Двадцать восьмого июля 1196 года в Рим прибыли главные неудачники весенней кампании графы де Суассон и де Куси. После отзыва у них легионов, они ещё пытались собрать войско из бывших вассалов Филиппа-Августа, чтобы атаковать Брабант и Нижнюю Лотарингию, но тщетно, под их знамёна вставать никто не хотел. Люди, избравшие своей профессией войну, не важно, феодалы, или наёмники, очень ценили в командирах талант полководцев, но ещё сильнее удачу, а графы ни тем, ни другим отличиться не смогли, не смотря на двукратный численный перевес, они так ничего и не добились. Нет, какие-то результаты были, Парижское графство занять они смогли, но именно занять. Без боя и до нитки ограбленное. Смогли и изгнать Бодуэна Фландрского из графства Шампань, но тот ушёл с богатой добычей и полностью сохранив своё войско. Признать такой результат удачным не могли даже сами графы, не то что их окружение.

– Слушаю вас, милорды. – на этот раз Ричард квартировал в новой Папской резиденции в Ватикане, где ему выделили западный флигель нового палаццо.

– Мы хотели бы увидеться с принцем Людовиком, Сир. – ответил за обоих граф де Куси, обозначая своё старшинство.

– Тогда вы зря прибыли в Рим. Людовик служит в свите графа Лестера и сейчас отбивает у арабов и мавров Испанию.

– Но он же слишком юн для этого, Сир.

– Годами юн, но телом крепок и разумом превзошёл многих зрелых мужей. – не упустил возможности вставить шпильку Ричард – Таково было его желание – поучаствовать в крестовом походе. Роберт де Бомон им очень доволен и предрекает Людовику славное будущее. Что-нибудь ещё милорды?

– Парижское графство, Сир. Это наследие принца, но он пока не достиг возраста вступления в права сюзерена. Вы теперь его отец и опекун…

– Договаривайте, граф. Не мнитесь юная девица на смотринах.

– Вам следует принять Парижское графство под свою руку, Сир.

– Очень интересно, из чего это следует? Я усыновил Людовика, постараюсь дать ему соответствующее образование и воспитать должным образом, но для чего мне полностью разорённое графство? Там хоть люди то живые остались?

– Остались, Сир, хоть и не так много. Но это ведь наследие принца.

– Это старая телега с отвалившимся колесом, а не наследие. Людовик достоин большего.

– В аббатстве Сен-Дени захоронены все его предки.

– Ну, допустим, далеко не все, если принять на веру, что свой род мы ведём от Адама и Евы. К тому-же, по моим сведениям, аббатство не разорили. Даже у тевтонских варваров хватило ума этого не делать, а теперь ему тем более ничего не грозит. Разорённый Париж мне отстраивать некем. Я не беден, но только деньгами города не строятся, нужны люди, а их нет.

– Если вы примете графство под свою руку, они появятся, Сир.

– Вот как? Очень интересно. И откуда же они появятся?

– Из империи, Сир. Из Испании. Везде война. К тому-же, все сохранившие верность вассалы Филиппа-Августа готовы выделить на благое дело часть своих сервов.

– И много ли сохранивших верность?

– Почти шесть сотен сеньоров и рыцарей, Сир.

– И все они готовы принести мне оммаж?

– Все, Сир.

– Они в курсе, что я не принимаю щитовых от своих вассалов? Все присягнувшие пойдут в бой, там и тогда, где мне это понадобится.

– Все в курсе, Сир. К тому-же, на выплату щитовых сейчас ни у кого нет средств. Мы все пойдём в бой под вашим знаменем.

– Не под моим. Думаю, граф Лестер согласится признать Людовика баннеретом[78], так что в бой вы пойдёте под привычными лилиями, хоть и под командованием Роберта де Бомона. В войну христиан между собой я вмешиваться не собираюсь, а в Испании и Африке шесть сотен панцирной кавалерии нам не помешают. Кто согласится – пусть готовится к оммажу и принятию креста. Парижское графство я и без вас оборонить сумею, но обещанных сервов вы всё равно предоставите. Кто знает, побегут ли туда из Испании и империи, сейчас хватает и более спокойных мест, а смерды ненамного глупее нас с вами. Вас это устраивает, милорды?

- Устраивает, Сир. – почти хором ответили оба графа и преклонили колено.

– Тогда собирайтесь в Париже через три недели. Бог в помощь, милорды.

