— Водки дайте, — попросила я.

Мы нажрались в хлам и занимались любовью втроем возле моря на холодной гальке черного пляжа. Не помню, как и сколько раз.

— Вообще-то, девушка, вы нам не подходите. Но за неимением гербовой, пишут на простой, — заявила дама, принимая меня на работу. Невероятно полная, с бюстом таких размеров, что глазам отказываешься верить.

Я опустила голову, пряча улыбку. Конкуренции здесь не было никакой. И быть не могло. При такой зарплате.

— Я поеду, — сказала я близнецам на утро.

Наша похмельная компания выпросила кофе в спящей кафешке на берегу. Пенсионеры и физкультурники увлеченно встречали солнце пассами утренней зарядки. Чайки охотились в тихой воде. Корабли стояли на рейде в прозрачном горизонте. Свежо. Я, закутанная в рубахи близнецов, глотала обжигающий кипяток, щедро сдобренный растворимым кофе и сахаром.

— Угораздило же, — хмуро высказался Кас. Сел верхом на лавку справа от меня. Левая рука на спинке, правая на столе. Водит пальцем по краю дымящегося стакана. Сквозь виноватую печаль явно просвечивает довольная сытая радость. В первый раз у них такое? Врядли.

— Да ладно тебе, — я отвернулась от его глаз. — Все этого хотели.

Было и было. Прошло. Пора разбегаться. Слева оседлал лавку другой рыжий. Правая рука на спинке, левая на столе передо мной. Кольцо.

— Не уезжай, — попросил младший брат. Обнял меня за плечи.

— Руку убери. У нас договор, — тут же отреагировал старший. Напрягся.

Надо уходить. Точно надо.

— Мальчики, не ссорьтесь, — миролюбиво проговорила я. — Никакая женщина не стоит мужской дружбы. Поверьте мне, как женщине.

Я засмеялась, вытащила сигарету из пальцев Каспера. Пора. Быть пресловутым яблоком раздора для двух рыжих братьев я совсем не желала. Отнюдь. Пустота внутри, что организовал мне серьезный генерал, никуда не делась. Кыш!

— Работаешь? — услышала я в бессчетный раз.

Зря смеялась над фразой администратора. Толстая Роза оказалась права до невозможности. Выглядела я у подъезда отеля неуместно, чересчур длинно и не по правилам. Во-первых, девушка. И, во-вторых, и в-третьих. Униформа не спасала никак. В мою тощую фигуру не верили мамаши семейств на коровообразных кроссоверах, не желая доверять ключи. Предпочитали корячиться собственноручно в заковыристой географии подземной парковки. Девушек-подруг важных дяденек в седанах я откровенно раздражала. Сильный пол на серьезных машинах я приводила в замешательство, пробуждая желание удочерить и поиметь на всякий случай. Или хотя бы попытаться. Но только не позволить мне парковать свое дорогостоящее чудо. Водитель я нормальный. Четыре года на этой автомобильной свадьбе. Если бы не навык, то вылетела бы уже через час с работы, как пробка из пресловутой бутылки.

Снять меня вечерами пытался каждый, если не второй, то четвертый. Просто несчастье какое-то. Раздражало повышенное внимание меня зверски. Но я терпела. Не в зарплате дело. Деньги есть. Я тупо не желала оставаться с собой наедине. Дурнотная тоска, крепко застрявшая во мне третьего дня, не отпускала. Присела на сердце нелепым, острым сожалением. О чем? О несбывшемся. О том, чего на самом деле не было, и быть не могло.

Я тряхнула головой, прогоняя осточертевшие мысли.

— Ты уберешь машину на стоянку или мне самому? — сердитый голос вернул меня к действительности. Ошиблась, ну надо же.

— Да-да, конечно, — я низко опустила голову и двинулась к машине.

Седан вольво. Коряво стоит. Водитель, видать, умелец еще тот. Туфли оксфорд. Брюки со стрелками. Взяла ключи из руки в рыжей гловелетте. Надо же, не жарко ему в коже.

— А мужчины-парковщика нету? — растерянный вопрос.

— Не любите женщин? — я резко подняла лицо в упор на говорившего. Достали, ей-богу!

— Люблю, — растерялся мужчина. Русый, не лысый, без бороды. Лет сорок. Испуганный. Поло от Лакост.

— Не переживай, дядя. Я доставлю твою ласточку в лучшем виде, — с интонацией извозчика посмеялась я.

