Алексей Ивантер «Вдова жила за старой фермой…» Вдова жила за старой фермой, На берегу большой реки. Была изба от речки – первой, Сюда и плыли рыбаки. Краснела горькая калина За огородом, над водой. И злая кличка – Магдалина Прилипла к бабе молодой. В деревне, сплетнями богатой, В мешке не спрячешь мужика, Чьи лодки к пристани горбатой Несла широкая река. И взглядом детским любопытным, В очках, с рахитной худобой, За бытом вдовьим и постыдным Я наблюдал за городьбой. Ах, Акулина, Акулина, Погасли окон огоньки, Но та же старая калина Цветёт весною у реки. И лодки крепкие другие Стоят за старой городьбой, И ходят женщины нагие, Не осуждённые молвой. Ах, Акулина, Акулина, То «Магдалина», то «Чума» — Крещеньем схоронила сына, И прибралась за ним сама. И у натоптанной дорожки От серых кнехтов до сеней — Давно не светятся окошки, Кому-то нужного нужней. А на обломанной калине Скворечня старая жива… Об Акулине-Магдалине Прими, Господь, мои слова… Марина Кудимова Старуха Когда в толпе ты встретишь человека… Козьма Прутков Когда встает детеныш человека В могутный рост И, выворачивая волчье веко, Свой ловит хвост, Я ни обмолвкой малой не перечу, — И страх берет, и что добавишь тут, Где сонмами приверженцы навстречу Ему идут. И лишь одна старуха человека Не сходит постановочно с ума. Ее хотел бы написать Эль-Греко, Но над Толедо грозовая тьма. Уже ей невозбранно все и можно, Да мир она отвергла – в чем душа, На полустанке диком внеположно Горбушку ноздреватую кроша. Игорь Волгин «Явится строчка – и сладится всё остальное…» Явится строчка – и сладится всё остальное, совесть утихнет, утешится сердце больное, будет хотя бы на миг посрамлён сатана — только случилась бы, только б явилась она. Был ли ты счастлив по жизни? Всё это цветочки — ибо ничто не сравнится с явлением строчки, лишь бы явилась, а там хоть трава не расти — можно на лютне играть иль народы пасти. Впрочем, пока ты, козёл, упражняешься с лютней, в граде и мире становится всё бесприютней, и удальцы, облачённые в шёлк и виссон, тащат в узилище тех, кто не ими пасом. Пляшет блудница, не путаясь в юбках и шалях, пьёт гегемон и апостол скребёт на скрижалях, правит правитель (да славится имя его!), но как обычно – никто никому ничего. Значит ли это, что дело доходит до точки? Может и так, только жди появления строчки — в морок и в сумрак, в кромешный распыл и распад. Если не явится – будешь во всём виноват. Максим Лавреньтьев
«Есть у меня дубовый кабинет…» Есть у меня дубовый кабинет в Останкино – не на ТВ, а в парке. Я сам такой: и есть, и как бы нет, — я словно бы хранюсь в секретной папке. Вся жизнь моя из многих букв и цифр — читателю занятие не на день. Ты говоришь, элементарный шифр? Покамест ключ к нему никем не найден. Ищи, копай, работай как горняк, зайди с того, потом с другого бока, — добудешь ключ, хоть и не в тех корнях, что дуб мой в парке запустил глубоко. Он тоже пишет книгу бытия, но ветрогон листву его листает… Не торопись, ведь как бы буду я, когда меня уже давно не станет. Мария Ватутина Вот. И вечер длится 1 Кто посуду моет, досадует на прокладку, Ибо кран свистит, словно он архаичный стилос: Как ни ставь заплаты, а дело идет к упадку, То есть тело идет ко дну, то есть жизнь сносилась. И тогда взывает к небу посудомойка, Проклиная кран, из которого каплет капля: Это все за что мне, господи? Мне и только! Это травля, господи, это такая травля? И одной бы капли хватило ей, не протечки, До которой она терпела еще, терпела… Ты прости ей, боже, эти ее словечки, Просто кран чинить – не женское это дело. 2 «Отступи от меня», – стучала и я по буквам, Отрекалась некрепким духом в повторном морге. Благочинным лайкам счет вела по фейсбукам, Предъявляла: вот учитывай их при торге. Я хотела платы за эти мои утраты, Я хотела благ за мою чистоту и веру. А когда наступал промежуточный час расплаты, Показанья снимали, как воду по водомеру. Незаметная течь, бестолковая речь, упреки, Суесловье, пустоты жизни, строптивый стилос. Не смиряюсь, но благодарствую за уроки, На которых я и кран чинить научилась. 3 Крепостные речи, спорщики с небосводом, Со крыльца Василия, рифмой скрепляя фразу, Выходили и мы на площадь перед народом, Но народ безмолвен был и невидим глазу. Посылала наша вера нам испытанья — Безразличье толпы, что хлеще четвертованья, Умирали наши ямбы среди аилов, И белели струпья на детушках-книгах, Иов. Ничего мы здесь не просили в труде безгрешном, Разве что молились рифме в углу столешном, Починяли мир, да не очень-то он чинился. Вечер длился и длился, как будто из крана лился. |
