– Эту печь нельзя погасить, а угля она пожирает как не в себя, Сир. Скоро мы сожжём все леса в округе.

– Не успеем, Робер. Древесный уголь мы скоро заменим каменным, из Кардиффа. Там уже строятся специальные печи для выжигания из угля серы. Руду будем получать от свеев[30] и за каждую выплавку получать не меньше трёх тысяч фунтов стали. Организуйте сначала продувку расплава свинского железа разогретым воздухом, это самый сложный процесс, а потом я вам подскажу что делать дальше.

– Три тысячи фунтов[31]. Каждый день. Зачем нам столько, Сир?

– Это только для начала, чтобы научиться. – усмехнулся Ричард – На самом деле нам потребуется в тысячи, миллионы раз больше. Из стали мы будет строить корабли и мосты, производить инструменты для ремесленников и крестьян. Сами увидите, скоро три тысячи фунтов будет мало даже для одного человека.

– Приложу все усилия, Сир. – в голосе кардинала звучали нотки крайнего удивления.

– Бог в помощь, Робер. Передайте архиепископу Реймса, что Людовика я принял в свою семью. Сам я с ним встречаться не хочу. Надеюсь, у императора хватит ума разобраться с франкскими священниками по византийскому варианту. Не прощаюсь, приглашаю вас составить мне компанию за ужином на вилле Диктатора Рима. Проводим графа Лестера на войну.

– Обязательно буду, Сир.

Исторические очертания Колизея были почти восстановлены, во всяком случае снаружи. Внутри же царил производственно-творческий бардак.

– Как-то всё слишком медленно движется, друг мой Ицхак.

– Ты сам в этом виноват, друг мой Сир. Какого чёрта тебе понадобилось восстанавливать исторический облик? Кому он сейчас нужен, и кто его помнит?

– Мне нужен.

– Тогда себя и вини, что всё движется медленно. Это нелепое сооружение наверняка строили десятки, если не сотни тысяч рабов, а у меня под рукой и тысячи то не наберётся.

– Я тебя не виню, Ицхак. Просто высказываю сожаление. Мы уже готовы начинать биржевые торги, а строительству конца-края не видно.

– Эти сожаления являются плохо скрытым упрёком в мой адрес. И вообще, зачем нам ждать именно Колизей? Неужели ты думаешь, что на торги соберутся посмотреть пятьдесят тысяч человек? У нас пустуют два палаццо, любой из них можно привести в порядок довольно быстро.

– Пятьдесят тысяч, конечно, не соберутся, да и не нужны они на торгах. Мне хотелось связать начинающуюся новую эпоху с великим античным прошлым. Символизм, не более того. Впрочем, ты прав. Распорядись привести в порядок палаццо Бобони на Виминальском холме. Начнём там, а дальше посмотрим.

Семнадцатого апреля 1195 года, через два дня после празднования Воскресения Господня, из Суэца[32] на юг Африки отправились первые поселенцы-колонизаторы. Больше четырёх сотен шебекк приняли на борт почти пять тысяч человек (включая женщин и детей) и должны были доставить их в залив Мапуто, в устье реки Темб, где им надлежало основать город, строить укрепления и порт, который станет воротами Южной Африки для дальнейшей экспансии европейцев.

Путь на юг вдоль восточного берега Африки к этому моменту был разведан, картографирован и почти безопасен. Император Эфиопии Наакуето Лааб захватил Джибути и Могадишо, а один из бывших легионов Жоффруа де Лузиньяна, названный Аравийским, взял под контроль Аден. Пираты в этих местах стали явлением очень редким, а для такого сильного флота они и в лучшие времена опасности не представляли, так что реальная угроза исходила только от стихии. Хоть удобные для пережидания непогоды бухты и были уже нанесены на карты, риск внезапного тропического урагана, или ещё более внезапного цунами полностью исключить было невозможно. Они и в двадцать первом веке нередко становились проблемой, несмотря на все метеорологические спутники, а в двенадцатом только и оставалось, что положиться на волю Господню.

