«Кто глядел на холку морской струи…» Памяти Сергея Шмелёва (†1921) Кто глядел на холку морской струи за кормой, в черёд возвращенья веря. Кто остался тут в Киммерии и стал добычей в лапах мадьяра-зверя. До бесцветья выжженные холмы. В их лощинах вместо античных баек — неужели все эти люди мы? — на заре расправы и гомон чаек, так и несмолкающий посейчас. Птичий грай, подобный обрывкам фраз. Только у расщелины бледный мак, изнурённый, выстрелов не боится, понимая жизнь, очевидно, так, что и, обрываясь, она продлится. Ветер с моря лижет мою ладонь. Не перекреститься. Не поквитаться. Солнце мёртвых. Белый его огонь. Я иду к нему, чтобы там остаться. Июнь 2018 Перекрёсток Накрывала прежде любовь, поверь, с головой. Стихи про неё слагая, я словам потворствовал. Но теперь им с тобой не справиться – ты другая. Враз мороз и лекарь от всяких скверн, и витражный мастер, искусной флорой нам напоминающий про модерн, флорой, наша ночь голубей с которой… А когда свечные, в глазах рябя, огоньки утонут в горячем воске, лишний раз не снясь и не теребя, терпеливый, буду я ждать тебя на с земли невидимом перекрёстке. 20 сентября 2018 «Примстились…» Примстились свечи в тесной горнице с оконцами в дремучий сад, где оправляют крылья горлицы и гулят с отпеванием в лад. И запах издали доносится окровавленного свинца и пота с ворса переносицы печоринского жеребца. Мы земляки не только с самою родимой Волгой и Окой с их гаснущею амальгамою, но вот – и с южнорусской драмою, её оборванной строкой. Присовокупь сюда и звёздные пространства на излёте тьмы с их обещаньями негрозными, что скоро будем вместе мы. С ней как-то связана в подробностях та в отчем доме в давний день, считай, во всех стеклянных ёмкостях густая белая сирень… За всё, последний друг единственный, что с детства знаем наизусть, за свет из наших книг таинственный я беспокоюсь и страшусь: сумею вспомнить ли обширную в совсем-совсем другом краю земную враз и неотмирную былую родину свою? 2 июля 2019, Касимов «Прощай, дорогая, настала пора расставанья…»
1 Прощай, дорогая, настала пора расставанья, змеиных разводов лепнины вокруг потолка, душ неискушённых, неутолённых желаний и розовых пятен на пальцах цветного мелка. С той самой весны я тебя и запомнил такою: из чёрного сада под горку скользила тропа – к лохматому льду, проходившему по-над рекою, и падала щедро на нас соляная крупа. …В мещанском квартале погибших домов деревянных доныне гуляют в прохладном покое удач два голубя тучных, бродяжка с серьгой оловянной, с растительным маслом в причёске проезжий силач. 2 Ты слышишь, ты слышишь – то нас призывают с тобою. Своё промолчала ты, я своё отголосил. И радужит воздух над коркою берестяною, ещё догорая в расщелинах бурых осин. В апрельских ветрах мы на днях растворимся с тобою, когда забулдыга, на вешнее солнце кривясь и снежную влагу с тропы загребая полою, проглотит слюну и почует в себе ипостась. Да, мы отлучимся, но после своё наверстаем, неся над землёю в ответ шелестящую весть: ограбленный дед мой в снегах ярославских окраин простил и дозволил всей живности снова расцвесть. 1967 Осень 1978 года I …ближе к милому пределу П. 1. Вера, Надежда, Любовь Бабьего лета отеческий лик. Штрифель в холщовом кармане. Красно-зелёный кленовый плавник поутру выплыл в тумане. Нищий сидит у церковных ворот к мелу спиной, подбородком вперёд. Видят насквозь ледяные глаза. Вылинял ворот рубашки. К сальной подкладке его картуза весело липнут медяшки. С шишечкой чёрной резины костыль. Псевдоплодовой отравы бутыль. …Это, должно быть, сама благодать — луч на надвратной иконе! Бабки к ограде пришли торговать астры и сливы в бидоне. Тает холодная слива во рту. Крепнет малиновый звон на лету. 30 сентября 2 На Никольском погосте в ограде вязью значится «Регент Машков». В глянцевитом земля листопаде от кленовых красна гребешков. Точно в махом разбитой копилке, перед нищим с грошами картуз. – Парень, парень, сходи за бутылкой! — Побегу и скорее вернусь. …Хорошо нам на родине, дома, в сальных ватниках с толщей стежков! Верно, чувствуем – близится дрёма та, в которой и регент Машков. На ветру отсыревшие спички инвалид прикрывает рукой. По округе стучат электрички: упокой, упокой, упокой. |
