Ой, да ладно, Риччи, мы ведь не в романах живём, все принцессы посещают отхожие места, так что запахами нас не запугать. Расскажи, как ты разбил сельджуков.

– Тебе то это зачем, сестричка? – устало усмехнулся Ричард.

– Я буду писать романы. Писать я умею, время у меня тоже есть. К тому-же, роман про тебя никто не пишет, это я уже узнала.

– Всё правильно, писать про себя я запретил.

– Почему?

– Подойди ближе, будто хочешь меня обнять. – Ричард наконец скинул берцы и носки – Вот это мой настоящий запах, сестра. Мы, несомненно, добьём и сельджуков, и мавров с арабами, но запах воина никогда не изменится. Война – это всегда грязь. Летом – это грязь, перемешанная с пылью, а зимой со снегом. Но запах всегда один и тот-же, вот и напиши об этом правду сестра. Я даже название тебе предложу – «По ком звонит колокол?», и эпиграф: «Он звонит по тебе!» Война – это постоянная грязь, и очень редкие победы. А для некоторых и поражения. Если возьмёшься написать правду, то я тебе многое расскажу. Поле боя, с тысячами убитых, пахнет куда хуже моих носков. Там запах настоящей смерти. Ну, берёшься?

– Берусь.

– Ну, тогда слушай. Однажды мы, с графом Лестером, Ги де Дампьером и Гийомом де Баскервиль жрали сдохшую кобылу. Шакалы её не доели, мы их отогнали, но пахла она ничуть не лучше моих носков, представляешь? Но, отбив у шакалов, мы её доедали только потому, что завтра нам в бой, и понадобятся силы. Мы никогда не задумывались о заразе, для нас всегда было важно только завтра. Настоящий воин про послезавтра никогда не задумывается. Напиши об этом. На такое больше никто не осмелится.

Тринадцатого июня 1197 года, войско императора Оттона Вельфа, пройдя через Шампань, вторглись в графство Эно[95] и осадили Монс[96]. Как и предполагал Эд Бургундский, суд имперских епископов внял доводам Папы и признал Оттона императором, однако противоборствующие стороны это примирить не могло. Противостояние Вельфов и Штауфенов в империи продолжалось уже больше полувека, и хотя в партии Штауфенов не осталось достойного вождя из этого Дома, подчиниться одному из Вельфов, примкнувшие к ней феодалы не могли, слишком много накопилось взаимных обид за эти полвека, а особенно за последний год. Год реванша Вельфов в Саксонии и Баварии, год завоевания Бургундского графства, Швабии и Австрии. Слишком много недовольных собрались сначала под знамя Оттона Штауфена, а теперь, вместе с ним, перешли в лагерь Балдуина Фландрского. Официальное признание императором не изменило почти ничего. Кроме Генриха Вельфа, присягу согласился принести только один значимый имперский князь, владетель Лужицкой марки, маркграф Конрад II, из рода Веттинов, традиционно придерживающихся нейтралитета и закона.

Баварию император брату всё-таки уступил. Просто так, по-братски, даже не попросив Генриха поучаствовать в подавлении мятежа. Пусть зачищает территорию древней Дакии[97] от кочевников и строит порт в устье Дуная. Не стал Оттон призывать и рыцарское ополчение Саксонии, находящейся во враждебном окружении, и до сих пор терзаемой внутренними смутами. По малолетству Вильгельма, которому только недавно исполнилось тринадцать лет, регентом королевства, согласно завещанию отца, стал граф Мерзебургской марки, Йохан Мюллер, младший сын мельника, заслуживший знак отличия ордена Героев на колодке в Святой земле, в составе Германского легиона, получивший золотые шпоры и рыцарскую цепь Ордена от графа Лестера, а Мерзебургскую марку и титул графа от Генриха Вельфа-старшего. Бесстрашный воин и очень талантливый полководец, но его подлое происхождение не давало покоя многим. Многим дуракам, которые забыли, что не все их предки были благородными, а когда-то и они начинали именно так, даже Великие Дома. Впрочем, Йохана Мюллера поддерживал сам Ричард, поэтому за него беспокоиться не стоило. Он и Саксонию отстоит, и Вильгельма правильно воспитает.