Гуго де Лузиньяна в этот поход Ричард не отпустил, флотом командовал вице-адмирал Анри де Грасье, который в прошлом году уже провёл эскадру до Мапуту и вернулся обратно, не потеряв ни одного корабля. Справился один раз, значит справится и второй, а третий и последующие уже станут привычными, как для водителя трамвая, который ходит по одному и тому-же маршруту. Сухопутные силы возглавил герцог Багдада Гийом де Баскервиль, а начальником его штаба был назначен граф Басры Жиль де Сольте. Оба молодые, оба послужили в свите Ричарда старшими оруженосцами, а потому бывшие хорошо знакомыми и даже друзьями. Храбрые, благородные и преданные. Такой молодёжи нужно было давать дорогу. Большую дорогу в Африку.

Помимо сервов, а их отправилось тысяча семей, главы которых обучались владению оружием и действиям в строю подразделений, в африканский поход отправились пять сотен миссионеров из числа пожилых братьев-рыцарей госпитальеров и тамплиеров, которым не захотелось медленно и бессмысленно угасать в Орденских замках, вспоминая прошлые битвы, три сотни добровольцев из числа братьев ордена Героев, полторы сотни артиллеристов и сотня инженеров.

Все сервы, отобранные для этого похода, кроме того, что они проходили обучение воинскому делу в течении целого года и снаряжены устаревшими для европейской войны доспехами, в бухте Мапуту должны были получить статус плебеев. То есть вольных граждан, у которых помимо обязанностей появлялись ещё и права. Обязанность была понятная, вставать в строй по приказу в случае угрозы, а права им даровались из древнего, то есть будущего (не возникшего пока будущего) билля о правах. Выделенная им в собственность земля не могла быть отобрано по произволу феодала, только лишь по решению суда, а в выборе судей все они принимали участие: один меч – один голос. Это была настоящая революция и проба социального лифта, но Ричард на неё пошёл. Всё-таки, всякие ненадёжные пока лифты лучше опробовать где-нибудь подальше, и под присмотром надёжных людей, а Южная Африка подходила для этого более чем. Случись там смута – смотрящие перебьют всех бунтовщиков, и никто ничего в Европе об этом не узнает. Хоть король и был уверен, что никакого бунта не случится, но на всякий случай подстраховался.

Кроме кнута был и пряник – возможность подняться на следующий этаж социальной лестницы. Герцог Багдада, Гийом де Баскервиль, приор-секретарь ордена Героев вёз с собой сотню знаков отличия Ордена на колодке, обладатель которого получал статус дворянина и десять рыцарских цепей, награждённые которыми переходили в сословие всадников, с соответствующим материальным поощрением. Был предусмотрен и спуск в социальном лифте. Отказавшийся встать в строй, или проявивший трусость в бою сразу становился сервом. Опять таки, решением выборного суда, ведь избирателями были только воины, а значит в судьи выбирались настоящие герои.

Да, это был всего лишь социальный эксперимент, но проводить его было нужно. Как говорила та бабка в анекдоте про коммунизм – учёные сначала на мышах пробуют. Запредельно цинично, конечно, назначить пять тысяч людей на роль лабораторных мышей, но другого выхода просто не было. Лучше утилизировать пять тысяч сейчас, чем пять миллиардов в будущем. Бог-Дед это оценит и поймёт, а на садиста-беспредельщика Отца, или нищего духом Сына, Ричарду было наплевать. В их дебильный Рай он попасть не стремился, там даже просто поговорить будет не с кем, кругом одни дебилы.

Кроме того, король категорически запретил обижать местных, какими бы убогими они не выглядели. Все земли было приказано выкупать по назначенной аборигенами цене. Даже с бонусом. Просят три меча – дай четыре, просят два щита – дай три. К тому-же категорически запрещалось насильно обращать в свою веру. Мало того, запрещалось обращать спонтанно, оглашенные должны провести в этом статусе хотя бы год. Допущение к религии должна была восприниматься ими как награда, и никак иначе.