Юлия Белохвостова «Болеть нельзя. И умирать нельзя…» Болеть нельзя. И умирать нельзя, пока звонят по праздникам друзья и есть, кого позвать на день рожденья. Пока не все закончены дела, в саду ни разу слива не цвела, не варено сливовое варенье. У мамы отопленья дома нет. А мама есть, ей восемьдесят лет, она не хочет выходить из дома. Есть яблоки, не пропадать же им? В кастрюле тесто кажется живым, такая в нем растущая истома. А ты томишься, сочиняя стих, момент для засыпанья пропустив, полночи провозившись с пирогами. Раскладываешь по пакетам снедь и думаешь, что – нет, нельзя болеть, когда наутро надо ехать к маме. Надежда Кондакова
«Этот мальчик, порезавший нежные вены…» Этот мальчик, порезавший нежные вены, этот в сумерках века влюблённый герой, непорочный, как Блок, как де Сад – откровенный… Но – гора никогда не сойдётся с горой! Только лет через двадцать, а может, и больше, ты услышишь сквозь зуммер отчаянный крик, что любовь не сгинела, как вечная Польша! Так порочная Клио развяжет язык. И сквозь тысячу русских соборов и башен, и сквозь сто иудейских великих пустынь ты увидишь, что слеплен из пыли и брашен этот мир, погружённый то в ужас, то в синь. И почувствуешь там, на другой половине то ли космоса, то ли бездонных Бермуд как колотится в чёрной безжизненной стыни, твоё сердце, обвитое тысячью пут. И восстанешь, как сфинкс – из песка или глины, или вовсе – из боли, тоски, черноты… И поймешь, что как прежде, чисты и невинны — и лукавая вечность, и мальчик, и ты… Виталий Штемпель «Жил не с краю, – в дальнем том краю…» Жил не с краю, – в дальнем том краю, Где ни городов, ни горожан. Стайки сопок. В кузнице – вальжан. Я вернусь на родину мою. Там всё также. Глушь и – тишина. День минул – не отыскать улик. Кормчими богатая страна В рай вела, да завела в тупик. Но живут. Протянут ковш-потир: «Пей и не желай нам перемен». Всяк мудрец. И грешный этот мир Видит, как из бочки Диоген. Может быть однажды отболит: Там ли был им, или здесь я гость?.. В три рядка дома – убогий вид, В шаге от околицы – погост. Даль, в которой тысячи дорог. Миражи над синим ковылём. Смог уйти – глядишь и вспомнит Бог. А остался – позабудь о нём. Станислав Минаков Опустевшее время Станислав Александрович Минаков – поэт, переводчик, эссеист, прозаик, публицист. Родился 22 августа 1959 г. в Харькове. Закончил в Белгороде восемь классов школы № 19 и Белгородский индустриальный техникум (1978) а в 1983 г. – радиотехнический факультет Харьковского института радиоэлектроники Публиковался в журналах, альманахах, антологиях, хрестоматиях, сборниках многих стран. Автор 5 книг стихотворений. Член Национального союза писателей Украины (принят в 1994, исключен по политическим мотивам в 2014), Союза писателей России (2006), Русского ПЕН-клуба (2003). Лауреат Международной премии им. Арсения и Андрея Тарковских (Киев – Москва, 2008), Всероссийской премии им. братьев Киреевских (2009), Харьковской муниципальной им. Б. Слуцкого (1998), «Народное признание» (2005) и др. С 2014 г. живёт в г. Белгороде. Последний Хуже всех придется тому, кто останется тут один — озирать опустевшее время вокруг себя — помраченный ядом напрасных своих седин, угасающей памяти ниточки теребя. Он бы рад за усопшими следом сбежать, уйти, но земля зачем-то носит его, хранит. Ибо неисповедимы Господни пути, и непостижим оснований Его гранит. А оставшийся шепчет: «Боже, я так устал!» «Господи, – он бормочет, – как всё болит!» Он доел всю овсянку и даже допил фестал, но Господь его даты всё длит и длит. Нескончаем урок. Одиночества двести лет. Он встаёт и, качаясь, бредёт – за шажком шажок. Он бормочет псалом, посылая друзьям привет. И они с облаков помавают: держись, дружок! Собакин триптих 1 Человек тоскует по собаке. То и есть та самая тоска: Слышится, как будто паки, паки — ближний лай из дальнего леска. Человек глядит на юго-запад, видит там коричневый закат. А слезоточивый песий запах не уходит никогда, никак. Может быть, пора угомониться, и наступит в целом благодать. Ты жива ещё, моя мопсица? Трудно с расстояньем совладать. Но помеха ль сотня километров нам для волевого марш-броска? Заиграйте на рояле «Petroff», чтобы враз покинула тоска! 2 Ты стареешь. Но всё ж не очень. А собака – стареет быстро. Увядает от ночи к ночи, как карьера премьер-министра. Отвисают у пёски ушки, как тесёмки у старой шапки, льнет седая башка к подушке, не вмещаются лапки в тапки. Окликаешь зверька из бездны и моргаешь на мониторе, но старания безполезны — даже если полезно горе. Понапрасну твой голос дышит, ничего у тебя не выйдет: даже если собака слышит, то мерцаний твоих – не видит в нетех тщетного интернета. Кроток сфинкс у камней Хеопса. Нет на свете грустней портрета — носогубные складки мопса. |