Балдуин Фландрский собрал под своё знамя больше пятидесяти тысяч. Кроме Великих имперских Домов – Штауфенов и Асканиев, его поддержал король Дании, Кнуд VI. Не напрямую поддержал, сама Дания осталась нейтральной, но он никак не воспротивился участию в войне своего брата, герцога Гольштейна Вальдемара, который привёл в Гент две экипированные терции пехотинцев и почти четыре тысячи конных латников. Разумеется, не просто так, ему, в случае победы, была обещана Марка Биллунгов, на которую Дания давно облизывалась.

Новый расклад сил вынудил имперское войско изменить тактику. Штурмовать Монс торопиться не стали, тем более что город к этому готовился. Наверняка ворота уже заложили изнутри каменной кладкой, улицы перегородили баррикадами, а Балдуин, нависая с более чем двукратно превосходящим по численности войском с северо-запада, только и ждал, чтобы имперцы в эту паутину вляпались, чтобы покончить с ними одним ударом.

Вместо штурма Монса, Оттон, посовещавшись с Эдом Бургундским, приказал отойти на юго-запад и начал строить укрепления, перекрыв дорогу, соединяющую Монс с Валансьеном. Укреплённый лагерь, этакую эрзац-цитадель, в котором размещалась кавалерия, и шесть фортов по периметру, которые заняли легионы, по одной терции на каждый форт, а большую тысячу русов разделил на четыре полутысячи и отправил грабить окрестности. Эта тактика успешно применялась не один раз, и Балдуин о ней, несомненно, знал, но знать – это одно, а противодействовать – совсем другое. Когда-то Принцу-Бастарду в Польше противостояло более чем вчетверо превосходящее по численности войско поляков, куда более воинственных, чем сборная мятежников, но и они обломали себе зубы. Правда, у Филиппа де Фальконбридж были пушки, но зато у него не было новых ручных бомб.

Бомбы и правда оказались на диво хороши, именно такими, как рассказал Эд. Лёгкие катапульты для их применения собрали из подручных материалов собственными силами, то есть практически даром, и установили по сотне в каждом из фортов. Кроме того, из этих бомб получались отличные мины: привязываешь за кольцо тонкую верёвку, закрепляешь бомбу, а второй конец верёвки за вбитый в землю колышек. В траве этой растяжки не видно, её обязательно кто-нибудь да зацепит. В бою под ноги никто внимательно не смотрит, ни пехота, ни тем более лошади, а до сапёров современная военная мысль ещё не доросла.

По уму-то, Балдуину стоило бы плюнуть на эту импровизированную крепость, обойти её и вторгнуться в беззащитную Шампань, за которой лежали столь же беззащитные герцогство и графство Бургундские, но поступить по уму он не мог, ибо командовал не регулярной армией, а имеющими собственное мнение феодалами. Кичливыми, самоуверенными, и понятия не имеющими – что такое современная война. К тому-же, им было известно, что пушек с собой имперцы не привезли. Откажись граф Фландрский от атаки, и всё – конец коалиции мятежников. На него поставили только потому, что в прошлую кампанию он творил чудеса, малым войском ограбив Шампань, и оставив в дураках графов де Куси и де Суассона. Словом, на атаку Балдуин был обречён самой Судьбой.

К лагерю, вернее, уже полевой крепости имперцев, мятежники подошли в конце июня, с громадным обозом. Пушек у них тоже не было, но зато каждый вшивый феодальчик вёз с собой походный двор, челядь, роскошные шатры для ставки, ковры, мебель, утварь, охотничьих собак и соколов, словно ехали не на войну, а развлечься на охоте. Кроме того, изгнанные из своих уделов в Саксонии, Швабии, Баварии и Австрии, тащили с собой вообще всё имущество, включая и казну.

В разблокированный Монс, Балдуин Фландрский эту саранчу не впустил, поэтому лагерем они встали между столицей графства и укреплениями имперцев. К тому времени, русы уже неплохо прошлись по герцогствам Брабанту и Верхней Лотарингии, графствам Намюр и Люксембург, поэтому мятежники жаждали немедленной мести. Многие даже предлагали атаковать всеми силами сходу, даже не обустраивая лагеря, но Балдуину, хоть и с трудом, но удалось настоять на своём. Лагери устроили и попытались выслать разведку, но вернувшиеся к тому времени из набега русы, уже отлично изучившие местность, особо не напрягаясь перебили все разведовательные отряды графа Фландрского. На дальних подходах, чтобы не демаскировать минные поля, в основном из засад, поэтому сами они потерь практически не понесли.