Старый туксон с помятым правым задним крылом припыхтел ко входу. Молодая женщина за рулем. Три детских кресла с разновозрастными отпрысками. Это недешевый отель. Категория автомобиля слабо вписывалась в здешнее меню. Дети, к тому же.

Женщина вышла, оставив ключи в замке зажигания. Дети. Самый младший приклеился на грудь. Средний ухватил маму за широкую штанину. Старшая девочка уверенно впереди матери вошла в зеркальные двери. В машине пахло тем самым непередаваемым детским запахом и яблоками. И старым пластиком салона. Швейцар дядя Гриша поволок к лифту чемоданы.

— Лола, не в службу, а в дружбу. Слетай в третий люкс, что-то им там нужно, — попросил пожилой мужчина, вернувшись на пост у входных дверей. Я кивнула. Моя смена закончилась пять минут назад. Мне не трудно.

Знакомая компания. Самый мелкий утюжит ладошками и коленками палас. Двое других внимательно глядят в телешоу. Все едят кукурузные хлопья и молоко. Причем, младший прямо с пола, зажав соску бутылки в зубах, как сигару.

— Мы оплачивали детскую кроватку, а ее нет, как нет, — сообщила мамаша, не прерывая телефонного разговора. Зажав аппарат между ухом и подбородком, она решительно мешала что-то белое в кастрюльке. Кухня в номере — весьма распространенное явление местного вип-дизайна.

— Да, мы прибыли. Все отлично. Все нормально себя чувствуют. Передай своему братцу, что он козел, — услышала я на выходе.

— У вас нет услуги няни? — спросила у меня мать семейства, когда дядя Гриша ушел, втащив в боковую спальню громоздкую детскую кроватку.

— Сегодня вряд ли. Слишком поздно. Завтра можно попробовать найти, — улыбнулась я, глядя, как она перекладывает уснувшего на ковре малыша. Кирюша, как ты? Мелькнула теплая мысль.

— Натусик, посмотри за братьями. Я ненадолго уйду, — женщина не стала проверять, что и как ответит ей старшая дочь. Та, с привычным спокойствием переместилась с дивана на пол у границы между детской теперь комнатой и общим залом. Скрестила ноги по-турецки на коротком ворсе паласа. Ела медленно хлопья и смотрела в телек.

— Пошли, составишь мне компанию, — велела решительная женщина, и мы отправились к лифту.

— Устала, — сообщила мне моя спутница, опускаясь на лавку ближайшего ресторанчика. Шашлык, море, ночь. Все как всегда. Хорошо. — Две тыщи верст отмахала.

Я кивнула. Знала по себе, что это такое в один руль. Спина, наверняка, отваливается.

— Катерина, — она представилась, протянув мне узкую сухую ладонь. Твердая и резкая в ярком платье цвета лайм.

Я пожала и назвала себя.

— Смертельно хочу шашлыка. Детям нельзя. Хоть сейчас наемся, пока спят. И кружку пива, — она рассмеялась хриплым смехом. Над собой.

— Куришь тоже втихаря? — улыбнулась я.

— Да. Приходится. Мой первый бывший — борец за ЗОЖ. Это он оплатил гостиницу и отпуск. Узнает, что курила при детях, вони не оберешься, — Катерина обеими руками притянула к себе блюдо. Мясо, овощи, зелень. Аджика в широкой плошке. Тонкий пергамент лаваша. Пиво в запотевшем бокале.

— Сколько их было, твоих бывших? — интересно. Я оторвала полоску хлеба. Макнула в аджику. Острая.

— Официально? Все трое. Алименты платит только один. Отец Наташи. Два других только обещают, — Катерина ела с удовольствием. Не спеша и с чувством.

— Девочки! — сунулся к нам, было, чей-то национальный нос.

— Пошел в жопу, — беззлобно отправила его вон распорядительная Катя. — Я сама на четверть армянка, но курортную эту братию терпеть не могу.

— Это от того, что у тебя уже трое детей. Наотдыхалась? — засмеялась я. Взяла аккуратно вилкой самый маленький кусок мяса. Надо есть.

— Шутишь? Дети — это лучшее, что есть у меня. Их отцы, правда, не идеальные образцы, — Катя громко расхохоталась нелепой рифме. — Но я со всеми ними дружу. Папин день соблюдаю регулярно. Ну и деньги на деток отжимаю, как могу. Они все нормальные парни. С работой им, правда, не всегда везет. Слушай, зачем мы влезли в эту тему? Ну, ее! У тебя тут компания есть?