионов можно будет вторгнуться в пока не разграбленные графства Фландрию и Эно.

Карл Смелый знал и о планах летней кампании по искоренению Штауфенов и развале Империи, но будучи человеком умным и прагматичным, решил в этот замес не лезть. Вельфы решили разделить империю на королевства? Ну и хорошо. Дай Господь старому Генриху осуществить задуманное. Своё королевство он получит, летом Фландрию защищать будет некому, а про неё Ричард не сказал ни слова. В присланном им письме было предостережение от попыток разграбить графство де Блуа и герцогство Бургундию, европейские владения вассалов Ричарда, а про Фландрию никто ничего не говорил, хотя женой графа Балдуина была племянница Ричарда Мария Шампанская. После Фландрии можно будет подумать о Датском королевстве, а потом и о всей Скандинавии. А эти уродцы? Да пусть вернут себе Парижское графство и свои жалкие клочки. Всё равно они обречены стать вассалами Ричарда. Не потому, что он их будет принуждать, нет, попросятся сами.

О плане восстановления Принципата Карл Смелый тоже знал. В эпоху, где все новости распространяются церковью, такого было просто не утаить, поэтому возможность принесения оммажа не исключал и сам Карл, но ведь одно дело – принести вассальную присягу самому Принцепсу, и занять место в Сенате, и совсем другое – стать вассалом Ричарда, как герцога Нормандии, или, того хуже, графа Анжу, или Мэна. В лучшем случае угодишь с сословие патрициев, но скорее падёшь до всадника, ибо «горе побеждённым».

С Балдуином Фландрским отношения у Ричарда и правда не сложились. Трудно сказать – что явилось тому причиной, но он ответил категорическим отказом на предложение короля в Крестовому походу в 1193 году, а после этого прекратилось и общение с племянницей, которая просто перестала отвечать на письма. Причём не только Ричарду, но и бабушке – Алиеноре Аквитанской. В другой истории Балдуин возглавил Четвёртый крестовый поход, закончившийся взятием Константинополя и стал первым императором Латинской империи, основанной на руинах Византии, а значит человеком был амбициозным и предприимчивым, таких Львиное Сердце ценил и старался возвысить, но на этот раз не сложилось. Воспользовавшись военной неудачей франков, граф Фландрии и Эно захватил Артуа, которое его отец передал Филиппу-Августу в приданное за своей племянницей, а сейчас точил зубы на Шампань, не смотря на то, что у графства был законный наследник, хоть пока и несовершеннолетний Тибо III. Словом, вёл себя Балдуин как бешеный пёс, бросающийся на всех подряд, включая и родственников. Разумеется, никакой помощи Ричард ему оказывать не собирался, и Карл Смелый решил этим воспользоваться следующим летом.