Известие о том, что Спящий Леопард и Принц-Бастард женились на сосватанных друг другу сиротах, Ричарда изрядно позабавило. Конечно, сиротки были не из холопок, и, к тому-же, имели статус дочерей городов – жена Филиппа де Фальконбридж была дочерью Великого Новгорода, а Кеннета Маккинли Кракова, ход всё равно был очень изящный и буквально взорвал общественное мнение. Половина, в основном старички, считали эту выходку попранием традиций, разрушением вековых устоев и прочее «раньше было лучше», зато молодёжь отреагировала почти с восторгом. Несмотря на то, что на приданное не претендовали ни король Русов, ни король Богемии и Польши, получили они не мало. Стыдно было таким богатым и крупным городам выдавать своих дочерей замуж нищенками, поэтому вскладчину, добровольно, собрали даже больше, чем мог выделить какой-нибудь далеко не самый захудалый герцог. При этом никакой жадной родни у обоих не появилось. Ричарда немного задело то, что с ним не посоветовались, но ни Спящий Леопард, ни Принц-Бастард его вассалами не являлись, передав свои сеньории в Святой земле Ги де Дампьеру, они были полностью в своём праве, чем и не замедлили воспользоваться.

«Дурной» пример заразителен. Генрих Вельф-младший, тоже не являвшийся ничьим вассалом (если не считать Дамиетту, но её можно было не считать, ради такого он от неё откажется, без сомнений), уже заявил, что жениться намерен именно на сироте, которую сосватает ему один их городов. А учитывая, что он уже взял Вену и сейчас осаждал Зальцбург, выйдя на границу с Баварией, желающих городов найдётся немало. Его младший брат Оттон, в качестве маркграфа Бургундии, то есть вассала своего отца, взял паузу, заявив, что жениться сейчас не время, и до полного окончания войны, он об этом задумываться даже не собирается.

Взбешённая железная герцогиня Алиенора Аквитанская, которая уже полтора года строившая на своих внуков матримониальные планы, примчалась в Ватикан и наговорила Ричарду гадостей, но тот в ответ лишь пожал плечами. Молодёжь не уважает стариков, которые по полтора года жуют сопли, и с этим он, к большому сожалению, ничего поделать не может. «O tempora! O mores!»[79] Ничего святого эти псы войны уже не признают и посоветовал, пока не поздно, пока ещё хоть один её внук Луи де Блуа занимается геноцидом в Индии, и ещё ничего не слышал о новой моде, постараться подыскать невесту хотя-бы ему. Но если это опять затянется на год, или больше, то сам Ричард не может ничего гарантировать. Людовик, конечно, вассал, как герцог Йемена и Омана, его можно послать его в бой и даже на верную смерть, но заставить его жениться не в состоянии даже король. Так что торопитесь, Маман. Мода – это жуткое явление, разрушающая всё хорошее старое, в угоду новому и непотребному. Когда Геноцид вернётся из Индии, его уже должна ждать невеста. Геноцид? Это ваш внук Людовик. Почему Геноцид? Господь его знает. Нравится ему вырезать целые народы, ни одного араба, или бедуина в Аравии не оставил, всех убил. Конечно неверные, я и не говорю, что это плохо. Вы спросили – почему Геноцид, я вам ответил. Конечно, я помню, что вы считаете меня Дьяволом, но ведь именно вы меня породили, поэтому не нужно тут прикидываться святее Девы Марии. У меня дела, Маман, извините. Навещу вас через неделю.

Девятого августа 1196 года в Рим наконец-то вернулся герцог Антиохии, адмирал-фараон Гуго де Лузиньян, с эскадрой из трёх каракк: «Генриха Шампанского», «Крестоносца» и «Госпитальера». К сожалению, «Фридрих Барбаросса» сгинул в морской пучине, исследуя Карибское море где-то в районе Ямайки, а «Тамплиера» Ле Брюн оставил поселенцам. Для связи между основанными колониями и на всякий случай. Колоний он основал целых три. Как и договаривались изначально, он выкупил у аборигенов остров Манхеттен, где заложил крепость Нью-Йорк, Вторая колония расположилась в районе восточного побережья Панамы. Там было всего шестнадцать европейцев и почти четыре сотни воинов Лузиньянии, которые приняли европейцев как Богов, и вооружённые старыми доспехами легионеров, с удовольствием вырезали местных папуасов, которые не желали становиться рабами белых богов. А третью где-то на побережье бывшей в той истории Южной Америки. Не то в Бразилии, не то в Суринаме. Там был всего один европеец, но зато целая терция индейцев-легионеров, которая несла своими мечами добро и процветание, прогресс и просвещение местным дикарям. Прогресс для местных дикарей состоял пока в собирании сока каучуконосов, заготовке бальсы и какао-плодов. Сам Ле Брюн, разумеется, стал Верховным Богом в местной божественной иерархии. К сожалению, подробно всё обсудить не получилось, Ричард торопился в Париж, но он успел придать Фараону пять галеонов, с приказом покончить с демократией в Греции, а если будет на то необходимость, то и в Венеции. Не дело это, целому Белому Богу быть всего лишь герцогом. Вот оно, королевство, приходи и бери. Тем более, что граф Лестер вернул норманский десантный корпус, разросшийся уже до трёх тысяч мечей. Вернее, секир, но сути это не меняет. Использовать норманов как простых пехотинцев, Роберт де Бомон посчитал расточительством, а когда они понадобятся для десанта в Северо-Западной Африке, уже успеют вернуться назад.